Табак


Комнату переполняло дыхание знойного лета .. окна занавешенные плотной тканью, все равно пропускали свет. Лежать на дряхлой кровати, и смотреть в потолок, не уж-то мое время забыть обо всем, отпустить грехи прошлого и забыться в одинокой пустыне – Канзас.
Я заклинал себе – не открывать глаза. Стоит их открыть, как глаза пронзает жгучая боль, словно весь этот песок печали оседает на пепельно-черных ресницах.
Душно, но не настолько чтобы жаловаться. День уже подходит к концу, сейчас часов шесть .. может больше или меньше. Это только мои догадки.
Для меня время пробуждения, очередная бесконечная ночь и холодный ветер, который проскальзывает даже сквозь малейшую щель. «Что я тут забыл» - .. когда-то я говорил так, а сейчас я даже не хочу ничего менять. Тот яркий огонь, полный жизни и желания жить .. страсть и бунт, что пульсом разносился по телу, сейчас кажется детской забавой, или просто молодостью. Даже если я сейчас молод, молод как никто другой, время уходит от меня .. оно уносится с гулом мотоциклов вдаль забытых лет. Табак переполняет своим тяжелым дыхание всю комнату, и теряешь понятие о том, какое время суток.
Когда-то моя девушка твердила мне: « Время научит нас верить в чудеса». Я как не понимал ее философию, так и не понимаю по сей день. А она наверное говорит это кому-то другому, такому же неуравновешенному парню, каким я когда-то был. Девушки любят таких в молодости, с годами эта любовь превращается в отвращение, ведь мужские нервы сдают быстрее, чем женские. Не владеть собой, по-моему нет ничего забавнее в юности, и нет ничего хуже в зрелом возрасте. Это уже разные категории бешенства.
Интересно, может быть она еще вспоминает те дни, когда мы вместе убегали из дома на ночь на моем стареньком еще отцовском Нисане. Я даже помню запах кожи салона этой рухляди .. он жутко бил в ноздри и никогда уже не выветривался .. пока не свалился с обрыва в пропасть.
Рин любила этот нескончаемый поток энергии, который когда-то исходил из меня. Я не мог печалится, даже если на душе было хреново до не могу. Я всегда улыбался, и с каждым шагом словно делал вызов всему, что вставало у меня на пути. И я не верил, что тот Бел может сдаться. И сейчас с трудом верится, по-этому я склонен говорить о себе, как о двух разных людях, тот парень с ярко-зелеными глазами умер.
На счет глаз, они действительно, словно поглотили песок Канзаса .. сейчас, когда я смотрю в зеркало, я не нахожу себе место. Я словно тону в этих опустошенных зелено-карих глазах, их цвет напоминает песок, и это угнетает. Я ненавижу свои глаза, так же как и ненавижу себя целиком. Но глаза – отдельной ненавистью.
Я не собираюсь подниматься с кровати еще около часа, надежда, что все это сон, еще никуда не исчезла. Хот я с каждым днем надежд все меньше, нутро Бела умирает, как и желание жить.
Дым облаком повис надо мной, заслоняя потолок, в мыслях я всегда хотел дотянутся до потолка, пробить в нем брешь и смотреть на звезды, но это только в мыслях.
Я живу тут уже больше года, мой 18-ый год покидает меня незаметно, так же как и подходил. Ничто не изменится, и пустые глаза будут встречать и провожать новый день. Одно станется загадкой, как .. как ? Как все могло произойти столь быстро, что я не успел ничего осознать, но сердце пронзили насквозь; я словно моментально уснул .. и больше никогда не просыпался.

- Ну, ну, доброе утро, - с насмешкой в голосе сказала тетя Мэри. Угрюмая тетка, которая никогда не покидает границы Канзаса, без рокового повода. Она привыкла сидеть дома и смотреть телик, но он редко ловит сигнал, так что большее количество времени, она вяжет и вяжет .. Она как-то присылала мне в детстве свитер, но он был до того колюч, что я отказался его носить.
Я ее впервые увидел два года назад, на похоронах дедушки, который был отцом моей матери и тети. Я никогда не пытался разузнать ничего о родственниках, но мне сразу сказали – Мэри особа скудная, держись от нее подальше.
Сейчас мне никуда от нее не деться. Даже если поверить в чудеса, ее сухие каштановые волосы, и покрытая морщинками физиономия преследует меня изо дня в день, как в страшном сне.
Она не готовит мне завтрак, и не убирает за мной, она даже никогда не спрашивает как у меня дела и как я себя чувствую. Ее ничего по жизни не заботит. Только эти курицы во дворе, и старый фургон Шиврале, хотя я не думаю, что такие выпускали, вероятно кто-то подогнал марку и продал как липу.
Тот ужасный день, когда она впервые сказала мне «доброе утро», я до сих пор помню давление, которое я испытал. Я хотел вцепится тетке в горло и придушить ее, просто .. может за то, что она есть. Я не хотел никого видеть, не хотел никого слышать и ничего больше ощущать. Даже Рин, которая названивала мне ежеминутно, так и не дождалась ответа. Я даже не послал ей смс на прощание .. по этому не могу сказать, знает ли она, что произошло в тот день.
Меня обвели вокруг пальца, все за кого я так крепко держался на протяжение всей жизни. Они словно бросили в меня камнями, обвинив в грешности .. словно сами были невинны. Они подавили во мне все мои желания и надежды, все мои мечты и достоинства. Я стал никем .. а лучше даже – ничем.
Я ненавидел быть богатым сынком. Это понижало авторитет, словно все были подкупными .. и настоящих друзей не могло существовать, а если такие и были .. с ними запрещали общаться. Когда же я сделал для себя выводы, я решил просто уничтожить свой статус. Я стал противоречить всем правилам. Я не один такой, наверное многим не понять .. но деньги это не главное. Я так же ненавижу деньги и разговоры о них – это ключ к разгадке, невеликой тайне – я ничтожество.
Меня могли бы просто продать. Это было бы жестоко, но не на столько, как они поступили со мной. Они- я не хочу даже называть их поименно, потому что они нелюди.
За месяц до всего, они усыновили мальчика. Он был совсем младенцем, меня это взбудоражило. Зачем им делать подобное? У мальчика был врожденный рахит. А я был и остаюсь крепким парнем, хоть и худоват, но я никогда не был слаб.
Они люлюкались с младенцем, как с ангелом, словно ожидали от него чуда. И может и он стал тем «чудом», но по-моему это был план. Грязный план. Спустя месяц меня позвали в родительскую комнату. У меня и тогда было нехорошее предчувствие, словно камень осел на душе. Я не хотел идти. А когда вошел, там сидела тетя Мэри, со своим дебильным выражением лица, она сказала «доброе утро», я не ответил.
Они велели сесть, и я сел. Время шло очень быстро, я не успел сообразить. Но слова отпечатались в памяти.
- Ты - ничтожество, от этого ребенка-инвалида будет проку больше чем от тебя. Ты не достоин даже улицы, и тебе тем более нечего делать тут. Можно было бы тебя выгнать или отдать в детский дом, но лучше тебе познать и перенести все на своей шкуре. От тебя нет смысла, можно было бы продать .. но за тебя ничего не дадут, отбросы не продают. – Слова человека, которого я когда-то называл своим отцом, который еще несколько недель назад смеялся над комедией, которую мы вместе смотрели уже не впервые, отец который всегда был рядом, который давал мне советы, научил ремонтировать машины, вытягивал меня из потасовок .. этот отец, которого я безусловно безумно любил, словно превратился в бесчувственную машину и опустил меня лицом в грязь. Я не увидел на его лице ни слезинки, а мать сидела рядом и тупо молчала как рыба. Мне ничего не объясняли .. а я словно провалился сквозь землю. Ноги подкосились, но не могли сдвинутся. Слова затянулись в бесконечный круг, он повторялись и повторялись внутри. И я не верил в них до самого последнего момента. Я ничего не сказал. Вообще ничего. Я не мог выдавить из себя ни слова.
Я как и положено было мне сел в машину тети Мэри и уехал далеко на восток. В тот день сломалось все, что выросло из меня на протяжение всей жизни. Я забыл свое имя ..и даже когда его мн кто-то говорил, я просто вздрагивал и делал вид, что не слышу. Я никогда не говорил с тетей Мэри, она может думает, что я немой, и я этим пользуюсь. Я не хочу ничего большего слышать, кроме этого проклятого «доброго утра".
(Продолжение следует).