Туда, где время остановлено

[395x323]
Встреча с индейцами яномами
Благодаря непроходимой сельве и удаленности района их обитания от основных путей европейской колонизации Южной Америки, яномами не постигла трагическая участь других индейских племен, безжалостно уничтоженных в ходе колонизации. До 50-х годов XX века сведения об этих индейцах были настолько отрывочны, что даже понятия "группа племен яномами" еще не существовало в научной литературе.
И лишь к 1965 году вспыхнула волна интереса к яномами - живому народу каменного века, от которого нас отделяет не время, а всего лишь расстояние .

Виталий Сундаков.

"Мною было перечитано все ; ксерокопии коротких и скупых на информацию статей о яномами из Венесуэлы, Колумбии и Бразилии, различные справочники и карты не оставляли на моем письменном столе места даже под кофейную чашку. Короткий словарь из 30 слов, "высосанный" из всех строчек книги и выученный наизусть уже в момент его составления, положил начало новой папке с названием "Яномами".

Экспедиция началась со знакомства с Элен Валеро маленькой, сухощавой женщиной, в детстве похищенной индейцами яномами и прожившей с ними большую часть своей жизни. Стоявшая на пороге своей крытой камышом хижины, семидесятилетняя женщина казалась живым воплощением истории. Последний раз Элен Валеро видела представителей "цивилизации" семь лет назад и пребывает между границами прошлого и настоящего. Потеряв оба мира, уйдя из одного и не сумев приспособиться к другому, она слушает крики зверей, доносящиеся из сельвы в ста метрах от ее дома, и шум моторных лодок.
Выслушав и подробно записав ее рассказы о яномами мы отправляемся в ее прошлое - в сельву. Проводник отказался идти с нами дальше. Основной аргумент прост и понятен: страх перед стрелами яномами с ядом кураре, вылетающих неожиданно и очень точно попадающих в цель.
Очередные сутки мы буквально прорубаемся через сельву, не нами метко прозванную "зеленый ад". Все это время нас едят. Не то чтобы больно и большими кусками, а так, "в легкую". Ладно бы нападали ядовитые змеи, пираньи или какие другие хищники. Словом, враг, так враг, чтоб и вид достойный и размер осязаемый, как, например, у той, вчерашней анаконды, очевидно, и не подозревавшей, что по ее протоке может передвигаться кто-то, кого она не в состоянии с ее подростковой трехметровой фигурой задавить и проглотить. А то ведь грызут отчаянно те, кого и не видно: мошка, комары, осы, муравьи и прочая многомиллионная братия.

Последний час продвигаемся в глубь сельвы по тонкой петляющей тропе. О том, что ею пользуются люди, свидетельствует целый ряд признаков, главный из которых: связанные между собой лианами тонкие жердочки, переброшенные через многочисленные ручьи и протоки. Но рассчитаны мосточки явно не на наш вес, и поэтому, игнорируя их, мы, как бегемоты, всякий раз преодолевая очередной "водный рубеж", погружаемся в красно-коричневую жижу. Вскоре силы оставляют нас и, расчистив небольшую площадку, натягиваем тент, гамаки, противомоскитные пологи и разжигаем костер. Едва успеваем закончить, и потерявший терпение тропический ливень, обрывая листву и ветки, обрушивается на джунгли.

Тело наливается свинцовой тяжестью. Спать. Но кто-то осторожно трогает меня за локоть. Это наш переводчик индеец Антонио. Знак "внимание!" , и его рука показывает на тропу, уходящую в темно-зеленую черноту сельвы. Игорь и Яцек уже тоже на ногах и напряженно прислушиваются. Напряжение Антонио передается всем. Озираясь и стараясь не шуметь, говоря на языке военной терминологии, - "рассредотачиваемся".
[195x285]
Десяток шагов, вхожу в протоку, встаю на корягу... Хрустнула ветка... Прямо передо мною, как из-под земли вырос голый раскрашенный индеец с громадным луком. Наконечник стрелы направлен мне в грудь... Рядом с ним еще трое индейцев. Явно стараясь напугать нас, они водят луками и что-то гортанно кричат. Антонио вступает с ними в оживленные переговоры, и воины, спустя несколько минут, опускают оружие...

Один из них идет впереди, двое - сзади. Антонио на ходу объясняет, как нам повезло, что мы обнаружили яномами первыми и не предприняли действий, которые могли бы быть истолкованы ими как агрессивные. Мы увидели их и не напали. Это свидетельствовало о наших миролюбивых намерениях и спасло жизнь. Спасло или продлило? Вскоре все прояснится. Воины называли себя какошиватери и вели нас к своим жилищам.
Вождь племени ("тушауа") в тонкой "набедренной лиане", внимательно выслушал воина, степенно подошел к нам и остановился в двух шагах. Два воина выросли позади нас, остальные встали по бокам и за спиной вождя. Сбросив с плеч лямки и на всякий случай поставив транспортировочный мешок в отдалении от себя, я выпрямился и заглянул в темные глаза тушауа, стараясь не "выключать" периферийное зрение. Индеец поворотом головы перевел взгляд с мешка на длинные ножны моего мачете. Коротким движением сдвигаю мачете за спину. Вождь пристально посмотрел в глаза Яцеку и что-то сказал воинам. Палкевич развел в стороны пустые ладони в грязных мокрых перчатках и произнес максимально приветливо набор каких-то слов, которые, думаю, он спустя минуту не смог бы воспроизвести и под пыткой.

Несколько секунд, решающих исход экспедиции, и ... скуластое лицо тушауа, обнажив черную массу табака за нижней губой, украсила широкая улыбка. Эта улыбка, мягко говоря, не была похожа на улыбку Моны Лизы, но показалась мне в тот момент самой красивой из всех, когда-либо виденных в жизни. Спустя мгновение вождь уже бил кулаками в грудь себя и нас. Мы старательно барабанили в его грудь, а вскоре, подражая индейцам, перешли к обниманиям и поглаживаниям плеч.

Радость тушауа была искренней и продолжительной. Действительно, мы оказались первыми чужеземцами ("напе"), увиденными людьми племени какошиватери. Позже выяснилось, что вождь одновременно и колдун, исполняющий и совмещающий таким образом функции власти и религии. Тушауа в порыве чувств станцевал со мной своеобразный танец, и это стало сюжетом первого фотоснимка.

"Что ты чувствовал? Что хотел? О чем думал в первые часы после встречи с индейцами?" - спрашивают меня сегодня друзья и журналисты. - Стащить с себя грязную тяжелую амуницию, помыться, высушить одежду, обувь и снаряжение, обработать раны, поесть горячего, натянуть под крышей тапири (временного жилища индейцев) гамак и уснуть. Уснуть, впервые передоверив свою безопасность настоящим хозяевам джунглей, встреча с которыми все-таки состоялась. И пусть перечень этих желаний звучит прозаично, но это голая, как наши гостеприимные хозяева, правда.

...Все, что мои новые друзья видели впервые в своей жизни, вызывало в них вполне объяснимый живейший интерес. Им хотелось не только потрогать, но и понять назначение каждой вещи. Они щупали одежду, бесконечно расстегивали и застегивали пуговицы, молнии, пряжку портупеи и кнопки, осторожно залазили в мои карманы и, извлекая оттуда что-либо, вопросительно смотрели мне в глаза. Все, что было на мне, при мне, и даже я сам: особенности и отличия языка, движения, телосложение, привычки, вкусы, поступки - коллективно обсуждалось в племени.
[181x282]
Особый интерес индейцы проявили к моей бороде и... к наручным часам. Нужно признаться, что механические часы "Амфибия" чистопольского завода были на мне не случайно. Я давно отдаю им предпочтение, так как в отличие от других хронометров эти часы от экспедиции к экспедиции оплачивают все счета, выставляемые им дождем и ветром, перепадами температур и давления.

В очередной раз, ощутив сполна всю бесплодность попыток объяснить индейцам, что же это такое, а главное, зачем они нужны, я просто отдал часы им в руки и стал наблюдать. Индейцы садились на корточки и подолгу зачарованно наблюдали за движением секундной стрелки. Я предложил им приложить часы к уху, и с тех пор очередной желающий подержать их просил дать ему "тих-тих". Однажды я ушел с охотниками в сельву на двое суток. Когда мы вернулись, ко мне подошли два молодых воина Каракуа и Пэнау. Их лица выражали скорбь. Они взяли меня под локти, молча подведя к месту, где я жил, и также молча отошли. На одной из жердей висели привязанные тонкой лианой часы, оставленные мной перед уходом на запястье Пэнау. Я обернулся к индейцам, но они отвели глаза, а некоторые даже повернулись ко мне спиной. Достаточно было посмотреть на циферблат, чтобы все понять. Механические часы, исчерпав завод, остановились. Индейцы, вероятно, предвидя мое горе по поводу безвременной кончины "тих-тих", благородно оставили меня наедине с "покойным". Каково же было их ликование, когда спустя минуту я сумел оживить его.
Чередовались дни и ночи. Я изучал язык племени, их обычаи, оружие, приемы изготовления нехитрой утвари. А они не упускали момента, чтобы "вытянуть что-то" из меня. В конце каждого дня, когда все племя возвращалось на стоянку и оба лаза в шабоно (коллективное жилище индейцев) на ночь плотно заделывались изнутри, добрая треть племени собиралась у моего костра. Индейцы пели для меня свои песни, которые я записывал на диктофон. Когда все расходились спать, я ложился в гамак и при свете костра, под заунывное пение колдуна, делал короткие записи в дневнике. Если я пытался сделать запись днем, меня окружали желающие порисовать ручкой на бумаге. И то и другое они увидели впервые, и их каракули вызывали восторг соплеменников. Чтобы затем иметь возможность подумать над содержанием рисунков, я подписывал их именами авторов. Индейцы вскоре обнаружили, что я без труда нахожу рисунок каждого из них, посмотрев на подпись. Рассматривая изображение своих имен, некоторые пытались их воспроизвести. Как только яномами поняли, что за каждым словом стоит понятие, началась новая волна расспросов, а любой ответ снежным комом обрастал десятком еще более сложных.

- А что обозначает это? - спросил меня, например, делающий успехи в рисовании Якрокуве, ткнув пальцем в надпись "BRM" на моем снаряжении. Проще было бы соврать, но я опрометчиво пустился во все тяжкие и начал объяснять, что это название фирмы, которая доставляет разную вкусную еду очень многим людям в моей стране и благодаря которой я, кстати, смог осуществить эту экспедицию...

- А как эта "BRM" (она женщина?!) всех кормит? Откуда она узнала о нас и почему прислала тебя? ... Хотите сойти с ума? Тогда для начала попробуйте объяснить индейцу, "безвыездно" живущему в тропических джунглях, что такое лед или троллейбус, за что ест свой обед политик или что такое ваучер? Не пробуйте, это я вам как специалист по выживанию советую.

Учиться драться без оружия, играть в новые игры и рисовать "детям Луны" нравилось больше всего. Солнце опускалось в джунгли. Я сидел рядом со взрослым воином по имени Каракуа. В руках индейца - нож (небольшая палочка, продолжающаяся прочно привязанной костью, частью обезьяньего ребра). С помощью ножа воин затачивал острие "рафакка" - большого обоюдоострого наконечника для стрелы. Закончив работу, он ловко перебросил наконечник в правую руку и вдруг резким движением имитировал удар мне в грудь. Прежде чем я успел оценить его шутку, мои руки автоматически выполнили привычное движение. Наконечник Каракуа отлетел в сторону, а его хозяин, ткнувшись затылком мне в колено, замер в неестественной позе. Его возглас от удивления и боли в запястье привлек внимание других воинов, и вскоре я был окружен плотным кольцом мужчин, желающих еще и еще раз увидеть этот, а затем и другие несложные приемы рукопашного боя.

Менялись виды оружия. В ход пошли и стрелы ("черекаве"), используемые в качестве копий, и увесистая дубинка. Затем стали меняться и партнеры по поединку. На смену падающим под общие крики и пронзительный хохот соплеменников вставали более сильные воины. Кульминацией стало действо, причиной которому послужило мое предложение нападать одновременно всем желающим. Дорого бы я отдал, чтобы посмотреть на это со стороны. Крики растревоженных попугаев, лай растерянных собак, визг детей, возбужденные возгласы взрослых зрителей и участников спонтанного представления, казалось, не только разгонят всех обитателей джунглей на версту от шабоно, но и отпугнут самого духа ночи - черного Титири. Но этого не случилось, сумерки стремительно сгущались, и вскоре лишь слабые отблески от костров выхватывали из мрака экзотические сценки из нашего веселого и буйного спектакля. Энергично, но максимально осторожно я вновь и вновь освобождался от горячих и влажных тел, прыгал и кувыркался на сырой, утоптанной босыми ногами земле, "работая" в режиме пассивной защиты, в основном освобождаясь от захватов и используя силу наиболее активных противников против остальных. Но активность моих партнеров не угасала.

Тогда, истекая потом и давясь ставшим густым и горячим воздухом тропиков, стиснув зубы, чтобы изо рта не выскочило бешено колотившееся о ребра и стучащее "тамтамом" в висках сердце, я вырвался на свободное пространство. Подхватив на руки улепетывающего от меня во все лопатки какого-то малыша, я прижал его к груди и как подкошенный рухнул с ним на спину. Широко раскинув на земле руки, я тут же объявил мальчонку победителем схватки, вызвав этим поступком волну веселого одобрения, а, главное, закончив наши состязания без победителей и побежденных.
[372x612]
На следующий день яномами устроили мне своеобразные испытания по обращению с луком ("фатто"), не изменившимся за все века существования южно-американских индейцев. Лук и три двухметровы е стрелы с большими наконечниками, зачастую обработанными ядом кураре, - единственное, что несет индеец, отправляясь в джунгли. Оружие всегда должно оставаться под рукой. Стрелы - большая ценность, и поэтому они всякий раз после выстрела подбираются. Каждая стрела - произведение искусства , и ее изготовление требует немалой сноровки, терпения и мастерства от ее владельца, не говоря уже о ценности материала, из которого она изготовлена. Это специальные твердые породы древесины пальмы пупунье или пашиубы для разнообразных наконечников, в зависимости от объекта (рыба, обезьяна, птица или человек), охоты или войны, прочные тонкие растительные волокна, отборное большое перо, а главное - прямой, прочный и длинный тростник "камо", служащий немалый срок, поскольку меняется или затачивается костяным ножом лишь испортившийся наконечник.

Внушительные размеры лука и стрел в руках у невысоких, по нашим меркам, индейцев объясняются просто: чтобы поразить цель, стрела должна не изменить направление полета, это весьма сложно в густых зарослях джунглей. А чтобы придать большую скорость, нужны не только соизмеримые по размерам и прочности лук и стрелы, еще требуются немалая сила и сноровка от охотника-воина, поскольку стрелять порой приходится из самых невероятных позиций.

Состязание заключалось в следующем: необходимо максимально растянуть лук и удерживать тетиву со стрелой в этом положении дольше, чем твой соперник. Стрелять в длину в джунглях просто некуда, а на меткость выстрела состязаний не проводится , как мне кажется, по двум причинам: в результате попадания портится наконечник или стрела, но главное - в другом. По мнению индейцев, если ты в состоянии выследить объект охоты, подойти к нему на расстояние поражения цели и при этом можешь не спеша прицелиться, держа лук растянутым, промах исключен. Ну разве что духи помешают. Тогда, чтобы найти причину неудачи, нужно обратиться за помощью к колдуну. Потому что для индейца не попасть стрелою в видимую цель - примерно то же самое, что для нас не попасть ложкой в рот.
Вскоре вещи стали интересовать нас все меньше, тем более, что ни в наших мешках, ни в целом шабоно уже не оставалось предметов, тщательно не изученных обеими сторонами. Конкистадоры мечтали найти в этой стране несметные богатства. А мы научились, как можно обходиться минимумом. Перечень того, что является жизненно необходимым, оказался очень коротким.

Однажды, когда я снял с себя последнюю деталь одежды, то и по собственным ощущениям, и по реакции окружающих (внимание которых в этот момент заметно активизировалось) я понял, что потерял гораздо меньше, чем приобрел. Очевидно, вместе с последней искусственной чешуей цивилизации с меня спали остатки покрова "странности" и необоснованной таинственности. Как только я стал "похож на человека", мне предложили стать человеком красивым. В ход пошла натуральная краска, изготовляемая из плодов уруку.

Спустя десять минут из-под руки самой искусной "визажистки" племени вышел первый и единственный бородатый яномами. Приложить руку к моему преображению настала очередь мужчин, доставших из своих запасов украшения из перьев и птичий пух. Одни показывали мне, как и куда подвязывать пучки и ожерелья из гардероба пернатых, другие, со знанием дела поплевывая мне на волосы, сами приклеивали пух, всякий раз чуть отходя и сосредоточенно разглядывая каждый "мазок" своей работы.

Вскоре вождь, пристально следивший как за моими прошлыми поступками, так и за последним перевоплощением, одобрительно кивнул. Не скрывали удовлетворения женщины и дети племени. На кого я стал похож? Это выяснилось чуть позже, когда я услышал, что к моему имени "Витта" (так с первого дня называли меня индейцы) вместе с раскраской и украшениями, несущими смысловую нагрузку, добавилась и гордая приставка "воин".
[192x315]
Но какой же воин без традиционного оружия? Проблема разрешилась неожиданно. Ко мне подошла молодая женщина, щеки которой были вымазаны черной краской, что свидетельствовало о трауре. В руках она держала черный двухметровый лук и три стрелы - фатто и черекаве - ее недавно погибшего мужа. Она улыбнулась и протянула оружие. Я почтительно взял отполированный руками лук, оттянул до плеча тугую тетиву, цокая языком, как это делают яномами, чтобы выразить благодарность и удовлетворение. А сам лихорадочно соображал: не принимаю ли я на себя известные обязательства перед женщиной? Выяснилось, что она может лишь надеяться на серьезные отношения...

Ночь вступила в безраздельное владение джунглями, застав меня у своего персонального костра. Беззвучно подходит один из воинов и встает за спиной. Проходит несколько секунд, и он вздыхает, сообщая о своем присутствии. Не поворачивая лица от огня, делаю легкий кивок головой. Индеец опускается на землю, его горячее плечо на мгновение соприкасается с моим. Не посягая на святое право великого одиночества, он молча садится напротив. Слова не нужны.

Я живо представил себе реку словесного потока, которая забурлила бы здесь, окажись рядом не индеец, а мой соотечественник: "Привет, Виталий, как дела? Скучаем? А я вот тоже не сплю. Ты не будешь возражать, если я посижу с тобой? Неплохая погода, не правда ли? О чем, старик, думаешь?.."

Как-то к моему огню подошел сам вождь.
- Много людей в твоем племени? - спросил он без вступления.
- Больше, чем звезд над головой, - подняв лицо к ночному небу, ответил я. Будто впервые увидев мириады звезд над головой, тушауа после длинной паузы спросил:
- Значит, у твоего народа много шабоно?
- Много.
- И есть главное шабоно?
- Есть. Москва, - ответил я.
Вождь также неожиданно встал и растворился в темноте. Когда спустя неделю мы уходили из племени, он протянул мне новую чашу из оболочки тропического плода.
- Передай это хозяину главного шабоно.

Мэру Москвы чаша понравилась."