Лето благостной боли,
постиженья
печального света...
Никогда уже больше
не будет такого же лета.

лето, где безрассудно
и построили, и поломали.
Лето с тягостной суммой
поумнения и пониманья.

Для чего отогрело
все, что с летним листом отгорело?
Но душа помудрела,
и она, помудревши, узрела

кратковременность лета,
краткость жизни, мгновенность искусства
и ничтожность предмета,
что вызвал высокие чувства.
Римма Казакова. Страна Любовь.
Москва, "Молодая Гвардия", 1980.

***
Быть женщиной - что это значит?
Какою тайною владеть?
Вот женщина. Но ты незрячий.
Тебе ее не разглядеть.
Вот женщина. Но ты незрячий.
Ни в чем не виноват, незряч!
А женщина себя назначит,
как хворому лекарство - врач.
И если женщина приходит,
себе единственно верна,
она приходит - как проходит
чума, блокада и война.
И если женщина приходит
и о себе заводит речь,
она, как провод, ток проводит,
чтоб над тобою свет зажечь.
И если женщина приходит,
чтоб оторвать тебя от дел,
она тебя к тебе приводит.
О, как ты этого хотел!
Но если женщина уходит,
побито голову неся,
то все равно с собой уводит
бесповоротно все и вся.
И ты, тот, истинный, тот, лучший,
ты тоже - там, в том далеке,
зажат, как бесполезный ключик,
в ее печальном кулачке.
Она в улыбку слезы спрячет,
переиначит правду в ложь...
Как счастлив ты, что ты незрячий
и что потери не поймешь.

Белые турманы

До свидания, мой непридуманный!
Был ты правдою или сном?
Хлопья снега, как белые турманы,
кувыркаются за окном.
Что-то вздрагивает, потрескивает.
А в вагоне уже темно…
Я пишу тебе очень женское,
очень ласковое письмо.
Я пишу – ни на что не сетую,
ни о чем уже не грущу.
Я пишу его – как беседую:
в слух мечтаю и вслух молчу.
Пусть смешная и неумелая,
пусть неловкая – всё равно.
Вьются, бьются голуби белые,
разбиваются об окно.
Вьются голуби. Как распутица –
вихри белого их огня.
А метель всё крутится, крутится
и несёт, уносит меня…
Очень скоро поезд расстанется
с этим зимним пасмурным днём.
Я прошу тебя, пусть останется
что-нибудь на память о нём!
Чтоб хоть строчка – горькая, дымная,
словно искорка от костра,
проросла, как семечко дынное,
на побеги так же щедра.
До свидания, мой непридуманный!
Всё.
На стёклах, инеем став,
замерзают белые турманы,
крылья лёгкие распластав.



ПАЛЬМА ПЕРВЕНСТВА

Пожалуйста, возьмите пальму первенства!
Не просто подержать, а насовсем.
Пускай у вас в руках крылато, перисто
возникнет эта ветвь на зависть всем.

А вы пойдете, тихий и небрежный, как
будто не случилось ничего.
Но будете вы все-таки не прежний.
Все прежнее теперь исключено.

У ваших ног послушно море пенится.
Кошмарный зверь, как песик, ест с руки.
От палочки волшебной - пальмы первенства -
расщелкиваются хитрые замки!

А если кто был вредным - скис и смылся.
И пальмочка, в ладонь впаявшись твердо,
подрагивает, как коромысло,
когда полны до самых дужек ведра.

Тот - еще мальчик, та качает первенца,
тот в суету гвоздями быта вбит...
Берите же, берите пальму первенства!
Черт шутит, пока бог спит...

Что? Говорите: "Не хочу. Успеется. И вообще
почему вы решили, что именно я? Сейчас мне
некогда. Да отстаньте же в конце концов! Все.
Пока. Обед стынет..."

Эй, кто-нибудь, возьмите пальму первенства!
Пожалуйста, возьмите пальму первенства...
Не бойтесь же, берите пальму первенства!
Глас вопиющего в пустыне.
1965

***Годы, годы!
Вы прошли?
Ну а может, вы настали?
Неужели соловьи
оттомили, отсвистали?

Отблистало столько дней,
но во всем, что мне осталось,
все счастливей, все больней
я люблю любую малость.

Мне что - холод, что - жара,
что - гулянка, что - работа...
Помирать уже пора,
а рожать детей охота!

Ах, не ставьте мне в вину
грех прекрасного разлада!
Повернуло на весну!
Ну а может, так и надо?..
1987

Дураки
Живут на свете дураки:
На бочку мёда - дёгтя ложка.
Им, дуракам, всё не с руки
Стать поумнее, хоть немножко.

Дурак - он как Иван-дурак,
Всех кормит, обо всех хлопочет.
Дурак - он тянет, как бурлак.
Дурак во всём - чернорабочий.

Все спят - он, дурень, начеку.
Куда-то мчит, за что-то бьётся...
А достаётся дураку -
Как никому не достаётся!

То по-дурацки он влюблён,
Так беззащитно, без опаски,
То по-дурацки робок он,
То откровенен по-дурацки.

Не изворотлив, не хитёр, -
Твердя, что вертится планета,
Дурак восходит на костёр
И, как дурак, кричит про это!

Живут на свете дураки,
Идут-бредут в своих веригах,
Невероятно далеки
От разных умников великих.

Но умники за их спиной
гогочут... - Видели растяпу?
Дурак, весь век с одной женой!
- Дурак, не может сунуть в лапу!

- Дурак, на вдовушке женат
И кормит целую ораву!...
Пусть умники меня простят -
Мне больше дураки по нраву.

Я и сама ещё пока
Себя с их племенем сверяю.
И думаю, что дурака
Я этим делом не сваляю.

А жизнь у каждого в руках.
Давайте честно к старту выйдем,
И кто там будет в дураках -
Увидим, умники! Увидим.
1963



Любовь не требует ответа.
Но получается,
Что без ответа, без привета
Любовь кончается

***

Моя последняя любовь,
заплаканная, нервная,
моя последняя любовь —
ты первая

***

В море горя и любви,
больше не в долгу,
я сжигала корабли –
и опять сожгу.
Корабли твои, мои...
Но когда я жгла,
было больше, чем любви,
света и тепла.

***
Молчи, счастливая, красивая,
Храни молчания печать.
О чем-то там тебя спросила я,
Ты не спеши мне отвечать.
Молчи, имей такое мужество!
Что есть ты в сущности, таи.
Заговоришь - и преимущества
Тотчас откроются мои...

***

Кого обвинять в том, что было затеяно?
Тревожные остерегали грома...
Сама захотела, самою содеяно,
сама виновата, сама.
Как часто пеняем кому-то за что-то мы.
И дело идет наконец-то на лад,
ошибки заглажены, дыры заштопаны...
Не лги, что не сам виноват.
Умей не хотеть, отказаться не выстроить
на зыбком песочке свои терема.
Обрушились. Не устоять и не выстоять...
Сама виновата, сама.
Вела, заставляла и вроде заставила...
Дом. Стол. Занавески. На полках - тома.
Все это осталось. А главное - стаяло.
Сама виновата, сама.
...А нынче взошло мое счастье полуденно!
Сияет дорога, светла и пряма.
Нет, не помогли ни удача, ни люди нам.
Сама виновата, сама.
Сбываются сны и мечты неумелые...
О жизнь! - и тюрьма, и сума,
Огонь и вода, трубы звонкие медные...
Сама виновата, сама.

***
На того, на этого смотрю,
трачу там, где трата – как растрата,
что-то говорю или дарю
и иду, когда зовут, куда-то...
Заглушаю гулкий звон в крови.
Причащаюсь к свету, снегу, веку...
Защищаюсь от большой любви
к очень небольшому человеку.

БАНАЛЬНАЯ БАЛЛАДА
Жила девчонка. И любви ждала.
Не это ли и значит, что - жила?
Она ждала любви, ломала пальцы,
она читала в книжках про любовь,
про то, как любят страстные испанцы,
про то, что это - щит, опора, панцирь,
безумный миг, восстание рабов!
Но вот пришел он, тот, кого ждала.
Сначала закусила удила.
Потом пошла - и было больно, свято.
Но то, что свято, почему-то смято.
О, книжный червь, чтоб не сойти с ума,
сожри все эти лживые тома!

Жила на свете женщина одна.
Она любила, сидя у окна,
забыв, что муж пьянчужка и зануда,
листать страницы, ожидая чуда.
Но вот он, чудотворец, тут как тут.
Он знает хорошо, чего здесь ждут.
Хотите чуда? Вот вам два мазка:
духи "Москва" и ресторан "Москва"...
А на ресницах черная слеза.
Подешевели что-то чудеса!

Живет, весьма не юная уже,
старушка на девятом этаже.
Она качает внука и в больницу
все ходит, навещает старика.
И за здоровье старика боится.
А уж могуч-то был! До сорока.
Старик был добр? Любил ее? Ну да.
Довольна внуком, и детьми, и домом.
Но отчего, склонясь над книжным томом,
вздыхает, что уже не молода...
Прошло? Ушло? Да было ль вообще?!
Вотще!

Скажи, любовь, так где же ты, бродяжка?
Одна, а предназначена двоим...
Тебе морочить голову не тяжко
нам, детям неприкаянным твоим?
А может, нет тебя, и ни к чему
все эти перебранки, пересуды
и этот колокольный звон посуды,
вся эта блажь - ни сердцу, ни уму?!

Но в переулке девочка живет.
Она живет, не просто хлеб жует.
По вечерам, когда ей темнота
мохнатую кладет на плечи лапу,
она садится и включает лампу.
Она великим делом занята,
она читает в книгах про любовь
и ждет любви, как обещает книга:
великого, ликующего мига,
который - как восстание рабов...
Где ты, ЛЮБОВЬ?

***
Ступлю туда, куда ступлю,
в грех превращая прегрешенье,
не спрашивая разрешенья
на то, что как хочу люблю.

Сама приду, сама уйду,
сама за все, про все отвечу,
за прелесть-глупость человечью,
за яблоки в чужом саду.

Пусть моя душенька болит,
она от боли только больше.
И было это так, что - боже! -
пусть мое яблочко кислит.

Хочу того, чего хочу,
и нет ни страха, ни запрета.
и что пропето - то пропето,
по сердцу, хоть не по плечу.

Люблю того, кого люблю,
и странным, ласковым смиреньем
и этим вот стихотвореньем
свое несбыточное длю...

***
Словно всю жизнь свою переломила...
Ясное "здравствуй" звучит как "прощай".
Я говорю тебе: "Милый-немилый,
милым не ставший,
какая печаль..."
Милый-немилый, итог так ли важен?
Жизнь продолжается, грусть затая.
Милый-немилый,ничто нас не вяжет,
только проклятая память моя.
Словно песок золотой я намыла,
Столько сумела, постигла, смогла.
Все же я счастлива, милый-немилый,
Хоть эта вспышка была недолга.
Мне все равно,с кем ты,
С нею ли, с нею или один, как звезда в вышине,
Милый, да разве я право имею?
Милый-немилый, ты милый вдвойне.
Не возвратить не слезами, ни силой...
Но где-то там, в пролетевшем навек,
Мне тоже быть твоей милой-немилой,
Милый-немилый ты мой человек...

ЖАРКО
Когда я маленькой была,
я помню: жарко было.
И, жизнерадостно гола,
я в трусиках ходила.
А взрослых аж кидало в жар,
их зной сжимал в объятьях,
и мне их было очень жаль
в их пиджаках и платьях.
Теперь, как правила велят,
прилично я одета,
и косточки мои болят
от жарких вздохов лета.
И лишь когда со мной любовь –
а не над умной книжкой! –
я становлюсь с восторгом вновь
малышкой и голышкой.

* * *

Как ты - так я. Твое тебе верну.
Вздохну, шагну, живой из пекла выйду.
Я слабая, я руку протяну.
Я сильная, я дам себя в обиду.

И прочь уйду. Но не с пустой душой,
не в затаенной горестной гордыне, -
уйду другою. Не твоею. Чужой.
И присно. И вовеки. И - отныне.


* * *