В непредставимом начале человеческой истории человек отпал от Бога — Библия рассказывает об этом через образы змея и Древа познания добра и зла. Так вся целокупность мира исказилась, в том числе и секс.
В общем виде грехопадение впустило в мир грех и смерть. «Сверху» человеческого это означает отрыв от Бога. «Снизу» человеческого это означает отрыв от природы. На «среднем уровне»: отчуждение людей друг от друга. Но в Эдеме не было других человеческих отношений кроме отношений супружеских (сексуальных).
Человек любит всем своим существом — душой и телом. Любовь — не платонически-романтический союз душ, но, как говорит Библия, «единая плоть» — в том числе и единство тел. Секс — выражение любви. Грехом он становится в том случае, когда не становится выражением любви, когда с человеком обращаются как с вещью.
Согласно психоанализу человек — «животное, разучившееся заниматься сексом». Животные не рассуждают о сексе, не пользуются презервативами, не ходят к психоаналитикам. Животное не способно воздерживаться от секса и не считает воздержание ни святостью, ни ханжеством, ни изуверством. Животное не объясняет детенышам, как они появились на свет. Лишь для человека секс — проблема.
<...>
Новация психоанализа — вовсе не в утверждении основополагающей роли либидо, а в различении потребности и желания. Если бы дело было только в потребности (скажем, сексуальной) то все было бы легко: ее надо удовлетворить. Но желание неудолетворимо, оно взыскует невозможного, бесконечного наслаждения. Поэтому и сам коитус уже является сублимацией, возведением «сексуального партнера» в статус Вещи.
Почему так важно именно либидо? Потому что оно — единственный инстинкт, направленный на субъекта. Например, голод куда более настойчив и насущен, но хотим мы в нем не человека. Итак, на самом деле что-то не так не с сексом, а с желанием. Животное пребывает в гомеостазисе (потребность-разрядка). Человеку же присуще желание — и именно оно «размыкает» человека к бытию.
Желание — это то, что я хочу: моя воля, моя свобода. Но парадоксальным образом оно приходит как приказ извне. Желание и воля в человеке противоборствуют. Само по себе желание — благо. Добро и зло появляются, когда начинает проявляться человеческая воля.
Проблема с сексом в том, что он не тождественен с любовью; он должен быть её выражением, но по сути своей не таков.
Мы не свободны и в своих желаниях и перед ними. В немыслимой дали грехопадения пути воли и желания разошлись, и их сложная игра ткёт социальную и психическую ткань. Эта сложная механика описана аскетической литературой, психоанализом, художественной литературой. Вот эта-то игра делает «что-то не так» с сексом.
Что же с церковным сознанием? Проблема в том, что его нет. Церковное сознание захвачено мирским дискурсом: иногда прямо, а чаще — в форме фундаменталистской реакции. Яркий пример — споры о гомосексуализме.Что мы слышим, кроме злобного цитирования двух-трёх кусочков Писания, отрицающих гомосексуальность? Но цитата — не доказательство. А тон говорит о чём угодно, но не о любви.
Кстати, в «гей-проблематике» обычно не замечают что ЛГБТ-активисты борются не за «право на разврат», а за признание их практик равночестными с романтической любовью, моногамным браком.
Стоит всегда помнить, что даже Содом уничтожен не за «содомию», а за «праздность, пресыщенность» и за то, что «не подавал руки нищему», как говорит пророк Иезекииль.
Но если любовь — главное, а при этом ты — материалист, логично, что твоя любовь сводится к физиологическому процессу. Любовь — да, но как «личная жизнь», «отношения». «Отношения» — наше всё, единственно важное, святое. То что это тупик, как нельзя ясно выразил Мишель Уэльбек в своём творчестве.
В «отношения» уходит всё, всё многообразие человеческой жизни. Современность, скажем, не понимает, всерьёз не воспринимает дружбу, служение, соратничество, творчество, религию наконец (помимо «отношений» есть только «работа» и «отдых» без экзистенциальной нагрузки ). Все экзистенциальные нужды канализируются в «личную жизнь».
Все дело, повторим, в желании, а не в сексе. Желание желает чего-то невозможного, неотмирного. Сведение желания к «отношениям», фетишизирует его, закрывает желанию его истинную цель, закрывает другие возможности сублимации. Так человек в характерном растянутом блуде переходит от одних «отношений», кончившимися разрывом к другим, обреченными на разрыв же.
Что абсолютно непонятно для современного сознания, так это целомудрие: в моногамии ли или в монашестве. Слепое желание разрывает животный покой исполнения потребностей, ему всегда мало. Оно расплескивается в «идиотском удовольствии» мастурбации, все в большем отчаянии, обиде, ненасытимости, перетекает в садомазохисткие формы.
Но если желание, направленное к ложной цели, вырождается в садомазохизм, пожирает себя и всё вокруг, то желание исцеленное направленно к Источнику и Цели всякой любви.
Возможно ли достичь этот идеал? Конечно, нет. Христиане не проповедуют нечто «естественное», не призывают к чему-то возможному. Когда Христос огласил свое учение об абсолютной моногамии, ученики ответили: «лучше не жениться». И Христос ответил: «что невозможно человеку, возможно Богу». Христиане исповедуют этику чуда. Христианам, как говорит Евангелие, не опасен яд змей и скорпионов. Это невозможно — и точно так же невозможно наслаждение, взыскуемое желанием. Точно так же невозможно воскресение Христа. Но Христос воскрес, а грешники — мы — спасены.
Человеческое желание взыскует невозможного наслаждения. Последний миф современности — любовь. Но любовь — это имя Бога. Это Его на самом деле хочет любое желание. И соединение с Богом — это то самое желанное невозможное наслаждение. И во Христе наши желания спасены, исцелены и исполнены.
© Владимир Шалларь "Спасенная сексуальность"
http://blog.predanie.ru/article/spasennaya_seksualnost/