Прости, за то, что так обращался с тобой…
Я хотел быть твоим господином, но стал рабом…
Я хотел, чтобы любили меня, но сам влюбился без оглядки…
Я хотел быть кем-то другим, не смог…
Я хотел спрятать лицо, но ты увидел душу…
Ты помнишь, как он был нежен? Ты помнишь, как было тепло в его объятьях? Ты помнишь, как он прижимал твое истерзанное тело к себе, словно боялся, что ты исчезнешь с первыми лучами рассвета? Ты помнишь, как прижимался к этому мальчишке, слушал стук его сердца, спокойное дыхание? Ты помнишь, как беззвучно плакал, когда он уснул?
Он был не больше, чем развлечение, ведь так? Просто инструмент для удовлетворения твоей похоти. Ты знал, что он может умереть в любой из дней. Ты знал, что он может не вернуться с миссии. Но тебе было плевать. Он большой мальчик, сам о себе позаботится. Ты так и не заметил тот день, когда этот глупый мальчишка поселился в твоем сердце.
Сегодня так темно. Эта темнота не похожа на обычную ночь. Живая, шевелящаяся темнота, передвигающаяся с помощью тысячи темных отростков-рук. Перетаскивает свое огромное тело, цепляясь за одну тень, потом за другую. Она стекает склизкой массой по твоему окну, пытается втиснуться в комнату. Но ее пугает одинокая лампочка под потолком. Тусклый свет, болезненно-бледный, не сможет долго сдерживать эту мерзкую жижу, и она ворвется в комнату, затопит тебя, поглотит с головой. Миллионы черных рук будут рвать твое тело и разум на миллиарды тонких лоскутов.
Ты хватаешься за голову и стонешь, как раненный зверь в лесу. Ты убил его. Не своими руками… Но он умер из-за тебя. Он умер, так и не услышав, что ты… ты… любишь его. Ты чувствуешь что-то горячее на своих щеках. Что это? Словно следы, оставленные раскаленным железом… Что это? Слезы… Что-то странное творится внутри тебя. Что это за чувство? Что так отчаянно терзает душу? Что царапает твои внутренности, холодными руками сжимает легкие, острым скальпелем выводит тонкий иероглиф на твоем сердце? Что это? Как это называется? Где-то далеко, на грани тишины и безмолвия ты находишь ответ, это – боль. Так вот на что похожи душевные муки! Почему никто не сказал, что они так ужасны? Почему никто не сказал, что они нестерпимее пыток?!
Ваша последняя ночь… Жидкое серебро полной луны струилось по белоснежным простыням. В открытое окно врывался запах травы и полевых цветов, шелест листьев. Тонкая тюлевая занавеска – единственное, что отгораживало вас от мира.
Именно в ту ночь ты был одержим. Нежность переполняла тебя и изливалась фонтаном ласк, легких касаний и поцелуев. Вся твоя жестокость, весь твой садизм растворились в тихой заводи любви. Ты помнишь, как Дейдара громко стонал? Никогда раньше он не стонал так возбуждающе и громко, никогда он еще не прижимался к тебе так крепко. И никогда прежде он ни кричал так громко, прося не останавливаться! Никогда… И больше никогда не попросит… никогда… Ты помнишь, что он кричал в ту ночь, когда волны экстаза захлестывали его, заставляя задыхаться, до боли в суставах сжимать пальцы, прижиматься к тебе, кричать что-то… Что? Что он тогда кричал? Он больше не повторит тех слов, что ты не пожелал расслышать… Никогда… Почему ты не услышал, ведь он кричал так громко… Почему?
Он умер на твоих глазах. Но ты лишь отрешенно играл свою роль, словно ничего не случилось. Ты не мог поверить, что это произошло. Этого не могло произойти, ведь так? Лишь когда ты осознал, что от Дейдары не осталось ничего, совершенно ничего, ты что-то почувствовал. А что именно, Мадара? Или тебя все же следует называть Тоби? Что это было за ощущение? Ты никогда не сможешь описать это словами… Никогда…
Видел ли ты себя в тот момент, когда остался наедине с собой и своими мыслями? Бледное лицо мертвеца, озноб, словно ты оказался внутри огромной глыбы льда, горячие дорожки от слез, рот, открывающийся и закрывающийся, то ли в бесполезной молитве, то ли в беззвучном плаче, то ли в запоздалом крике, остекленевшие глаза, в которых, словно на экране кинотеатра, отражался момент его смерти…
Больше ты никогда не сможешь уснуть… Никогда… Если ты закроешь глаза, то больше не проснешься. Твой кошмар затянет в бездонную кроваво-мутную пучину, заставляя вновь и вновь видеть это – момент его смерти. Словно замедленная съемка. Его тело, его прекрасное, совершенное, принадлежащее тебе, тело превращается в кровавую массу. Кости дробятся так мелко, что осколки не найти даже с увеличительным стеклом. Они зернами рассеиваются на много километров вокруг. Плоть превращается в единую массу, похожую на расплавленный металл. Месиво из огня, крови и плоти, плоти – каждый миллиметр которой ты целовал так много раз, плоти, каждый миллиметр которой ты истязал с таким наслаждением – грязными ошметками, шипя, растворяется в земле.
Но темнота, заполнившая комнату, все же поглощает твой истерзанный разум, и ты засыпаешь.
Недосягаемая синева небес грозит обрушиться вниз, на бесконечную долину, поросшую низкой травой и фруктовыми деревьями. Персики, яблони, сливы, груши, вишни… Внезапно небо заполняется сизо-седыми тучами, но они не могут поглотить солнца. Оно рвет тучи, высвечивая целые острова деревьев. Начинается дождь. Солнце и дождь… Солнце, дождь и радуга… Огромная, начинающаяся где-то в недосягаемых границах долины и заканчивающаяся где-то за бесконечностью.
– В твоих слезах тысячи радуг. Они появляются, стоит лишь тончайшему лучу света коснуться их, – я оборачиваюсь. Что это? Зачем? Почему? Не нужно! Не нужно больше этого кошмара!
Длинные светлые пряди перебирает едва заметный ветер, в голубых глазах стоят слезы. Только не плачь! Прошу, не плачь! Я не вынесу этого! Кто-нибудь, вырвите меня из этого кошмара! Дей, только не плачь…
– Не плачь… – это мой голос или это просто отзвук тишины?
– Почему ты не услышал? Почему? Ведь я кричал изо всех сил! Всей душой! – теперь это не просто слезы, это – рыдания. Он рыдает из-за меня. Я падаю на колени и закрываю лицо руками.
– Прости, прости, прости…
Его руки обнимают меня. Он прижимает меня к своему теплому, живому телу. Я кладу голову ему на плечо и вдыхаю аромат его волос. Ни что на свете не может быть прекраснее этого аромата.
– Тогда я повторю так, чтобы, наконец, услышал. Я люблю тебя, – тише шепота, нежнее дыхания, острее ножа, громче взрыва.
– Я… я… люблю тебя, – мои губы двигаются, но я даже не уверен, что произношу эти слова вслух.
– Я хочу еще раз увидеть тысячи радуг в твоих слезах. Прошу, позволь мне быть единственным, кто это увидит. – Ты совершенно другой. Ни язвительности, ни бравады… Ты чуть отстраняешься, смотришь в мои глаза, а потом превращаешься в огромную стаю бабочек. Последнее, что я слышу перед пробуждением:
– А умер я красиво, хм! Это был самый красивый бум! Хм, ведь так?
– Да, это так…
Лучи солнца протыкают шевелящуюся тьму своими копьями. Я открываю глаза и смотрю за окно. Только что прошел дождь, и в небе повисла полупрозрачная радуга…
Я все же услышал, я все же сказал… Я люблю тебя…