По дороге на работу, я уже готовился выносить из каморки мёртвых мохнастиков. Но, не тут то было... Моё появление в столярке, было встречено дружным стуком дёсен (зубов пока нету). Я смотрел на едва шевелящихся, слегка оволосевших героев и удивлялся живучести треугольноухих.
- Что, замёрзли?
- Мя...- услыша меня, подала голос чернявая.
- Ещё бы! Маруська то небось не с вами спала?
- а... а.. кх, кх...
- И не кормила? - я поднял крупного полосатого зверя и осмотрел со всех сторон. Волосы, и правда, казались ощутимо длиннее. Мешочек последа сморщился и висел на высохшей нити пуповины. Определив пол ребёнка по выдающимся утешителям кошачьего безделья, я удовлетворённо рыгнул - мальчик! Полосатый мальчик, согревшись в ладони, затих.
- А! А!! Мяааа! - оставшись одна, маленькая кошечка принялась вызывать своего брата.
- Что, всю ночь друг об дружку грелись? Понятно.
- Ничего тебе не поняааатно! Ты бы околел тут нафиг! Ни еды, ни обогрева! А эту человечью мать не докличешься!
- Кого? - не понял я.
- Кого, кого... Ехидну нашу, вот кого. Чего замер столбом? Меня тоже грей давай!
Пришлось и её класть на ладонь и греть дыханием. Оба тут же засопели. Да. Нету Маруськи, и сестры её нету, и матери... Все попрятались. Ясно, что задумали - сейчас я малышню пожалею и удавлю, чтобы не мучались. Послышался топоток ботинок по бетонному полу - это Николаич, начальник мой.
- Ну, что? Избавился от котят? - Видимо вчера уже узнал, и сейчас прискакал руководить и направлять.
- Да нет ещё...
- О. А чё ж ты ждёшь? - натурально удивился Николаич. - Топи их пока они глаза не открыли!
- Да, это... Я это... Ну вобщем...
- Давай, давай! - настойчиво. - Мне некогда! Я побежал! Работай, не отвлекайся!
Вот оно как. Всё против вас, кабаны. Маруська ехидничает, начальник злодействует, да и работа не ждёт. Так и придётся мочить по сортирам, как завещал великий Путин. Хотя нет, по сортирам нельзя - я обещал. Судьба - вещь серьёзная, с ней не поспоришь. Посмотрел на сладко зачавкавшего во сне Полоскова, которому снилась Большая Кошачья Сиська. Его сестрёнка вытянула лапки вдоль тела и слабо перебирала тоненькими коготёнками. Глядя на их неоткрывшиеся глаза, можно было подумать, что они щурятся от удовольствия. Судьба, блин. Пошла бы она в жопу, эта судьба! Вытянув свободной рукой из верстака холодную кожанку, запихал туда и разложил внутри толстую душегрейку старины Шинкина. Потом уложил в уютное логовище мохнатых червяков и поскакал в столовую. В только открывшийся буфет уже стояла приличная очередь оголодавших работников умственного труда (они всегда приходят первыми - видимо работа головой отнимает больше калорий). Подобравшись к прилавку, я выторговал себе пакет сливок, рассудив, что малышне нужна жирная пища. Потом, по дороге, заскочил в медпункт, и пожелав приятного аппетита чаёвничающей медсестре, попросил пипетку во временное пользование. Естественно, я её получил, ибо знаю важный секрет общения - вежливость и топор в руке, открывают больше дверей чем просто вежливость... Вернувшись в каморку застал вякающих малышей бодро ползающими в окрестностях телогрейки. Собрав неугомонный урожай, я быстренько вскрыл синий параллелепипед с бабушкой на синем боку, и запустил внутрь кончик пипетки. Через секунду стеклянный наконечник ломился в пасть малышу Полоскову.
- Ям. Вяк. Ням. Фу! - сказало чудовище.
- Что, невкусно?
- Чо за гадость?!
- Это не гадость! Это же "Бабушка Довганя"!
- Холодрыга, блин!
И правда, их же греть надо. Вот блин то. Я огляделся, хотя точно знал, что газовой горелки в округе точно нет. Тогда стал набирать в пипетку сливки и зажимать трубочку в ладони. Так вот худо-бедно грея еду, узавтракал котят. Хотя больше попало наружу а не внутрь. На запах сливок и мои азартные вопли прибежали сёстры Алиндоттир. Маруська полезла обнюхивать пипетку, полностью игнорируя малышню. Те, учуяв близость родного тела дружно завозились в моей ладони:
- Мама! Мама, роди меня обратно!
- Ррррр!
- Ух нифига себе, встреча на Эльбе! Ты чего своих не узнаёшь?
Маруська требовательно сощурила наглый правый глаз. Ага. Сливок хочет. Фигушки! Не будет тебе сливок! Тогда она предложила обмен: пинту сливок, на облизывание одного малыша. Я согласился, лелея надежду, что инстинкт окажется сильней политики, и она примет, наконец, своих детишек. Пока довольная морда расплывалась по крышечке от коробки монпансье, полной изумительных сливок, я отрезал ножницами пуповинки у обоих малышей. Они даже не заметили. Через пару минут я запихал недовольную Маруську в логовище, и подпихнул запищавших червяков, изображающих из себя глупых котят. Нет. Не прокатило. Неаккуратно облизав младшую, мамаша оставила убежище и побежала в зал к Старине Чингачгуку (это Шинкин, который любит скакать по столярке с дрыном издавая охотничьи вопли). Послушав, как малышня пищит, я утащился на исполнение трудовой повинности. Перед обедом ещё раз облил из пипетки обоих котят, и уложил на них Маруську. Та соглашалась лежать, только пока её гладишь. Перестаёшь - убегает. Ладно же. Отобедав свежепойманной дикой капустой, я пришёл с намерением приучить нерадивую лопоухость к исполнению долга. Уложив бурчащую ехидну в кошачьем обличье в тёплую уютную гнездильню, я принялся наглаживать её шёрстку, подталкивая под мягкий живот бестолково суетящихся малышей. Так прошло полчаса. Княжна даже лизнула пару раз их по собственной инициативе. Но кормить не стала - нету молока. После обеда периодически отлавливал крадущуюся к выходу мамашу и относил обратно в стойбище. Под конец дня шёрстка у обоих кабанят расправилась и украсивилась. А Маруся сама принялась взбивать подушки. Робко надеюсь, что придя завтра на работу застану в живых молодь слепоглазую.