Для меня всегда оставалось непостижимым, как можно писать о тех событиях с такой легкостью. Сердце обрывается, когда читаешь о войне и о смерти, но роман захватывает, оторваться невозможно. И кажется, проникаешься войной, начинаешь осознавать, что это за ужас, хотя у нас нет никакого морального права думать, что мы можем понять, каково это. Но с другой стороны, даже на войне есть место для любви. 

• … в тылу война совсем иная… На фронте каждому приходится бояться только за себя; если у кого брат в этой же роте, так и то уж много. А здесь у каждого семья, и стреляют, значит, не только в него: стреляют в одного, а отзывается у всех. Это двойная, тройная и даже десятикратная война.
• Обычно считают, что убийца всегда и всюду должен быть убийцей и ничем иным. Но ведь даже если он только время от времени и только частицей своего существа является убийцей, то и этого достаточно, чтобы сеять вокруг себя ужасные бедствия…
  … Гиена всегда остается гиеной. Человек многообразнее.
• Ночью каждый таков, каким ему бы следовало быть, а не такой, каким он стал.
• Умирают всегда слишком рано, даже если человеку девяносто.
• А почему бы ей не смеяться? Смеяться ведь лучше, чем плакать. Особенно, если и то и другое бесполезно.
• Вам, должно быть, нелегко живется, если вы все еще верите в справедливость.

И всегда, ночь, алкоголь, проникновенная нежность. Ремарк себе не изменяет.