Маленький, гадкий зверек с острыми коготками опять забрался за грудину Маше. Он давно не залезал туда и гладь его, не гладь – так просто не избавиться. В последнее время он стал появляться реже и она с удивлением обнаруживала, что его нет на месте вечером. А раньше он приходил в одно и то же время, перед сном. Он как будто хотел напомнить ей, что в жизни есть Единочество и есть Одиночество, и что она, Маша, как бы не старалась быть «Е», а пока она «О» и все еще стоит под проливным дождем в красном плюшевом пальто.

Маша иногда вспоминала тот дождь, когда пришел зверек. Тогда ей было лет семь, родители ругались и собирались разводиться, и мама отвезла ее в село к бабушке. Машенька любила бабушку, но село не любила. Своим маленьким сердечком она поняла, что происходит, поняла, что папа уже не будет жить с ними. Ее привычная схема мироздания рушилась и она втихомолку плакала, залезая на печку, якобы пощелкать семечек. Однажды лил дождь, как из ведра. Она надела красное плюшевое пальто и вышла во двор, зашла за угол дома и стала под козырек дровяного сарайчика. Тогда она впервые узнала зверька, он свернулся за грудиной холодным мокрым комочком и долго лежал там. А Маша подумала – «Зачем я здесь?» Не в смысле у бабушки, а вообще Здесь… И сама испугалась своей мысли, немного помялась и побежала в хату, греться на печку.

А сегодня зверек вернулся. Все было хорошо и дома, и на работе, и Макс звонил. Все было хорошо, пока не позвонил Петрович. Он был пьян, нахален и груб. Он был таким всегда, просто Маше долгое время было не с кем его сравнить, она знала, что без его денег им будет намного тяжелее жить, поэтому ничего не хотела замечать. А сейчас их диалог привел ее в тихое бешенство. Петрович пыхтел в трубку:
-Маруся, ты меня совсем не любишь. Пучури свою бережешь, смотри не передержи. Или уже пристроила где-то?
-Петрович, иди проспись, потом поговорим.
-Что уже и деньги не нужны? Или новый ебарь дает? Да кому ты нужна, где ты тут кого найдешь? Еще сама будешь приплачивать.
-Петрович, может я и не нужна никому, но и мне ж никто не нужен. Оставь меня в покое.
-Ты еще приползешь, как жрать будет нечего.
Маша знала, что это было только начало разборок, такие звонки будут повторяться ежедневно. Он пьяный домой может припереться и на работу. Господи, какой стыд, и деться некуда. Она нигде не чувствовала себя в безопасности и никакие разговоры и успокоения подруг не помогали. Она приходила с работы, боялась услышать звонок, занималась домашними делами и только перед сном могла немного расслабиться. Потому что было одно лишь место, куда она могла деться – это хрупкий виртуальный мир, сотканный из фантазий, эмоций и нереализованных желаний, мир ее и Макса. Макс начал звонить еще с лета. Сначала Нине, потому что Маша запретила давать свой телефон. Нинка по-дружески болтала с Машиным «кавалером» пару раз в неделю и весь отдел следил за развитием сюжета с бабской жадностью. Однажды Нинка таки подсунула ей телефон во время очередного звонка Максима. Маша так застыдилась, как будто ее поймали за мастурбацией. Она покраснела, вспотела и отвернулась к окну. Хотела строго сказать – «Здравствуйте, Максим», но вместо этого перепуганно пропищала: «Хи-хи…привет». В трубке она услышала неожиданно низкий голос, спокойный, медленный и серьезный:
-Добрый день, Машенька. Я уже даже стал сомневаться, что вы реально существуете. Но ваше фото у меня на рабочем столе и я решил, что пока не узнаю, живая вы или плод моего воображения – не отступлю.
-……Я живая,пока…- она хотела пошутить, но получилось грустно и нервно.
-Вы не волнуйтесь. Я сам на грани кондрашки, думаю, может кого за валидолом послать?
-В вашем возрасте валидол рано.
-Давай на «ты»,мы уже так давно знакомы.
-Давай.
С тех пор он стал звонить ей почти каждый день. Он никогда не настаивал на встрече, не требовал быть в роли духовника или психотерапевта. Они болтали, как друзья-одноклассники, иногда как родственники, живущие в разных городах. Иногда Макс осторожно выяснял, что Маша будет делать на НГ, но она сразу же ссылалась на семью и Макс уходил от разговора. Потом он осторожно пытался выяснить, куда Маша собирается в отпуск. Маша становилась серьезной и говорила, что ей не до отпуска, что ее отпускных не хватит даже на дорогу. Макс говорил, мол, деньги не проблема и что только ее желание и можно было бы вместе куда-то съездить. Маша почему-то сердилась на такой поворот разговора, а Макс делал вид, что проехали, но потом опять ненавязчиво рассказывал, что они с друзьями путешествовали и каждый платил за себя и что с ними были девчонки, которые тоже платили за себя и что никто никому ничего не был должен. Вот так вот они мирно поотдыхали и вернулись все довольные. И что необязательно ехать за чей-то счет, а потом оказывать какие-то услуги. В конце концов он может просто одолжить ей немного денег и они поедут как друзья. И никто ни к чему не будет Машу принуждать, а если ему, Максу, понадобится женщина, то он снимет без проблем. Потому что ему, Максу, главное общение с ней. И что он, когда увидел ее на фотке, вспомнил «Завтрак у Тиффани», и хоть у Маши было белое платье, крупные зеленые бусы и «бабетка» на голове, это был завтрак в кафе, так похожий на завтрак у Тиффани.
Эти разговоры очень нравились Маше. Они будили в ней яркое воображение, подогревали чувственность. Маша еще не представляла себя в объятиях Макса, но она видела, как кони идут по набережной, взявшись за руки и о чем-то весело болтают. И это было ее маленьким убежищем.Когда она в него пряталась, зверок исчезал, как будто и не было, а в груди становилось легко и чисто.
А девчонки прям все извелись от нетерпения и любопытства, мол, что да как? "Когда уже наконец-то, и что он говорит, и что он предлагает, и есть ли у него бабки? И вообще, ты выяснила его сексуальные предпочтения, может тебе надо уже плетку с наручниками покупать? А может тебе самой к нему лучше съездить, чтобы тут не светиться, а то вдруг он какой больной. А ты побрила пучури? Это с Петровичем ты могла мохнаткой ходить, а молодежь этого не любит, срочно сделай прическу – оставь на два пальца полоску на лобке" Маша слушала, кивала, подигрывала подругам, обещала сделать ирокез на пучури, они фантазировали и потом вместе ухохатывались с себя же. Но свое убежище она бережно хранила, потому что это было единственное место, куда не мог проникнуть зверек. Это было их с Максимом место. Маша понимала, что он рисует ее в своем воображении, рисует и лепит, а потом сам же и влюбляется в свою мечту. Но ей это нравилось, потому что она страстно хотела быть вылепленной заново – оторваться от прошлого, стать другой, новой, а может и не другой, и не новой… А стать собой, той маленькой хрупкой девочкой в красном плюшевом пальто, но только на мгновение раньше, чем пришел зверек. Лишь на мгновение. И она тогда не выйдет под проливной дождь и никогда не задаст себе вопрос – «Зачем я ЗДЕСЬ?»

Продолжение следует…