Продолжаю размещать книгу Бориса Ягупьева написанную в 90-х годах.

Глава 29

Глава 29. Крушение «Империи»

(смутное время)

Самое неприятное в нашей жизни – это его стабильное «похужание»: ставки окладов вроде бы растут, но суммы премиальных непременно понижаются, вводятся новые виды хитреньких приплат, которые начальство может самостоятельно распределять уже не по справедливости, а по усмотрению самого начальства… Раньше, положим, лишали  человека премии, но писали за что именно. Теперь никакие объяснения не нужны… Всё чётче выявляется круг «приближённых» к кормушке…

Внутри режимного института уже возникают какие-то тайные кооперативы. У проходной топчутся какие-то гонцы из Польши, из иных братских «заграниц»… Раньше их бы на квартал к институту не подпустили! ПЭВМ-ки начали массово сыпаться как из рога изобилия. Всюду шуршат, слюнявя, толстенные пачки денег. А деньги стремительно обесцениваются! В магазинах и ларьках – шаром покати. Всё что осталось, приходится «ловить», «выхимичивать» у директрисы столовки, у хитреньких недавних комсоргов, вдруг ставших хозяевами ларьков-лавочек, торгующих «заказами» прямо на территории НИИ.    О том, что грядёт, я стал догадываться ещё до прискорбного события в Шишкином лесу, до «откровения» на меня свалившегося.

Году, примерно, 67-68  пошёл я на праздничную демонстрацию с сыном на плечах. Махонького таскал – порадовать флажками, шариками цветными. А погода выдалась  мерзейшая! Замёрз он, плакать начал как раз к тому времени, как колонна к Красной площади подошла. А в колонне, рядом со мной был мой ровесник из нашего «хитрого» Отдела    сетевого планирования и управления – инженер нормативщик. Тёзка мой, по фамилии Сербунов. Он странный был: небольшой, полненький гладенький, но красивый. Одевался очень хорошо. К примеру – приходил на работу в костюме чёрного английского сукна. Порой - в белоснежной рубашке с кружевами на груди и с бабочкой вместо галстука! Он не курил, был женат, но бездетен. Каждый день после работы шёл в рестораны разные. Там покупал дефицит – икру в баночках, сёмгу, крабы, в общем дорогие и редкие угощения. Дарил кое-кому из сотрудников, начальникам разным и получал заказы: достать то-то и то-то к такому-то событию. Деньги у Сербунова всегда были.

Увидел Борис, что сын мой куролесит, предложил уйти из колонны и пойти к нему домой, погреться. Жил он совсем рядом с Каменным мостом. Зашли. Это была очень пристойная коммуналка в старинном, очень хорошем доме. Комната у него с супругой была в 30 квадратных метров. Обстановка – старинная, дорогая…фарфор, хрусталь, золотые и серебряные украшения. На стенах – ковры, на коврах – оружие   холодное в ножнах… Я глаза вытаращил, а он спокойно объясняет: «Я последний в роду великих князей Сербуновых. Мы скоро отсюда переедем – купили кооперативную квартиру у метро Аэропорт».  Он угощал сына шоколадками, пирожными, меня коньячком поил, а тут жена что-то вкусненькое принесла типа рыбки малосольненькой, копчёной колбаски, солёных грибочков.  Тут вспомнил я, как наш сосед по даче, скромняга Хухрин, признался, что является столбовым дворянином старинного рода… Сопоставил я эти факты сделал для себя вывод: скоро изменится наш строй, раз уж «они» скрываться перестали.

Вскоре после того наш начальник приболел. Замещал я его временно… Пришла тут разнарядка из кадров: одного человека надобно сократить. Все семейные у нас, у всех – дети… Один и был бездетный – великий князь. Так я тёзке своему и объяснил. Он воспринял спокойно, направление взял, в «кадры» пошёл. На следующий день вышел на работу в той же должности, но в отделе внедрения новой техники!

Когда на работу вышел мой начальник, то сказал: «Как же ты, Ягупьев, такой всегда рассудительный, нужного человека «подставил»? На том та история и закончилась.

Теперь и прежде «безупречно русские» перестали скрывать, что мама – еврейка, и деньги перестали скрывать, у кого были. А продукты теперь только и можно стало достать, что из «заказов». В магазинах не столько еда, сколько выпивка… Это при всероссийской-то борьбе за трезвый образ жизни! Появились талоны на не продуктовые товары в магазины.

Дамы стали советоваться: «Григорьич, стоит ли оформить перевод зарплаты на сберкнижку?» Отвечал: «Не советую. Думаю, что вклады скоро обесценятся… Тратьте деньги, покупайте, что получится, тогда не пропадут». Спрашивают: «А заём под холодильник, машину…» Отвечал чётко: «Обманут! И не сомневайтесь! На займах обязательно нагреют! Откуда у нашего государства появятся эти дефициты через три года? Премьера снимут – и взятки гладки! Вы же видите, как мы все в нашей стране работаем…»  «Начальник, что про помощь зарубежную скажешь?». Сказал: «Вот, Нина Михайловна, к примеру, у вас в доме живёт десятки лет сосед-дебошир. По пьянке всем топором угрожает… А тут кончилась у него жратва, а работать он уже разучился… Так вы «скинетесь» ему на котлетки, будите для него стряпать?» Рассмеялись… «Генсек –Президент обещает…»  «Так это он от отчаянья полного и безнадёги…» «Так ахинею легче нести, чем бревно на субботнике…»

Как-то раз во дворе института останавливает меня румянощёкий «синьор-помидор», бывший здесь комсомольский секретарь, а ныне – инструктор райкома партии, Петрусенько… Мы с ним пару лет назад поцапались, тогда я был ещё механиком, председателем участковой избирательной комиссии. Как раз Андропов «дуба дал», царство ему небесное, он был симпатичен мне. В расстроенных чувствах, после работы, на избирательном участке, сижу я под портретом усопшего вождя, к которому сам только-то траурный креп прикрепил.  Заходит этот гусь с проверкой по поручению. Посмотрел на портрет и в пузырь полез! Аж красный стал, слюной брызгал: «Кто дал указание?! Снять немедленно! Повесить портрет Черненко!» Я ему, тихо так, не вставая со стула: «Пшёл вон, щенок! Здесь – траур!» Он, сперва, опешил, а потом пугать меня начал… Встал я, стул двумя руками поднял: «Не уберёшься с глаз – пришибу!» Он ретировался. А я сидел до десяти вечера, ждал – «настучит» в партком, а то – и в райком – приедут разбираться… То ли не настучал, то ли «там» поумнее люди оказались… В общем, не было последствий никаких.

И вот, останавливает он меня, руку чуть заметно приподнимает, догадывается, что я не подам ему свою…здоровается: «Здравствуйте, товарищ» - перебиваю его – «Борис Григорьевич». Он убирает руку за спину и начинает снова: «Борис Григорьевич, слышал я, ты к демократам примкнуть решил?» Говорю ему: Молод ещё, мне тыкать. Есть другие вопросы?» - «Да вот, жалуются: резко Вы высказываетесь о политике руководства…» - «А вот, кто жалуется, пусть запись делает в книгу жалоб. Будет время – прочту и отвечу…  Сей же час – не до сук мне… Работы - выше головы». И ушёл я.