; о том, как бессмысленно все это, как глупо, как невосстановимо,можно сейчас поймать такси и поехать к нему, и там еще выпить и еще пошутить о том, что вот, это моя книжка тут у тебя стоит до сих пор,знаешь, сколько ты задолжал, я тебе читательский аннулирую, оо, как жетак, не трогай мой читательский, это все, что мне осталось на старостилет - и даже заняться любовью, умирая от неловкости и смущения, он разжился брюшком, она тоже отнюдь не делается с годами прекрасней, и что-то почувствовать даже, вот, память тела, мы здорово подходили друг другу, не правда ли - и уехать наутро, всем подряд сладким пытаясь зажевать горький привкус нелепости и разочарования, - но не надо, нестоит.
Она понижает голос и придвигается совсем близко к столику.
- Не вижу в этом ничего сверхъестественного. По кому же еще.
Они расходятся у перекрестка, он растроган, сердечен, обнимает ее крепко и не хочет отпускать. Потом вспоминает о чем-то, роется в кейсе,извлекает книжку и протягивает ей.
- Тут одни прохвосты издали сборник моих пьес. Там есть одна про тебя.
- Не лги, там должно добрых три про меня.
- Я не буду подписывать, можно.
- Нет уж, подпиши. Так ее труднее будет пропить.
В гостинице она раскроет книгу и прочтет: “Я утратил всю власть над тобой, но надеюсь, что при мне осталось по крайней мере обаяние. Был счастлив тебе сегодня. Даже нет, просто. Был счастлив тебе. Твой Т.”