[604x400]
Настроение сейчас - грустно

"Я сижу в этом старом магловском пабе в центре Лондона каждый вечер. Вы спросите, что я там делаю? Как всегда напиваюсь. Почему именно в магловском пабе? Потому что здесь меня не знают как бывшего уголовника, сбежавшего из Азкабана. Да, это я. Сириус Блэк. Прошло два года с того момента, как меня признали невинновным. Гарри победил Лорда. Всем хорошо, кроме меня. Кроме Гарри и семейки Уизли (которая порядком мне надоела) у меня никого нет.
И вот я опять сижу в этом пабе. Одинокие девушки, не отрывая глаз, следят за мной. Одинокие девушки, в пабе, в это время - звучит пошло. Были бы хотя бы с подругами. Ан, нет. Здесь для них поле боя. Все против всех. Глупышки. Я намного старше, чем кажусь.
И таут дверь в бар открылась, и вошла ОНА. О, Мерлин Всемогущий, где ты прятал эту девушку? На вид, лет двадцати, среднего роста, светло-русые волосы. А глаза? Малахитовые с примесью карамели.
Я стараюсь делать вид, что не замечаю ее, но это удается мне с трудом. Она садится за столик напротив и достает магловский мобильник. Набирает чей-то номер.
- Алло? - раздается в трубке.
- Гарри, где ты? - нежно произносит девушка.
- Барбара, милая, я просто еще на работе. Сейчас трансгрессирую где-нибудь рядом с пабом. Я скоро буду, любимая, - отчетливо слышу я. Спасибо моим анимагичесим способностям.
Барбара - красивое имя. Иноземка. Она не англичанка, слышно по акценту, но и не американка. Но это не важно.
Она волшебница. Мерлин, ты всегда был не справедлив ко мне.
Заказывает сухой мартини. Кто же этот Гарри, которому так повезло. Я надеюсь это узнать.
Дверь снова открывается и входит парень тоже лет 20-ти. Черные, как смоль волосы, торчащие во все стороны. Высокий и зелеными глазами. И я его знаю.
- Гарри? - крикнул я, когда парень прошел мимо меня и сел за столик к девушке.
Парень повернулся и удивленно посмотрел на меня.
- Сириус.. что ты.. - спросил мой крестник.
- Сириус? - спросила Барбара...." Уголки моего рта приподнялись в лёгкой улыбке, тёплой, но с некой долей грусти.. необъяснимой грусти... Вроде бы, крестник счастлив, и я должен радоваться за него, что он не с кем-нибудь, а с такой прекрасной девушкой... Но я тут же одёрнул себя на этой мысли. Нет, просто с девушкой. О, Мерлин! Наверное.. я просто устал. потому и грустный.. в конце концов, много от чего можно устать за 40 лет жизни...
Я улыбнулся Барбаре, затем обратил свой взгляд на Гарри.. Он был несколько растерян, и несколько расстроен, что на его свидании с любимой будет кто-то третий.. он явно не ожидал этого.. Он держал в руке красную розу, но почему-то мне показалось, что барбаре было бы приятнее получить белую лилию... Мне почему-то казалось, что она не любит банальности. Впрочем, меня это уже не касалось..
- Сириус - это мой крёстный, - пояснил Гарри, - А это Барбара. - его слова были адресованы уже мне, - моя возлюбленная.
Я улыбнулся девушке ещё раз, уже открытой и полной тёплого радушия улыбкой, она улыбнулась в ответ и первая предложила мне подсесть к ним за столик... её улыбка словно бы отпечаталась в моём воображении.. аналогично тому, если долго смотреть на до бела раскалённую спираль включённой лампочки. и потом, когда отводишь взгляд или закрываешь глаза, перед тобой ещё долго стоят очертания этой спирали... также и сейчас... с её улыбкой... Всемогущий Мерлин, наверное, я слишком перебрал огневиски. что меня пробило на сентименты... но я.. без зазрения совести заказал ещё... Наш столик находился около окна. Барбара и Гарри сидели друг напротив друга, я - между ними.. Между ними.. Всемогущий мерлин, я опять перевираю в своём сознании толкование простых слов. Всё, я осушил свой стакан и зарёкся больше не налегать на спиртное. во всяком случае, в этот вечер... Да и потом, Гарри и его девушке это, наверное, не очень приятно.
Гарри объяснял Барбаре, почему его задержали на работе и искренне извинялся за своего начальника, пуская нелестные шуточки насчёт дел министерства. Она улыбалась, не сводя с него завороженного взгляда. Я сидел, положив ногу на ногу и тоже слушал крестника. В итоге, ощутив. что я отсидел ногу, я принял более удобное положение и, ставя вторую ногу на пол, случайно задел её ножку - мысок моего ботинка легко прошёлся по её щиколодке, она слегка дёрнулась от неожиданности и убрала ножку. Я извинился, на что она ответила понимающей и светлой улыбкой... блики в её глазах забегали, словно бы её взгляд изучал меня... Надо сказать, я тогда впервые в жизни пожалел, что я небрит, и что меня смутили собственные длинные волосы. - Насколько я знаю, девушки любят более опрятный внешний вид... Но в её глазах не читалось ни капли призрения, скорее - интерес.. О, Мерлин.. и опять действие виски подкатывает к моей голове. Зачем я столько выпил? Мне же ещё возвращаться домой на мотоцикле...
Наш диалог глазами перебил Гарри. Он прокашлялся, вероятно заметив, что ни я, ни Барбара, его не слушаем.. - Рад был познакомиться, Барбара, но пожалуй мне пора ехать домой. Гарри, жду тебя и твою... девушку как-нибудь на обед на Площади Гриммо. До встречи... – я встал из столика, положил 40 фунтов на столик, улыбнулся извиняющейся улыбкой и слегка покачиваясь побрел к выходу. Одинокие девушки все еще смотрели на меня, но до них мне не было никакого дела. Спиной я ощущал взгляд. Теплый взгляд малахитовых глаз с примесью карамели. -Сириус!
Раздался голос из-за спины. Это был голос гарри. Я обернулся, и в глубине души был благодарен крестнику за то, что он предоставил мне украсть ещё одну возможность взглянуть на Барбару... Она тоже смотрела на меня. Я, стараясь не придавать этому значения, вернулся к столику и вопросительно посмотрел на крестника.
-Посиди ещё с нами.. Барбара хочет поближе познакомиться с моим крёстным.. тем более... Прости. я не сказал тебе, но.. , - глаза гарри нервно забегали, - мы собираемся с ней пожениться, а поскольку ты мне как отец, мне нужно твоё благословение...
Их руки лежали на столе.. мой взгляд поплыл от вида их сплетённых пальцев.. её побелевшие суставы.. он гладил их своими пальцами. Идилия. Засмотревшись, я даже сразу не нашёлся, что сказать...
- Гарри.. Боюсь. это не самый подходящий момент, я сейчас пьян, и...
Я устало опустил голову, и волнистые пряди волос упали мне на лицо, скрывая непонятную печаль.. Наверное, мне просто непривычно, что крестник женится, и теперь будет принадлежать не только мне, по праву отцу, но и кому-то ещё. Да, это обычная отцовская ревность. Не более.
- Но, крёстный! Разве это имеет значение? Мы счастливы!
Гарри говорил настолько вдохновенно, что от его слов у меня по спине пробежала вереница мурашек, а где-то в груди больно кольнуло. барбара, вероятно, заметившая мой взгляд на сплетении их рук, робко убрала свою руку со стола... - Гарри... давай мы обсудим это завтра... Приходите домой.. Молли давно там прибралась...
Когда я произнес «Молли» мне показалось, что что-то произошло с Барбарой. Она как-то погруснела, но продолжала улыбаться.
- Надеюсь Миссис Уизли не будет завтра у тебя? Не хотел бы я встретится с ней после всего, что я им наговорил... - Гарри, давай действительно обсудим это завтра. Я не в том состоянии чтобы что-то решать, - произнес я, замечая, что у меня начал заплетаться язык.
- мы могли бы подвезти Вас. Я на машине, - сказала Барбара, смотря на меня с какой-то грустью. Ее голос завораживал. Отголоски еще наивной озорной девчонки слышались в голосе уже взрослой молодой девушки. Да, Сириус, молодой и юной девчонки. Ты же не хочешь испортить жизнь ей и Гарри? Только вот чем, Сириус? Что с тобой происходит, Бродяга?
Вынырнув из своих мыслей, я ответил:
- Но как же мой байк? Я не могу его здесь оставить.
- С твоим байком ничего не случится, Сириус. Я привезу его к тебе, пока Барбара отвезет тебя домой, - ответил мне Гарри и обратил к своей невесте, - Спасибо тебе, родная. Сириус покажет тебе дорогу, я привезу его байк к его дому, и если тебя уже там не будет, я трансгрессирую домой.
Крестник, нежно поцеловал девушку в губы, потом помог мне встать и мы отправились на улицу…
Мы останемся с ней вдвоём... Нет, Бродяга, ты не посмеешь... Возьми себя в руки и не пей больше так много...
Поднялся и, опираясь на крестника, вышел из паба. Барбара шла впереди нас, и мой взгляд был прикован к её осанке... Она подержала дверь, чтобы мы с Гарри могли выйти и направилась к своей машине.
Гарри открыл правую дверь, и я сел в обитый коричневой кожей салон, Барбара села слева, за руль. Гарри легко поцеловал её в губы, и она подняла стекло. Я смотрел на неё через зеркало над лобовым стеклом, не решаясь поворачивать головы, чтобы не давать ей понять, что явно любуюсь её красотой... Она завела мотор, и машина двинулась с места, плавно выезжая с переулка, где Гарри махал нам до тех пор, пока мы не свернули за угол. - Его я тоже видел в зеркале заднего вида... Он как всегда доброжелательно улыбался. Внезапно мне стало совестно перед ним, хотя пока вроде бы причин на это нет. - Я ведь даже не задавал Барбаре никаких вопросов. Я просто опустил стекло на своей дверце до самого конца и оперевшись на неё локтём, высунулся в окно, подставив лицо прохладному вечернему ветру, что хотя бы чуть-чуть спасало меня от жара, который я опять-таки приписал опьянению.
- Мистер Блэк? Сэр?
Походу я слегка вздремнул, а так как Барбара не знала дороги, это было не очень хорошо с моей стороны.
- Зовите меня Сириус. Здесь нужно свернуть на право, проехать до третьего перекрестка и повернуть еще раз на право, там и будет мой дом.
Через пять минут мы уже были на Площади Гриммо.
- Но здесь нет дома номер 12. Где же Ваш дом, Сириус? – удивленно спросила девушка.
- Эта и есть тайна моей семьи. Смотрите.
Барбара почувствовала лёгкие подземные толчки, а затем увидела невероятную картину... два корпуса старинного дома стали раздвигаться в разные стороны, и нашему взору предстал новый точно такой же дом с чугунной оградой на крыльце... Девушка, хотя и общалась с моим крестником-волшебником, явно была поражена увиденному. Я повернулся к ней и задорно улыбнулся, и в моих глазах появились тёплые огоньки, которые просто не могли не вызвать у неё ответную улыбку. ещё более светлую, чем та, что впечаталась раскалённым отблеском в мою память.
Я подошел к двери и открыв ее простой «Алахаморой», я пропустил Барбару в перед, забыв о подставке для зонтиков в виде ноги тролля. Она оступилась и грациозно, словно кошка, упала на пол.
- Ох, простите меня, - подлетел я к ней, подавая руку помощи, - я забыл про эту рухляд.
-Ничего, ничего – пролепетала девушка, вставая и попровляю юбку, которая успела слегка задраться и оголить ее бедро.
Её волосы слегка растрепались от падения, а щёки налились румянцем.. толи оттого, что она пыталась отдышаться после неожиданного падения, толи от смущения, когда она всё-таки заметила мой взгляд на её оголённом бедре.. но одно я решил для себя точно: в этот миг она выглядела такой растерянной и такой соблазнительной, что мне захотелось обнять её.. просто прижать к своей груди, в которой томилось что-то горячее, подкатывающее к горлу с каждой новой секундой, пока я смотрел на неё.. Просто прижать, чтобы гладить её волосы, ощущать на своей шее её дыхание и щёкочущие прикосновения её ресничек... Чтобы она прошептала мне что-нибудь ласковое, от чего я так отвык за годы Азкабана... Однако она стояла и даже не подозревала. о чём я думаю. и единственным, кто мне шептал в этот момент на ушко, была моя совесть... Бродяга, не теряй голову! И пожалуй, скрепя сердце, но придётся со своей совестью согласиться...
- Вы точно не ушиблись? может быть, нужно приложить что-нибудь холодное? Пройдёмте на кухню.. аптечка там...
Я взял её под руку и провёл на кухню. На кухне никого не было. Гарри, вероятно ещё не вернулся. Иначе бы о его присутствии говорил пустой стакан из-под тыквенного сока в раковине. мой крестник любил пить тыквенный сок по возвращению домой.
Я отодвинул из-за стола деревянный стул, развернул его и усадил гостью.
- Подождите немного...
Достав льда из холодильника. снова подошёл к девушке, которая, стиснув зубы, растирала свою коленку, дабы сбить боль.
- Позвольте, я...
и я сел перед ней на одно колено, чтобы было удобнее, взял в руку один кубик и принялся водить им по её коленной чашечке, бережно и нежно, что прикосновения кубика льда казались почти неуловимыми... Когда же кубик растаял. и моя ладонь всей поверхностью коснулась её коленки, понял. что просидел бы так вечность, но неловко убрал руку и посмотрел снизу вверх прямо ей в глаза.
- Вам лучше?
Барбара улыбнулась и поблагодарила меня за помощь.
- Может быть чашечку кофе, но она отказалась, попросив простой воды. Я встал с колена, облокотившись на стул, на котором сидела она. Подошел к серванту, взяв стакан, налил туда воды из под крана и подал девушке.
- Прошу, Ваша вода – я подал ей стакан, и как бы нечаянно задержал свою руку на ее руке. Она подняла свой взгляд на меня и наши глаза встретились.
В её глазах читалось больше, чем просто благодарность, и в этот момент меня больше всего подмывало спросить её, о чём же она думает.. Я знал, что мои задумчивые голубые глаза очень нравятся девушкам, в своё время я даже играл на этом. но сейчас я был в лёгкой растерянности, застигнутый врасплох её взглядом, словно читающим мои мысли... я смотрел просто.. не отрываясь, в её малахитовые глаза, обрамлённые карамельной каймой вокруг зрачков..
Кто-то должен был прервать наш зрительный контакт иначе это могло продолжаться вечно. Как только я подумал об этот, она взяла стакан и начала пить. Капелька воды попала на ее подбородок и потекла вниз по шее к расстегнутой на верхней пуговичке блузке. Я как завороженный смотрел за капелькой, пока меня не прервал нежный голос Барбары.
- Сириус, а вы давно живете в этом доме, совсем один?
Неужели она и правда умеет читать мысли? Если да, то она могла прочитать их еще в кафе. О, Мерлин, за что?
- Почему же один? Гарри живет со мной. Вы могли бы тоже перебраться ко мне.. после свадьбы? – сказал я, делая акцент на слове «свадьба». Она закусила нижнюю губу, смотря на меня, как бы сканируя информацию. Что-то внутри меня ёкнуло.
- Конечно, конечно. Обязательно. Гарри говорил, что тут весит портрет Вашей матушки, можно мне на него взглянуть?
Вопрос девушки вызвал у меня невольную улыбку.
- Вы уверены, что хотите на него взглянуть? Гарри вам не рассказывал. что в волшебном мире все портреты разговаривают? А портрет моей матушки знает столько цветастых выражений, что многим гостям случалось испугаться... так что не хотелось бы портить ваше впечатление об этом доме. ещё до того. как вы сюда переехали...
Мерлин. и снова я за своё! Однако, если я буду продолжать так сидеть напротив неё, я уже вряд ли смогу гарантировать, что не ляпну ещё какой-либо бред и очередной раз не свалю его на пьяное состояние... Значит, надо и правда показать гостье дом...
Я взял ее за руку и повел из кухни наверх. Она слегка хромала, и было видно по ее плотно зжатым губам, что ей больно. Я решил пойти в гостиную, чтобы она села на диван и мы могли бы подождать Гарри. В гостиной я зажег камин, чтобы стало чуточку теплее.
- Сириус, Гарри говорил, что Вы учились в Хогвартсе, в Гриффиндоре, хотя вся Ваша семья была на Слизерине. Как так получилось?
- Это сложная ситуация. Просто мои взгляды отличались от взглядов Блэков, - ответил я ей слегка хрипловатым и усталым голосом, каким, собственно говорил всегда по возвращении из Азкабана, словно бы сырость тюремных стен так и не испарилась с пересохшего горла, - Они судили о волшебниках по их чистокровному происхождению, а для меня превыше всего были способности. Но Блэкам этого было не понять. В 16 лет я ушёл из дома, и моё имя больше не произносилось в этих стенах... но я ни чуточки не жалею. Это мой выбор, и для меня он правильный. Думаю, Барбара, вам тоже не раз придётся сделать в жизни выбор, дай бог вам решительности, чтобы ваш выбор оказался правильным...
Ещё не успев договорить эту фразу, я стал задумываться о её двусмысленности... и с каждым последующим словом второй, тайный смысл этой фразы стал проступать в моём сознании всё отчётливее. Мне стало стыдно перед барбарой и перед Гарри, и я благодарил всемогущего Мерлина, что стоял спиной к дивану, где сидела Барбара, и перемешивал кочергой угли в камине, чтобы огонь лучше горел... Искорки от огня вылетали из камина в комнату и гасли, одна даже попала на мой замшевый полосатый пиджак, но тоже потухла. Лицо горело, не то от близости огня, не то от собственных провокационных мыслей, которые не сбивал даже треск сгорающих угольков... Очередной раз спихнув свой бред на огневиски. я поинтересовался у барбары:
- а вы любите печёный зефир? если его запечь над огнём камина, получается очень вкусно...
- зефир? мммм.. обожаю... когда я была маленькой, папа всегда я меня брал с собой на охоту. Но так как я почти не ем мясо, он брал с собой зефир, и мы сидели у костра и болтали ни о чем...
Она подняла на меня взгляд, я почувствовал его спиной, и я решил спросить:
- а откуда Вы? Кто были Ваши родители?
- моя мама француженка, училась в Шармбатоне. Отец англичанин, сквиб. Я родилась и всю жизнь жила в Канаде. Мой отец хоть и был сквибом, но у него была одна особенность его семьи.. чистокровной семьи... он умел читать мысли... и она передалась мне.. так что простите, я действительно вижу Ваши мысли, и ничего с этим поделать не могу.. они просто всплывают передо мной... открываются как книга....
После её слов я окончательно растерялся. - Меня действительно застали в расплох. Я почувствовал, как над моей верхней губой под густыми усами проступили капельки пота. А может быть, её слова - это просто ловушка, чтобы проверить мою реакцию, и тем самым выпытать мои потаённые мысли? Что ж, я решил принять вызов.
- Ну, и о чём же я сейчас думал? - немного дерзко спросил я, но потом решил смягчить свой тон мягкой улыбкой.
- сейчас? вы решили, что я просто играю, что все это ловушка, а я просто хочу узнать ваши потаенные желания, - она игриво улыбнулась и продолжила, - а вот в кафе, Вы, Сириус, думали о том, какие у меня красивые глаза и что Гарри был банален, принеся мне розу... Вот только одно для меня остается загадкой, как вы узнали, что я люблю белые лилии?
О, всемогущий Мерлин! Она права, права на все сто.. нет, на все двести.. никогда.. никогда в жизни я ещё не был настолько смущён, вернее, вообще редко смущался, даже почти никогда... Стало быть, всё смущение судьба уготовила именно для этого раза, когда я поставлен перед фактом, что правды мне не утаить... Но эта правда.. эта правда слишком прекрасна, чтобы её говорил в этот вечер бывший заключённый, притом в подвыпившем состоянии... Но игнорировать вопрос, во-первых, неприлично, а во-вторых, она всё равно узнает правду, а точнее, она УЖЕ её читает в моих мыслях, и может быть, уже даже давно прочитала, пока я стою в нерешительности... Что ж. лучше, если это скажу я сам, чем если это озвучит она, ещё сильнее меня смутив...
Хриплым от волнения голосом я начал:
- Просто я это понял. Розы вам не подходят. Розы это цветы холодных пафосных фурий.. роскошь и шипы... это не ваш типаж... А вы.. вы открытая, как лепестки лилии. Роза никогда не позволит любоваться собой изнутри.. А лилия не скрывает своей красоты, раскрывая свою нежность навстречу восторженным взглядам. Да и запах лилии всегда свеж, даже если нюхать его часами.. он не давит.. наоборот.. он уносит...
Договорив свой монолог, я понял, что больше не смогу смотреть ей в глаза, наговорив кучу лишнего... Я снова отвернулся к камину, и оперевшись локтём на его верхнюю мраморную перекладину, уставился на огонь... я опустил голову и запустил пальцы в копну своих кудрявых волос, чтобы куда-то деть свою энергию. Спустя минуту неловкого молчания, я едва слышно извинился.
- Простите меня.
я услышал, как она встала с дивана, а потом почувствовал, как девушка положила руки на мои плечи.
- За что? За то, что я единственная, кто услышал правду о себе от Вас, не только потому, что заслуживала ее услышать, но и потому что сама прочитала ее в Ваших глазах? Сириус, Вы не должны извиняться. Еще никогда, мужчина не говорил мне таких слов..
Я повернулся и посмотрел на нее. Мерлин, она стояла так близко, что я не удержался и поцеловал ее...
Это был порыв с моей стороны, и она поддалась этому порыву.. А может быть, к этому всё и шло, и она тоже это знала. Как жаль. что я не умею читать мыслей, в отличае от ней... Но сейчас это было уже не важно, сейчас я понял лишь одно, что никакие мысли не должны мешать мне наслаждаться прохладной свежестью её губ. Я чувствовал кончиком языка её слегка шороховатое нёбо и скользящую поверхность её языка.. её губы лоснились, как спелые вишни... А её хрупкий стан выгибался мне навстречу, когда я положил руки на её талию. Я запоминал каждое ощущение, до последней тонкости, и другие мысли, какими бы важными они не были, вмиг стали посторонними. Однако вскоре меня вернул на землю щелчок открываемой двери... Я бережно отстранил от себя гостью. замечая, что её взгляд противится меня отпускать... в нём читалось даже некое разочарование, несмотря на то, что следующую фразу мы сказали почти одновременно, вполголоса...
- Гарри пришёл...

Барбара пригладила волосы и уселась на диван. Я поправил пиджак и пошел на кухню, за тыквенным соком для Гарри. Краем глаза я заметил, как она дотронулась рукой своих губ.
- Барб, Сириус. Где вы? - раздался голос Гарри из прихожей.
- Дорогой, я в гостинной. Твой крестный пошел на кухню за тыквенным соком, - услышал я слегка взволнованый голос Барбары. Я налил сок в два стакана, взял бутылку сливочного пива и зашел в гостинную. Гарри сидел со своей невестой и обнимал ее. "Сириус, ты подумаешь обо всем этом завтра, а сейчас ты уложишь ребят спать". Я поставил поднос с посудой на стол, взял бутылку, и откупорив крышку, сделал глоток.
- Сириус, тебе нельзя столько пить, - с лёгким укором сказал Гарри. Он заботился обо мне, и я опять почувствовал укол совести. Барбара в этот момент смотрела на меня и наверняка поняла мои мысли. и я увидел в её глазах понимание: слабый огонёк мелькнул в её глазах, обвёл блики зрачков и исчез. Гарри продолжал говорить.
- Твой мотоцикл неисправен, крёстный. Я хоть и не очень разбираюсь в магловских изобретениях. но по-моему там барахлит мотор, так что ездить на нём небезопасно. Его надо отремонтировать, иначе ты рано или поздно разобьёшься...
- Гарри. ты говоришь мне это уже сотый раз. - Беззаботным тоном ответил я и отмахнулся рукой, как и всякий раз, когда крестник начинал эту тему, - Всё же в порядке, ничего же не произошло. не волнуйся за меня..
Барбара потянулась и зевнула.
- У кто-то тут хочет спать, - улыбнулся Гарри, и провел ладошкой по щеке девушки. Она смущенно улыбнулась и посмотрела на меня с грустным взглядом. Я сел в кресло и предложил Гарри отвезти Барбару к себе, и уложить спать. Но девушка, отказалась и попросила отдельную комнату. Когда они с Гарри ушли, я остался в гостиной в раздумьях. Когда они поднимались, моя матушка не проронила не слова.. Странно. Очень странно.
Встав с кресла, я пошел наверх в свою комнату. Закрыв за собой дверь, я услышал, как в соседней комнате, Барбара напела веселый мотивчик. Заслушавшись, я не сразу понял, какую ошибку я совершил, предоставив выбор комнаты Гарри. Он поселил девушку рядом со мной. О, Мерлин как ты не справедлив ко мне сегодня! Раздевшись, я упал обесиленно на кровать, пытаясь забыться сном. Но он не шел. Я думал он ее малахитовых глазах с примесью карамели, о ее нежной золотистой коже, о светлых волосах, о губках, с которых я украл поцелуй. Да, именно украл. Я думал о нашем поцелуе, и о том, что возможно, что сейчас, она тоже думает о нем, и слышит мои мысли... Как только я подумал об этом, в дверь постучали. Я накинув халат, подошел и открыл дверь. На пороге стояла Барбара, ее щечки горели, а в глазах читался испуг.
- Что-то случилось, Барбара? - спросил я шепотом.
- Сэр, мне так не ловко, но в Вашем доме есть привидения?
Я трогательно улыбнулся ей, задетый за живое её десткой наивностью в мечтательных русалочьих глазах.. Да, я правильно сравнил её с цветком лилии - она была очень открыта, и даже ещё открытее, чем я подозревал...
- Вам страшно? - спросил я всё тем же шёпотом, - если хотите, проходите, - отступил, освобождая дверной проём, - Я налью вам вина.. оно обладает таким прекрасным свойством сглажитвать страх.. оно делает людей такими, какие они есть, а не какими они хотят себя преподнести..
Я загадосчно улыбнулся ей, и она неуверенно вошла в комнату.
Девушка подошла к окну и посмотрела на ночное небо... Я смотрел на ее силуэт и не мог налюбоваться... Ее волосы были собраны в пучок, поэтому я видел ее тонкую шею... как же она прекрасна... я подошел к столику, чтобы налить вина... За окном прогремел гром и Барбара вскрикнула.. Я резко повернулся, пролив немного вина на ковер, и увидел, что девушка вся дрожит.
- Что с Вами? – нежно спросил я, подходя к «русалочке», подавая ей бокал с вином...
Она посмотрела на меня испуганными глазками и прошептала, протянув руку, чтобы взять бокал:
- Я боюсь грозы...
Я бросил беглый взгляд на окно. - чёрные тучи буквально неслись под напором порывистого ветра, свистящего в беспомощно выгибающихся ветках деревьев. секунда-другая, и они перекрыли серебристо голубоватый диск луны, при свете которой играл множеством бликов бокал в моей руке. Барбара стояла против лунного света, и я толком не видел её лица, только различал блеск её глазок, в которых поселился страх. Неужели она и правда боится грозы? Совсем как ребёнок.. ребёнок, которого я просто обязан защитить... Я любовался освещёнными луной. очертаниями её силуэта, и как только тучи полностью перекрыли луну, и серебряное свечение вокруг её затенённого тела пропало, я услышал в тишине, каким сбивчивым стало её дыхание. Трясущейся от страха рукой она всё же взяла бокал и поднесла его к губам... А я уже и не ловил себя на очевидной мысли, что так откровенно любовался ею. Темнота это позволяла. Мне было страшно ловить себя на несколько иных мыслях, что сейчас, посреди ночи, она зашла не к Гарри, а ко мне, что она чувствует мою опору, моё сильное мужское начало, что она доверяет мне, а значит, я должен оправдать её доверие, я должен отвлечь эту сладкую куколку от её страха и подарить ей сказку.. сказку, в которой будем только я и она, и больше никого... С выражением лица опытного любовника. я обласкал губами хрустальный край своего бокала, набрал пару капель жидкости в рот и немного понежив их в этой теплой темноте, осторожно проглотил, затем залпом допил остальное содержимое. И только потом, ощутив новый приток жара к вискам, я ответил ей:
- Не бойтесь... Гроза - это всего лишь погодное явлление, которое тоже имеет место быть в природе... так же как и человек, в нём соседствуют совершенно разные чувства, но в купе они дают гармонию, и именно такого полноценного человека мы называем личностью...
я говорил, а она меня слушала, и я с радостью заметил, что её внимание стало переключаться с грозы на мои полуночные рассуждения. - Её личико перестало быть испуганным, в нём уже читался интерес, однако я заметил, что её плечи всё равно продолжали дрожать... Тогда я решился... Хотя... Решительность ли это после того, как я уже поцеловал её в гостинной? Нет, после той наглости, это просто естественный поступок со стороны настоящего мужчины... Я отставил наши бокалы и, подойдя к ней сзади, развернул её к окну, крепко обнял и обхватил её скрещенные на груди ручонки... Выглядывая из-за её спины, я пристроил на её плече свой подбородок, и она почувствовала своим ушком мягкое прикосновение моих кудрявых волос... Возможно, она слегка растерялась, но я теряться не собирался, и, как ни в чём не бывало, продолжил свой монолог:
- Видите? Вглядитесь... совсем недавно была ясная лунная ночь, а сейчас в природе всё бушует и разрывается на части от раскатов грома и электрических разрядов молний... И вы боитесь этого... но может, вам всё же будет легче, если вы всё-таки сравните это состояние природы с тем, что такое же может происходить в душе человека... Да, это пугающее состояние, но порой устаёшь от затяжного покоя и начинаешь радоваться, когда внутри всё рвёт и мечет, а мысли путаются...
Мерлин, это было практически призание в любви. второе за этот вечер.. Интересно, догадывается ли она о двояком смысле моих слов? С одной стороны, мне этого хотелось, а с другой... нельзя... Гарри... но Бродяга! она ведь к тебе пришла! Не важно, что будет завтра, сейчас она только твоя! Наслаждайся этим и не высказывай свои неосторожные мысли вслух... Я глубоко вздохнул и слегка повернул голову, чтобы одарить мягким поцелуем её холодную ушную раковинку...
Она не отстранилась… Она снова позволила мне воплотить мой порыв… И. смакуя на губах нежность кожи на хрящике её ушка, я невольно задумывался, а только ли мой это порыв? Она запрокинула голову, и мои губы соскользнули на её шею.. она робко дёрнулась от щекочущих прикосновений моих усов. Затем она развернулась ко мне лицом и сама поцеловала меня, вкладывая в поцелуй всю свою нежность. Оторвавшись от её губ, я стал покрывать поцелуями одну из её ручек, лежавших у меня на плечах, после чего снова приник к её губам, ощущая, как её пальчики проминают парчу моего чёрного домашнего халата, ощупывая мои плечи.
Далее всё было, как в сказке… Гроза кончилась, и луна снова выглянула сквозь прореху в тёмно-серых облаках, освещая её хрупкое тельце на простынях; разметавшиеся волосы; её перламутровые коленки; пальцы рук, драпирующие щёлк простыней; её дымчатый животик с изящной впадинкой по центру, ведущей к углублению, в котором красовался аккуратный пупочек; а так же капельки крови, окропившие простыни и застывшие на их лунной белизне, словно опавшие лепестки роз… Да, я был её первым мужчиной, как ни странно. Первым, кому она доверилась всецело, первым, кто подарил ей эту райскую птицу по имени ночь, которой она уцепилась за хвост и отправилась в полёт… Неужели Гарри никогда не посвящал её в таинство этих наслаждений? Впрочем, мне уже не хотелось ни о чём думать, так как звук собственного имени, который я различал сквозь её хриплые стоны, снова и снова лишал меня здравого рассудка… Ах, эти чудные пальчики её ног, которые я пробовал, словно виноградинки! – Как шаловливо они двигались, когда я начинал покусывать их мякоть, и один нечаянно задел меня по носу…. Как она потом целовала мой нос, небольшую горбинку – аристократичную черту, перешедшую мне от Блэков… каждая морщинка на моём лице ощущала жар её дыхания… А её позвоночник! Мерлин, он напоминал мне жемчужные бусики, и я целовал каждую бусинку, когда она выгибала спину.. Какая же она была хрупкая, моя русалочка! Но в то же время я чувствовал такую уязвимость рядом с ней… необъяснимую уязвимость, неистовые покалывания во всём теле, куда только ни касались эти кукольные ручонки и спелые вишенки её губ…
Когда райская птица вскружила нам голову, и стала плавным планирующим полётом опускаться на землю, мы оба, нагие и взмокшие от счастья, устало обрушились на негу простыней… Я откинулся на подушки, пристраивая её точёную головку на своей груди и вдыхая терпкий аромат угасающей страсти на её волосах. Её указательный пальчик обводил узоры моих татуировок, которые мне сделали в Азкабане, всё медленнее и медленнее, пока, наконец, моя дива совсем не притомилась и не засопела, погружаясь в сладкую дрёму… Я долго наблюдал за её головкой, которая поднималась и опускалась на моей вздымающейся от глубокого дыхания груди. Светало. Потолок уже замерцал в голубовато-серой утренней дымки, а потом и вовсе окрасился розоватыми проблесками зари… Где-то на лестнице послышались скрипучие шаги Кричера – моего домового эльфа, и его недовольный гнусавый говорок, в котором различались знакомые нелестные высказывания о грязнокровках и осквернителях рода… Всё было как всегда… Только вот я не спал всю ночь… Разные мысли приходили ко мне в голову за этот отрезок времени, и одна эмоция сменяла другую… То я чувствовал умиротворение и покой, то прилив трепета и нежности к моей распустившейся этой ночью лилии, а то вдруг во мне всё резко сжималось и терзало изнутри, и угрызения совести не давали мне покоя… Именно это я чувствовал сейчас, находясь между её наготой и всё ещё влажной простынёй…
Я нежно растормошил её за плечо. Пробудившись ото сна, она сладко зевнула и потянулась прямо на мне. Мерлин всемогущий, что она со мной делает? Первый луч солнца прорвался в комнату и метко зарядил ей в глаз. Открыв его и тут же прищурив от слепящего света, она снова лениво потянулась, очередной раз затронув плотские струны внутри меня…
- Доброе утро, - вполголоса проговорил я, проведя ладонью по её волосам.
В какую-то долю секунды она встрепенулась, и я поначалу даже испугался, но заметив подле себя мой подбородок, орошённый курчавой растительностью, она нежно улыбнулась. Запуская пальчики в эту самую растительность на моём подбородке, она ласково пролепетала:
- Сириус…
И в этот момент мне меньше всего захотелось прогонять её. Мне хотелось вечно смотреть в эти счастливые глаза, зависая в этом прекраснейшем мгновении, когда я знал всё наперёд, каждый её вздох… Я даже знал, что она скажет через миг, и она это сказала. Никогда не забуду лихорадочный румянец на её щеках, выступивший перед тем, когда она собралась с духом, чтобы произнести:
- Сириус, я люблю тебя…
Моё сердце бешено заколотилось о самые рёбра, так что его удары можно было чувствовать осязанием. И она чувствовала – её ладонь чудесным образом лежала как раз на моей груди. С левой стороны.
Но, господа судьи, что мне было на это ответить? Признаться честно, мне хотелось ей ответить то же самое, но мысль о Гарри сковывала мой порыв, я итак совершил непоправимый грех, за который Мерлин меня покарает. Нельзя… Нельзя привязывать её к себе.
Я только ласково улыбнулся ей, а затем бережно отстранил от себя, встал с кровати и накинул халат, пока моя нагота окончательно не сдалась под её зачарованным взглядом. Завязывая пояс халата, я развернулся к ней, полулежавшей на боку и оперевшейся на локоть.
- Вставай, - мягко попросил я, - тебе надо возвращаться в свою комнату.
Барбара повиновалась. Я взял её халат и держал его, помогая ей надеть его. Просунув руки в рукава халата, она слегка склонила голову вбок, чтобы на миг прижаться щекой к костяшкам моих пальцев, когда моя рука была на её плече.
За завтраком мы старались не смотреть друг на друга, избегая смущённой улыбки, которая невольно возникала на её лице, всякий раз, когда мы обменивались взглядами. К счастью, Гарри так ничего и не заподозрил. Он наивно думал, что мы с Барбарой просто хорошо восприняли друг друга, и его настроение от этого было самым приподнятым. Был ясный выходной день, и он предложил нам всем вместе отправиться на прогулку в парк, на что мы с радостью согласились.
Когда мы шли по парку, лето радовало нас пением птиц, и сквозь кроны деревьев на асфальт разливалось яркое солнце, рисуя на аллее причудливый узор из теней, перешёптывающихся под лёгким ветерком. Редкая погода для пасмурного Лондона. Мы ели эскимо, таящее прямо в руках от палящего зноя, и Гарри, как всегда, что-то вдохновлено рассказывал, стараясь завоевать Барбару своим красноречием.
Слушала она его или нет, было неясно.. Ясно было только одно: то, как нам хотелось остаться с ней наедине, хотя бы на минуточку – просто для того, чтобы подарить друг другу один нежный поцелуй и хотя бы чуть-чуть урезонить коварного зверя, раздирающего нас изнутри от невозможности прикоснуться друг к другу. Гарри ни оставлял нас ни на миг, и тогда мы сами пытались изыскать эту возможность. То когда мы покупали лимонад, я передавал ей бутылочку так, чтобы ненароком задеть её пальцы своими; то она якобы случайно заденет меня локтём, когда пойдёт выбрасывать в урну фантик от эскимо. И только одному Мерлину было известно, сколько значения мы вкладывали в эти прикосновения. О, сколько в них было неистового порыва, желания, чувства, трепета и притяжение, но в то же время безропотного подчинения обстоятельствам и неугасаемой истомы, терзающей сердце.
Но наконец небо услышало наши мольбы, и у нас появилась-таки возможность остаться вдвоём. Совершенно неожиданно у Гарри зазвонил его магловский мобильник, и он неохотно поднял трубку. По мере разговора по телефону на его лице отчётливо проступало беспокойство.
- Да, Рон, я еду… Да, прямо сейчас…
Закончив разговор, и быстро запихав телефон в карман брюк, он обратился ко мне.
- Сириус.. Звонил Рон… У Гермионы начались схватки, её нужно срочно отвезти в больницу святого Мунго…, - дыхание крестника звучало сбивчиво, было видно, как он засуетился, - Он попросил меня помочь ему. Ты не мог бы проводить Барбару домой?
Я так и не сумел сдержать улыбки. – Его просьба была не просто честью для меня, она была для меня желаемой наградой за все мытарства, которые мне пришлось пережить в этот день, находясь так близко с Барбарой, но в то же время так далеко. Слава богам, крестник не заметил мою реакцию, а если и заметил, то не придал этому должного значения.
- Конечно, Гарри, - простодушно ответил я, - Рону и Гермионе привет, желаю Гермионе родить здорового малыша.
Я тепло улыбнулся и по-братски обнял Гарри, после чего он поцеловал Барбару (на что я не мог смотреть, и отвернулся, делая вид, что отвлёкся на воздушного змея, которого запустили дети на ближайшей лужайке) и трансгрессировал.
Несколько секунд наблюдая за исчезающими очертаниями Гарри, мы в итоге обратили свои взгляды друг к другу. Глаза Барбары загадочно засверкали, и она вся покрылась краской, когда я пристально вгляделся в глубину её глаз. И всё-таки я в отличае от неё, не умел читать мысли, мне, как всегда, оставалось только догадываться, о чём она сейчас думает… мне казалось, что после разговора Гарри, когда он сказал, что у Рона и Гермионы будет ребёнок, она представила меня с младенцам на руках… А может, я просто замечтался. Вернись на землю, Бродяга.
Проведя по её раскрасневшейся щеке и остановив палец на трогательной ямочке, которая появлялась на её щеке всегда, когда девушка улыбалась, я предложил ей пойти дальше…
Мы шли и разговаривали ни о чём, смеялись и шутили, нам было приятно проводить время вместе, и я окончательно убедился, как хорошо мы подходим друг другу. Даже если между нами и возникали дискуссии, они все сводились к одному и тому же – у нас были почти одинаковые взгляды на жизнь, и её согласие со мной вовсе не было вызвано женской кроткостью или желанием польстить.. Нет… Она была искренней и открытой, такой же, как я её и охарактеризовал в первый день нашего знакомства… Странно представить, что этот день был ещё вчера, а значит, позавчера мы даже не догадывались о существовании друг друга…. А сегодня мы уже родные люди.
Лондон не надолго порадовал нас прекрасной погодой. Вскоре небо стало облачным, и заморосил мелкий дождик, делая уже высохший после ночной грозы асфальт вновь пятнистым. Сначала мы просто не обращали на него внимания и даже радовались ему, запрокидывая головы и ловя губами первые капельки, а потом смакуя их на губах друг друга. Но потом дождь начал расходиться всё сильнее и сильнее. Люди раскрывали зонтики и стремились к выходу из парка, словно бы боялись умереть от дождя. Смешные… Дети, босяком прыгая прямо по образовавшимся свежим лужам, следовали за родителями. И только мы, не имея зонтика и зная, что всё равно уже безнадежно промокли, спрятались под кроной одного из клёнов. Белое летнее платьице, которое было на Барбаре, облегало её тело, и через его мокрую ткань темнелись её коричневые сосочки и пупочек, которые я уже ласкал очарованным взглядом. Девушка дрожала от холода. Тогда я снял с себя свой пиджак и, накинув ей на плечи, прижал её к себе, облокачиваясь на толстый ствол дерева. Согреваясь от подкладки пиджака, сохранившей моё тепло, она перестала дрожать, подняла на меня счастливое личико и слегка приоткрыла ротик, обдавая моё лицо своим нежным дыханием. Она ждала, чтобы я поцеловал её, и я это сделал. Я принялся посасывать её нижнюю губу, начиная с уголка рта, и, дойдя до середины, проник языком вглубь её ротика. Оторвавшись от её припухших после поцелуя губок, я бережно взял за запястье её ручку и поднёс её кисть к лицу, и начал целовать по очереди мягкие подушечки её пальчиков.
- Я люблю тебя, - снова сквозь шум дождя произнесла она.
Я поднял на неё чувственный взгляд и на сей раз не сдержался.
- Я тоже тебя люблю, - тихо прошептал я. Так тихо. Что звучание моего шёпота слилось с шумом капель, падающих на листву клёна. Да, господа присяжные, я сказал ей это… Свободный от стен своего дома, которые сковывали мою душу угрызениями совести и мешали мне признать, что я, мужчина бальзаковского возраста, влюбился, как мальчишка – за один день, если не меньше… Улыбнувшись этой мысли, я снова поцеловал её. Так мы и пережидали дождь, стоя под кроной дерева и целуясь, и это был единственный случай в моей жизни, когда мне хотелось, чтобы дождь никогда не кончался.
Потом я проводил Барбару к ней домой, и она позвала меня к себе, высушить промокшую одежду и выпить чашку горячего чая, заботясь о том, чтобы я не простудился. Она жила на окраине города, в уютном особнячке, и в этот вечер у неё дома никого не было, поэтому Барбара предложила мне остаться на ночь. Я, не колеблясь согласился, зная, что Гарри переночует у Рона, поэтому то, что меня этой ночью не будет дома, останется незамеченным. Да, в итоге я остался, и мы провели с Барбарой ещё одну сказочную ночь любви, даже ещё сказочнее, чем предыдущая. А под утро, когда мы, утомлённые любовной эйфорией, раскинулись на простынях, но не могли заснуть, наслаждаясь каждым мигом, проведённым вместе, я рассказывал ей притчи о любви, которых я знал очень много, и они, таясь в закоулках моего подсознания, наконец дождались своего часа быть услышанными… Вот одна из них:

«Как-то в одно селение пришёл и остался жить старый мудрый человек. Он любил детей и проводил с ними много времени. Ещё он любил делать им подарки, но дарил только хрупкие вещи. Как ни старались дети быть аккуратными, их новые игрушки часто ломались. Дети расстраивались и горько плакали. Проходило какое-то время, мудрец снова дарил им игрушки, но ещё более хрупкие.
Однажды родители не выдержали и пришли к нему:
— Ты мудр и желаешь нашим детям только добра. Но зачем ты делаешь им такие подарки? Они стараются, как могут, но игрушки всё равно ломаются, и дети плачут. А ведь игрушки так прекрасны, что не играть с ними невозможно.
— Пройдёт совсем немного лет, — улыбнулся старец, — и кто-то подарит им своё сердце. Может быть, это научит их обращаться с этим бесценным даром хоть немного аккуратней?» (с)

Барбара прижималась ушком к моей груди, слушая мой голос изнутри, и улыбалась. Она говорила, что её сердце в самых надёжных руках, и что я неповторимый романтик, и мне, бывшему заключённому, было очень лестно и приятно это слышать.
На следующий день мы с ней так и не смогли увидеться и с нетерпением ждали возможности следующей встречи. Никогда я ещё я не чувствовал себя так одиноко, чем те дни, когда её не было рядом. Даже глухие стены Азкабана, в которые я был заключён на целых 13 лет, казались мне пустячным подготовительным испытанием к тому, что происходит со мной сейчас. Мне казалось, что даже Кричер стал смотреть на меня с некоей долей сочувствие, и даже матушка с портрета стала изрекать меньше цветастых выражений в мой адрес. Один только Гарри ни о чём не догадывался, и когда видел, что я грущу, пытался обрадовать меня радостной, как ему казалось, вестью о том, что они с Барбарой уже купили обручальные кольца, что Рон будет его свидетелем на свадьбе и т.д. Мой крестник был совершенно окрылённый, и от этого мне на душе становилось ещё тяжелее. Он рассказывал, а мне было вдвойне больно: за себя и за него. Я сидел с поникшим видом, а он продолжал делиться счастливыми подробностями, какое он приготовил для Барбары свадебное путешествие на берегу океана, озвучивал вслух то. как они будут целоваться на песке и провожать заходящее солнце. А я представлял на его месте себя… мокрый песочек на береговой линии; барашки прибрежных волн, омывающие наши ноги; следы её ладоней, отпечатавшиеся на этом песочке, и сухие песчинки, которые рассыпаются между моих пальцев и образуют волнистую линию вдоль её животика…
Я встрепенулся, одёргивая себя от натиска воображения, как раз когда Гарри сказал:
- А вот и она.
Я ещё раз резко дёрнулся, ощущая, будто бы меня застали врасплох. Гарри в это время уже направлялся в прихожую, открывать дверь такой желанной для нас обоих гостье. Я наблюдал за ним через дверь (дверной проём, находившийся напротив того места, где я сидел, позволял). Я видел, как она вошла и, обвив руками шею Гарри, выглянула через его плечо, надеясь увидеть меня. Когда она увидела меня и улыбнулась мне, я подмигнул ей. Ах, эта незабываемая улыбка! Как я соскучился по ней за те три дня, что мы не виделись, и как мне хотелось сказать ей это! Но не при Гарри… Он повёл её на кухню, и они сели рядышком напротив меня. Гарри продолжал говорить об их планах на будущее, а Барбара кивала, как бы подтверждая его слова, но я заметил, что её мысли были совершенно в другом месте. Она опустила одну руку под стол, после чего не сильно подтолкнула меня в коленку. Я тоже убрал под стол одну руку, и тут же почувствовал, как её пальцы разжали мою ладонь, вложили туда что-то вроде записки, а затем снова сжали. Спрятав сложенный листок бумаги в карман пиджака, я снова положил руку на стол и, подперев ей щёку, продолжил слушать Гарри.
Весь вечер меня мучило нетерпение прочитать записку. Перед сном, прежде чем я разделся и лёг, я сел на край кровати, вытащил из пиджака свёрнутый лист бумаги, развернул его и прочитал: «Завтра у входа в отель Риц в 10 вечера. Твоя любимая»
Я перечитывал эту записку несколько раз, не веря собственному счастью… Отель Риц… Это самый дорогой и роскошный отель Лондона… И неужели всё это великолепие будет окружать нас двоих целую ночь? Весь следующий день я подбирал одежду, в которой не стыдно появиться в таком изысканном месте.
- Ты куда собрался, Сириус? – спросил меня Гарри, когда Кричер начищал мне ботинки – последний штрих к моему образу.
Я не растерялся и соврал, что у неких Джонсонов торжество по случаю повышения главы семьи по карьерной лестнице. На миг мне показалось, что в глаза Гарри прокралось сомнение, и он даже прищурился, но, не акцентируя внимание на деталях, он в итоге просто спросил:
- Значит, сегодня тебя не ждать, так я понял?
- Да, ты правильно понял, - с улыбкой ответил я и трансгрессировал.
Барбара уже ждала меня у входа в отель, и я не сразу сообразил, что это она. Она выглядела не просто прекрасно, а слишком прекрасно. На ней было длинное, цвета ночного неба, платье из атласного шёлка, с глубоким вырезом на спине, позволяющим видеть изящество её лопаток и позвоночника. Прелесть её обнажённых плеч пересекали тонкие линии брителек, которые я чуть позже теребил в руках, прежде чем небрежно скинуть вниз, покрывая поцелуями её бархатистую кожу. Это было уже в номере, в роскошной ванной, когда нас окружали только зажжённые свечи в канделябрах, и больше никого… Я расстегнул молнию её платья, и оно плавно соскользнуло по нежному телу к её ногам. Изящным движением кошки переступив через него, она направилась к ванне, томно оглядываясь на меня. Переступив бортик ванны, она залезла в тёплую воду, в которой плавали лепестки роз. Погрузившись под воду, она вынырнула, заводя назад мокрые волосы, а пара лепестков налипла на её кожу, напоминая следы поцелуев… Я подошёл к аккуратной тумбочке, на которой стояла бутылка дорогого французского Божоле, наполнил вином два бокала и, усевшись на бортик ванной, один протянул Барбаре. Мы пили на брудершафт, наши руки обвили друг друга, и её мокрая рука намочила ткань моей рубашки. Затем следовал глубокий поцелуй, а потом я разделся и разделил с ней приятную негу тёплой водички… И сказку, ещё одну сказку, главными героями которой тоже были мы. Огоньки свечей отражались на стенах таинственными движущимися тенями. Они словно преследовали нас, но мы уносились всё дальше…
И так было всегда, когда мы тайно встречались с Барбарой. Мне самому было забавно, как мы маскировались. Почти как школьники. Мы посылали друг другу тайные знаки, и выражались они в записках, которые мы находили у себя в карманах, в еде, пальцем на пыльном корпусе моего мотоцыкла или её машины… Мы даже изобрели собственный язык символов, которому могло позавидовать любое древнее государство. Я даже помню тот вечер, когда мы сидели у неё дома, на медвежьей шкуре у камина и изобретали, с таким же азартом, с которым я составлял со школьными друзьями карту мародёров. Да, я был истинный мародёр, и за долгие годы во мне это не пропало. «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость»… И мы шалили, писали друг другу записки на языке известных только нам символов, сбегали ото всех, чтобы предаться любви, и предавались ей в отелях, в машине, в парках, в телефонных будках и везде, как только чувствовали острое влечение друг к другу.
Последнее наше интимное свидание произошло у меня дома, там же, где и первое. В ту ночь Гарри снова не было дома, и он должен был отсутствовать ещё два дня… Я засыпал на её плече, как младенец, и в сладкой полудрёме, погружаясь в сон, всё ещё слышал её нежное бормотание насчёт того, что от моих усов ей щекотно… Но вскоре её сладкий голосок канул в пустоту, в которой я оказался, видя во сне свои трясущиеся руки и волшебную палочку, выпадающую из моих рук и ударяющуюся о паркет с глухим стуком… Передо мной лежал мёртвый Гарри, изломанный, с раскинутыми руками. Его рот застыл в предсмертном крике, а из уголка его губ к подбородку тянулась тонкая струйка крови. Разбитые очки соскользнули с его лица и валялись рядом. Я только что убил его…. Заклятием из своей палочки. Осознание этой мысли пришло не сразу, а только тогда, когда в комнату ворвалась запыхавшаяся Барбара и, не замечая меня, в слезах бросилась к Гарри. …К моему крестнику, которого я всегда защищал, к которому я относился, как к родному сыну. И я убил его..
- Нет!
С резким криком я присел на кровати и, содрогаясь, вцепился в собственные волосы. И если бы не Барбара, которая тут же проснулась, поднялась и обняла меня своими холодными ручками, я бы точно выдрал у себя клок волос.
- Что случилось, Сири? – нежно спросила она, отнимая мои напряжённые пальцы от головы.
Я… Я не мог ей сказать. Я так ей доверял, но этого я ей рассказать не мог, при всём доверии. Я не мог пересилить себя и сказать ей, что должен отказаться от неё. Только не сейчас.. не в эту ночь…
- Моя голова, - с болью выдавил я, - Раскалывается…
Барбара встала с кровати, молча отправилась на кухню, и вернулась через 5 минут со стаканом простой воды. Мои руки до сих пор тряслись, и она, видя это, сама поднесла стакан к моим губам и, слегка наклонив, чтобы я пил, провела рукой по моим волосам.
- Я рядом, - ласково проворковала она, и впервые меня эта фраза не утешила.
Да, она рядом, в этом-то и вся проблема. Она не должна быть рядом со мной, мы не должны быть вместе. Она невеста Гарри, моего крестника. Я не должен отнимать у него его счастье. Не должен.
Как только я допил воду, Барбара отставила стакан на прикроватную тумбочку и обняла меня, прижимаясь к плечу. По моей щеке пробежала одинокая слеза, но она, к счастью, её не заметила.
- Встань. Оденься, - сухо сказал я.
Она отстранилась и посмотрела на меня. В её взгляде застыл немой вопрос.
- Делай, что я говорю, - потребовал я чуть с нажимом.
Барбара продолжала сидеть на месте. Тогда я слез с кровати сам, встал и оделся.
- Ну что, так сложно сделать то же, что и я? – заговорил я насмешкой в голосе. Я стоял напротив Барбары, уперев руки в боки. – Нам надо серьёзно поговорить.
Девушка потянулась за своей одеждой и стала неохотно натягивать её на себя. Одевшись, она встала, подошла ко мне и робко обвила руками мою шею.
- Что случилось, малыш?
В её голосе звучала тревога. Нет. Я не мог так с ней поступить. Однако я всё решил.
Я схватил её за запястье и грубо толкнул в кресло. Одним движением руки поправив растрепавшиеся волосы она посмотрела на меня с застывшим непониманием в глазах. Мне было очень жаль её. Но я должен… должен прекратить это. Так не может больше продолжаться…
- Сириус, любимый, в чём дело? - с робкой нежностью спросила она.
- Послушай, девочка, поиграли и хватит! – резко бросил я, и заметил, как её глаза заблестели, наливаясь влагой. Она сдерживала себя из последних сил, а я продолжал: - Я не люблю тебя и никогда не любил! Ты должна остыть, уйти и забыть меня. Мне не горячо не холодно от твоих страданий, и все твои сентименты по большей части нервировали меня. Я наигрался.
Мой голос звучал холодно, грубо, и чуждо даже для меня самого. Да, господа присяжные, я лгал ей. Лгал, видя, как по её щеке пробежала первая блестящая дорожка. Она всхлипнула, и я представил, как гудит в её ушах, как обливается кровью её нежное сердечко. Но мой голос даже не содрогнулся:
- Ты была моей страстью и огнём моих чресел, но твои чувства ко мне просто жалки и низменны, я презираю тебя, девочка. Ты нездорова. Да, ты сейчас очень похожа на сумасшедшую.
Барбара разревелась, уже не сдерживая своих эмоций… На миг мне хотелось броситься к ней, прижать к себе, и целовать её припухшие покрасневшие веки, подрагивающие мокрые реснички, но я уже был твёрдо уверен, что назад пути нет. Я сам сделал свой выбор. – Счастье Гарри для меня превыше, и я не должен предавать его, отнимая у него самого любимого человека. Да, я ранил Барбару, притом жестоко, но я был убеждён, что поступил как настоящий мужчина, как преданный друг, каким и старался быть по жизни… И эта мысль меня сколько-нибудь, но всё-таки утешала. Переступив через боль, я продолжал откровенно издеваться над ней:
- Тебе больно, да? А Гарри? Ему думаешь, было бы не больно, если бы он узнал, что ты раздвигаешь ножки перед его крёстным? Шлюшка!
Моё последнее слово, очевидно, было для неё больнее пощёчины, ибо она дёрнулась и как-то резко отвернулась. Далее она оперлась на подлокотник кресла и закрыла лицо руками, что я уже не мог видеть её прекрасных глаз, а только содрогающиеся от безнадёжного бессилия плечи и устало свисавшие вниз пряди светлых волос… казалось, даже они потускнели… Мерлин, я не мог больше на это смотреть.. Я сам был близок к истерике, и горе огромными когтями безжалостно раздирало меня изнутри…Она должна уйти, или я не выдержу…
- Убирайся вон, - отчеканил я металлическим голосом, который в этот момент очень походил на интонации Снейпа, леденящие и не допускающие возражений.
Барбара встала и, не глядя на меня, удалилась из комнаты.
Я сразу же запер дверь, зашторил окна и, оставшись при одном светильнике, достал бутылку огневиски… моего старого доброго приятеля… налил себе бокал и, осушив его, даже не почувствовал, как содержимое прожгло моё горло… Потом я налил ещё бокал, пытаясь наполнить свою душу эйфорией, однако слишком сильны были мои страдания, чтобы их можно было так просто загасить… Я порылся в ящиках, достал старую тетрадь с пожелтевшими страницами, и решил написать эту историю… Я писал всю ночь, и за окном уже забрезжил рассвет, но усталости я до сих пор не чувствую… Я строчу, как сумасшедший, на едином дыхании, словно компенсируя навык письма за все свои прогулы во время школьных лет… На полу стоит уже вторая пустая бутылка из-под огневиски, но даже пьяный угар меня не клонит ко сну, а лишь немного туманит мой взор, делая неровным мой почерк. Как интересно, правда? Огневиски… Они были внутри меня и в день нашей с ней встречи, и сейчас – в день, когда всё кончено. Вся наша жизнь – сплошные огневиски. Как я когда-то сказал Барбаре, только про вино, но суть одна: Алкоголь делает людей такими, какие они должны быть, а не какими хотят себя преподнести. Потому и вся правда в огневиски.. Правда, которой так мало осталось в нашем мире. Да что я говорю? Я сам только что солгал и любимому человеку и себе.. Мне ли искать правду? И мне ли бороться за неё?
Нет.. Мне вредно думать… Надо пойти проветриться, самое время погонять на мотоцикле. Может, ветер будет бить по лицу чуточку сильнее разлуки и собственной лжи… Ветер… Он всегда был моим другом.. Ветер, рёв мотора и я, и больше никого…
Да.. Надо проветриться. Быть может потом записи в моём дневнике будут иметь более оптимистичный характер…
************************************************

Но она, роняя слёзы на пожелтевшие страницы дневника, знала, что продолжения не будет… Дочитав до конца, она перечитывала откровения Сириуса второй раз, и сейчас была как раз на том самом месте, где Гарри пытался втолковать крёстному о неисправностях в моторе его мотоцикла, а Сириус, беззаботно отмахиваясь рукой, утверждал, что ничего не случится… Но это случилось… Именно тогда, когда судьбе было это угодно.. Барбара знала, что это не самоубийство. – Сириус не такой эгоист, чтобы делать такие громкие жесты, давящие на совесть ей и Гарри… Да и потом, Сириус был слишком сильный, для того чтобы сдаваться. Перетерпев тринадцать лет в Азкабане, он верил в то, что звёзды через решётку светят именно ему, и что он обязательно выберется.. Он бы и сейчас выбрался, но судьба решила освободить его совсем.
И всё равно её терзала совесть… Как она могла поверить в то, что он не любил её? Почему она не пыталась разглядеть его глубже холодной маски? Почему хотя бы не попыталась? Ведь это было так непохоже на него, такого чувственного, доброго, заботливого… Его руки, погрубевшие после тюрьмы, всё равно были для неё самыми нежными, и чуть осипший голос, и печальный взгляд… А эта тёплая, исходящая от самого сердца улыбка, которая озаряла всю пасмурность его лица, когда он дарил её ей… Этого больше не будет…
Дверь в комнату с тихим скрипом открылась, и Барбара повернула своё заплаканное лицо. В проёме стоял Гарри… На нём тоже лица не было, ибо крёстный, до появления Барбары, был его самым близким и родным человеком… Пару минут они молчали. Затем Барбара догадалась закрыть дневник и запихать его в кучу хлама, царившую на столе Блэка.
Гарри проследил за ней.
- Я читала книжку, - уклончиво ответила девушка, отводя взгляд от жениха. Но Гарри ничего не ответил. Сложно сказать, догадывался ли он о чём-нибудь, или нет, но обиды или ревности он не проявлял.. только самую чувственную нежность, которая может исходить лишь от любящего человека… Он подошёл в Барбаре, сел перед ней на пол, и обняв руками её ноги, уткнулся лбом в её коленки.. Она запустила робкие пальцы в его чёрные, как смоль, волосы и, набравшись духу, тихо прошептала:
- Я люблю тебя, Гарри…
Воля Сириуса была исполнена…