Невероятно красивый фильм, получивший «Золотую ветвь» в Каннах. Главный герой (Шон Пенн) ищет ответы на вечные вопросы через воспоминания о детстве и родителях (Брэд Питт, Джессика Честейн).

История «Древа» на Каннском фестивале была в чем-то сродни советским фильмам про Гражданскую войну: в том, что красные победят, сомневаться не приходилось. Картину Терренса Малика изначально прочили в фавориты и наградили ровно в соответствии с ожиданиями. Безмерно красивый и столь же безмерно претенциозный опус Малика задумывался еще тридцать лет назад — и только на его монтаж ушли несколько лет. Малик, когда-то снискавший славу молчаливыми «Пустошами» и «Днями жатвы», конечно, верен себе. История семьи О’Брайен от динозавров до наших дней практически полностью лишена диалога. Это не повествование, а симфония и даже проповедь: начинается «Древо» с цитаты из Библии: «Где был ты, когда я полагал основания земли?» Действие начинается в пятидесятые годы в Техасе и следует за старшим сыном О’Брайенов Джеком (Шон Пенн): от блаженного младенчества до взрослой жизни, попыток как-то осмыслить существование, вернуться в рай провинциального техасского детства и, конечно, найти общий язык с отцом-создателем. Сам глава семейства (Брэд Питт) олицетворяет путь природы, с точки зрения Малика, бескомпромиссной и эгоистичной; мать (Джессика Честейн) — путь благодати, безропотной и всепрощающей. Оба не столько реальные люди, сколько архетипы — и если у персонажа Питта все-таки обнаруживаются пороки и слабости (тоже, впрочем, типические), то Честейн светла настолько, что, кажется, вот-вот обернется чистым духом. Суровое отцовское воспитание, естественно, доводит сына до белого каления. В одной из сцен юный Джек даже раздумывает, не скрутить ли домкрат, пока родитель с инструментами лежит под машиной, — и уже мысленно осваивается в этой роли отцеубийцы-богоборца. Но домкрат останется на месте, сжатая до размеров лужайки перед домом Вселенная продолжит свой ход, а Джек отправится запускать в бесконечно голубое небо ракеты с лягушками. Воспоминания героя Малик прерывает панорамами создания планеты и зарождения жизни — от Большого взрыва до динозавров. Эти 3D-философствования работают лишь отчасти — и, напоминая какую-нибудь передачу BBC о природе, вызывают не мысли об истоках бытия, а ожидание момента, когда зазвучит голос Николая Дроздова. Тем не менее «Древо жизни», будучи по сути религиозным произведением, важно как раз тем, что показывает: кино может быть инструментом познания мира. Обратной стороной этой основательности является предельная серьезность и напыщенность формы: тем, кто родился в стандартной брежневской многоэтажке, а учился в стандартной советской школе, настроение режиссера в полной мере прочувствовать будет сложно. С другой стороны, как объясняли в той самой советской школе, любое произведение искусства требует от реципиента какой-никакой работы. Уж чем-чем, а ею бывший профессор философии Терренс Малик обеспечил своих зрителей сполна.

Наталья ШараповаДата публикации: 3 июня 2011