Была от матери влетка очередная за оторванную пуговицу и испачканную джинсовую курточку в частности (и плюс туфли потертые) и в целом за мою рассеянность.

А я свое-то уже отпереживал именно тогда, когда об турникет тиранулся пуговицей. Жалко куртку, но ... простите, такой вот я рассеянный с улицы Бассейной. Иначе не могу.

Чуть ли не что-то в духе Гришковца получается...
Вот не люблю я, и не люблю категорически, когда из меня пытаются делать "правильного человека".
Неслучайно с раннего детства мне близки те персонажи, у которых в крови непокорность.
Мне ближе искренний в собственной расхлябанности Незнайка, нежели Знайка, являющийся вроде мне коллегой (вообще Знайка и Незнайка - образы, что уживаются внутри каждого человека).
Мне ближе оставшийся деревянным дурачком Буратино, нежели его предшественник Пиноккио, превратившийся в настоящего человека за "примерное поведение", хотя и у того итальянца полно положительных черт.
Мне нравится, несмотря на все недостатки, образ того же Обломова - куда более симпатичен, нежели образ его друга (настоящего друга, не липового!) Штольца, хотя Штольц тоже заслуживает уважения.
Образы Дурака (Царевича, что не важно), Онегина, Печорина ... меня в них привлекает именно эта самая стихийности: тупят по-крупному поначалу, потом в один момент наугад принимают единственно правильное решение и движутся смело вперед. Малыш и Карлсон с их "пустяками, делом житейским". Гекльберри Финн и тянущийся к нему Том Сойер...
Потому и с восторгом читал книги Венедикта Ерофеева, где все живут так. Вот она где жизнь! И ерофеевские принципы (по поводу "вздора" и "невздора") - фактически эпикурейство и цинизм по-русски - вечны.