О том, что слово – это мощная сила, способная и вылечить, и убить человека, знает любой целитель. Однако мы часто забываем, что и каждый из нас обладает этой силой, надо только уметь её применить. И тогда в трудную минуту это умение способно совершить настоящие чудеса.       Бабушку Лизавету Капитоновну все наши соседки по коммунальной квартире считали ведьмой или колдуньей. Когда я спросила маму, почему так называют эту сгорбленную старушку в чёрном платочке, мама смущенно сказала: «Да, странная она какая-то. Всё бормочет себе под нос, заговоры, что ли, заговаривает, или колдует чего-то. Вот соседки её так и прозвали». Но я «ведьму» не боялась. Может, оттого, что часто видела её приветливый взгляд и ласковую улыбку, обращенную ко мне, когда мы невзначай встречались в узком коридорчике у нашей двери.      Однажды, проходя мимо её закутка, я заметила, что дверь бабушки Лизаветы прикрыта неплотно. Помню, как страшно забилось сердце, но любопытство всё же взяло верх, и я осторожно заглянула в бабкину комнату. Там было темно и пахло каким-то незнакомым пряным или травяным запахом. В глубине комнаты я различила сгорбленную фигурку старой соседки, склонившуюся над столом. На столе стояли тарелка, чайник с чашкой и кастрюлька с какой-то едой. Видимо, бабулька собиралась обедать, но есть не торопилась, а что-то по своему обыкновению приговаривала. Её ворчание в этот раз я различила особенно чётко, и слова были очень уж простые, не колдовские. «Каша, моя каша, - ласково приговаривала старушка, - матушка ты наша, досыта накорми, от болезни отведи». И ещё: «Чай, ты мой чаёк, травяной медок, напои да исцели, дай здоровья - силушки Лизавете-милушке!».      Я не удержалась и хихикнула, услышав, что такая древняя старуха себя назы-вает «милушкой». Тут моя соседка резко обернулась и увидела меня, подглядывающую в приоткрытую дверь. Я даже зажмурилась от ужаса. Но Лизавета Капитоновна, разглядев меня, улыбнулась и поманила к себе рукой. А когда я, окончательно осмелев, зашла к ней, то услышала самую удивительную речь в своей (тогда ещё небольшой) жизни.     «Ты, девонька, если хочешь всегда молодой да здоровой быть, так с едой да питьём разговаривай! Спасибо скажи щам да каше, да и куску хлеба – за то, что питают они тебя, силу дают и здоровье, - сказала мне странная старушка, показы-вая на кастрюльку с тарелкой и на чайник. – Так ты себе в пищу своим же словом добро заложишь, и тебе то добро здоровьем обернётся!».      Но тут я услышала, как меня зовёт мама, и поспешила уйти. А вскоре папе на работе дали квартиру. Мы переехали, и я постепенно забыла свою старую соседку с её приговора-ми и «колдовством». Только недавно, спустя почти тридцать лет с той поры, когда мы с родителями жили в коммуналке, я вспомнила бабушку Лизавету и её разговоры с едой.      Уже полгода я пребывала в таком отчаянии, что ни муж, ни сын - школьник не решались даже заговорить со мной о моём заболевании. Диагноз был страшным: болезнь Бехтерева, и далеко не в начальной стадии. Это означало поражение суставов и позвоночника, мучительные боли и в перспективе полную неподвижность. Мне «повезло» заполучить болезнь, которой женщины страдают гораздо реже мужчин, и было ясно, что надеяться особо не на что.      Как-то ночью, лёжа без сна в постели, я вспомнила своё детство, родителей, нашу небольшую комнату в коммуналке, свои игрушки в уголке… И вдруг ясно-ясно передо мной возникла темная сгорбленная фигура над столом со скромным обедом и добрый голос, уговаривающий кашу с чаем дать силу и здоровье… Я вспомнила слова бабушки Лизаветы о том, что с пищей, обласканной добрым словом, может войти в человека и бодрость, и здоровье. Еле-еле дотерпев до утра и дождавшись, чтобы проснулся муж, я попросила сладкого чая с булкой. Когда он принёс мне завтрак, я собрала остатки сил и обратилась к еде и питью с благодарностью и мольбой о выздоровлении, вспомнив, как приговаривала над своими тарелками моя старая соседка. Наверное, это выглядело нелепо. Услышав мой голос, муж и сын замерли в дверях, и пришлось их успокаивать, уверять, что я не сошла с ума от отчаяния. Первое время я не чувствовала ничего, но упорно про-должала «разговаривать» с чаем, супом, картошкой – со всей едой, которую я ела. Проходила неделя за неделей, никаких улучшений в своём состоянии я по-прежнему не замечала, но продолжала благодарить щи да кашу – матушку нашу за силу и здоровье, даваемые мне, потому что внезапно поверила, что переборю болезнь. Мои домашние уже привыкли, что я бормочу над своими тарелками и чашками, и относились ко мне с пониманием, тоже, вероятно, надеясь на чудо. И вот – чудо это, или всё же сработал тот верный механизм, о котором знала моя старая соседка, но мой недуг стал отступать. Месяца через четыре моих «приговоров» над едой у меня вдруг стали лучше действовать руки, уменьшились изматы-вающие боли и утренняя скованность в суставах, стал легче сгибаться позвоночник. Наконец я смогла уже самостоятель-но тихонько ходить по комнате и подолгу сидеть. Потрясенная таким результатом, я не только не перестала «говорить» с едой, но свято уверовала в силу и действенность слова. А позже мне стало ясно, что верующие люди не зря молятся перед едой: молитвой они освящают свою пищу и этими святыми словами закладывают в себя добро, силу и здоровье.