Вечность, во гневе

Величайшая ложь, что рассудок с давних лет всему живому вознамерилась зачаровать
Обязав порождаемые ею этюды разрушения словно небес дары воспринять
Предана была сокрушению под ослепительным сиянием, что в один из дней мне свет прозрения даровал
Опустошившего понятие любви всевечной, что завет проклятый десницею нерушимых истин возлагал.

В гробнице темнейшей издавна монархами бездны был я заточён
И невиданною ранее силой в её стенах из пепла возрождён,
Дарами гнева, что извечно в сердце, истерзанном ложью находились,
И ежечасно вязкой чернью по иссохшим венам разносились

Да грянет гром в лике ненависти первозданной, что под небесами пылающими отважусь я провозгласить
Низвергающей существ презренных, в декадансе лет текущих намеревающихся царствие себе соорудить
Пробудится сила во гневе нерушимом, под отвратностью созерцаемых издавна пейзажей закалённая
Для испепеления любого изъявления бездушных масс людских, хранителем своим беспощадным взращённая

И возгорится пламя карающее изо шрамов, покинутых сотворёнными человеком деяниями нечестивыми,
Ранее поражённых токсином, изрыгаемом доктринами лживыми
Извечная ненависть, изъявившаяся как отклик на зов опороченной мироздания чести
Отобразится оттенком свершаемой долгожданной онтологической мести

И да будет исполнен речами гневными оглашённый приговор,
Разразится средь угасающей империи небывалый в истории мор,
Изложенный запретным говором, что лишь проклятым под силу услыхать,
Да коронованным на инфернальном троне подвластно увидать,
Тем самым бездумные средоточения людские проклиная,
Навечно в смертных телах их жалкие души заточая,
Дабы коль жатвы час пробьёт, всему что было частью их предстояло во хаосе кровавом раствориться,
  На дорогую свету землю ни телом, ни душою никогда уж более не возвратиться

И удел проклятый, что для судьбы своей без притворства я избрал, переродится пламенем, что поведёт меня сквозь людское королевство из кривых зеркал
 

Взращённый жаждою кровавой

Тысячелетиями потоки лиловой магмы человека мысли в мир сей извергали,
Неистовое озеро за разума пределами они неустанно восполняли,
Не предвидев мгновения, коль невзрачный островок среди бушующей лавы изъявился,
Для судьбы, что жаждала кровопролития истоку сего хаоса, он оплотом разродился

Ото сна в вечности пробудившись, знакомый говор я тотчас услыхал,
И танственную тень, что во тьме таилась, на горизонте увидал,
Сквозь несочтимые стены лабиринта этой жизни пробираясь,
Ко мне, в безумном танце, она всё ближе приближалась.
У порога человеческого бытия тусклым светом воссияя,
Забвение, как единственный возможный исход ему предрекая.

Однако, что изначально миражом свершенных дел нечестивых чудилось,
Обликом существа, возжелавшего крови человеческой, в очах обратилось.

Неосязаемый живыми говор его изнутри моих мыслей пробудился,
Завораживающим шёпотом небытия в тысячах голов людских он растворился,
Из чарующих уст, укрытых мраком, исходящий,
Призрачной фигуры, так к себе неистово манящей
Искренних переживаний исток для души отворявшей,
Хладным светом полумесяца что внутри пронесутся,
И терзающим ветром северных широт мыслей тягостных коснутся.

И слово снизошедшего из уст её откровения,
Приведёт меня ко вратам царствия забвения

В неогласимом говоре для смертных лишь единой сущностью на земле мы с нею можем быть,
И могущество наше во плоти ради низвержения породителей огненного океана воссоединить.
А в картине же судеб наших чудесном подобии,
Узришь ты мотивам тех дел исток единый, что смертному любому с рождения ведомые.

Тогда то и слились мы с тем силуэтом воедино,
Отобразив вдали необратимую во временах картину,
Из пропасти глубинной на свет изъявившись
И исполненною жаждой крови навечно во плоти с нею воссоединившись.

Теперь ликом теневого могущества разрешено тебе меня именовать,
И крови жаждущим зверем еле слышимым голосом в ночи величать,
Извечно связаны наши с нею судьбы теперь,
Сплотились в теле одном душа одинокая и крови желающий зверь.
Обреченные на произрастание в стенах мира сего,
И в глубочайшем смятении очами кровавыми взирать на него.


 

Дары багровых морей
 

Покинув одеяния земные, сквозь сопряжение стен оживших я неустанно пробирался,
Из жизни лабиринта долгие года я на белый свет вырваться пытался
Из глаз слез реки в пути с раскатом гроз тысяч извергая,
Что в пропасть бездонную по щекам потоком стремительным стекали.

Облаками свинцовыми надо мною небеса укрыты,
Изъявившись из образов тяжких мыслей позабытых
И до поры, коль я их буду созерцать,
Извечно себя я в том пути буду искренне глубоко проклинать.

Постигнет в приливе к душе багровых морей погибель меня,
Жизни былой облик ниспровергая навсегда,
В коей от дара всемогущего я отказался,
  Избрав любовь однажды высшим благом и в царствии лжи оказался.

Есть лишь один путь, дабы земли исполненные проклятием покинуть,
Для этого былому пониманию собственной природы предрешено всецело сгинуть
Для осознания того, чем на самом деле я являюсь,
Ибо в этой жизни лишь на иллюзии самого себя я походить пытаюсь

Обязан для того я свою плоть и разум изничтожить,
Облик хаоса внутри души посильно приумножить,
Даруя ему саморазрушение
Свершив долгожданный акт лика своего ниспровержения
Мучениям в мире погрязшем в лицемерии не желая больше предаваться
К совершенству на пути своём стремился я добраться
Коему в итоге небытием суждено будет оказаться.

Однако, преследующим меня воспоминаниям не дано в покое душу оставлять
И для того, чтобы вырваться, обязан я их основу тщедушную при жизни разрушать
Льдом, огнём и ненавистью, что открыться силы истоком предо мною соблаговолит,
И врата небытия что предо мною в том акте отворит.

Однако, я всё ещё в своём теле заключен,
И к угасанию извечному в нём приговорён,
Его я должен уничтожить, в нем наземь лечь и да изгнить,
Благодаря сему проклятию живым при смерти я обязан быть.

Кровавые длани искушая,
К немедленному краху удел свой призывая,
В тот час же мысль уловив, что не даст мне умереть,
Почему спросите вы?
Породители хаоса сего, изначально вас мне нужно с лица земли стереть!

Сказание о проклятом семени и кровавой реке

Из земель родных многократно проклятым я при рождении был изгнан,
В кущах сада Эдемского, что соизволил человек на земле сотворить, не будучи признан,
Теперь я по течению реки кровавой в колыбели изо стали в низведанье несусь,
И как судьбы своей в сей миг сотворитель, владыкой для хода времени сквозь года я обращусь.
Одурманенные надежды слепые о смерти моей скорой они в мыслях предрекали,
Не осознав, что тем для себя в мучениях исход посмертный избирали.

С тех пор уж много лет минуло,
Однако в день один нечто боль былую внутри на голову с ног извернуло,
Узрел я силуэт сотканный из сумрака на горизонте собственной судьбы,
Поразивший меня исходящим от него потоком вселенской тишины,
Слёзы разочарования он по жизни человека в этом мире проливал,
И внутри памяти моей нелицеприятные картины из детства пробуждал.

До сей поры привкус агонии в душе я ощущаю,
И зверя яростного помыслы возмездия истоком возлагаю,
Возросшим из мыслей ненавистных о предавших при рождении меня,
Вновь к картинам возрвращая, коль пробудился я в пещере далёкой у тускло горящего костра.
При сиянии месяца клятву о каре грядущей вознося,
Подобно крысам их изрезать, возмездия симфонию во град безмятежный принося.
И коль свою первую жертву сквозь года я, наконец, настиг,
Всесилия моего я экзистенцию постиг.

На меня она глядела, в глубине души желая сему акту сновидением лишь ужасным быть,
В слезах несочтимых утопая, которым тень былых деяний никогда не смыть,
Дабы впоследствии речь приглушённую из уст моих услыхать:
"Экзистенцию агонии предсмертной обязую я тебя познать"

Да возляжет же проклятие на жизнь мою предавших, истоком проклятого бремени навечно в нею ставших!

И коль клинок возмездия на судьбу её в руках моих пал,
Истерзанную плоть он церберу подобно на части разорвал:
"О да, познай же то, на что вы обрекли меня однажды,
И горечь преисподней пусть познает из вас на смертном ложе каждый!"

"Ты останешься здесь подобно к небытию жертвой низложенной,
В объятия нескончаемых мук собственными деяниями брошенной,
И пред несочтимыми потоками раскаяния слёз,
Мой поцелуй будет последней из тобою в сумраке увиданных грёз"

"Извечно растерзанною ты останешься на моей мести берегах
Очередным пленником, чьи души заключены в их остывших телах,
Теперь же пламенем проклятым поглощаемых,
Серенадою погребальной в песнях умерших воспеваемых."

"Взгляни ж на сие воздаяние с позиций дуализма :
Я твой демиург и повелеваю тобою а рамках вселенского абсолютизма!
Философия же Манихейства об ином изволит нам глаголить :
Кем бы я не оказался: Но и зла праведного носителем величать себя я могу изволить! "

"Сейчас лишь я исходом жизни твоей повелеваю:
Никакого выбора занятнутым кровью очам твоим не покидаю"
Ты можешь криком громогласным воздух ежечасно сотрясать,
Для тебя этому месту последним в жизни суждено будет стать.

Я покидаю своё проклятье средь рода человечьего, оплота декаданса во времени бестечного.
И не восславлю я место единое, где семя моего возмездия падёт:
На любой стезе своей оно несметное количество ничтожных, тебе подобных, жизней заберёт.

"А теперь же ощути как дитя твоё я в утробе разорву,
Фонтаном из неё кровавым в последний жизни твоей час, я нас обоих обоих одарю,
Нет грани ощущениям силы прилива в жилах моих,
Как и боли несметной, поразившей и умертвившей в эти минуты вас двоих"

Двумя жизнями сегодня я мать сыру землю одарил,
И словами её на путь дальнейший себя благословил...




Растерзанный на ложе мертвецами, усланным лепестками роз

 
В пути своём далёком, возмездия картины я высшей точкой наслаждения провозгласил,
И пред могуществом их небывалым, в раз очередной воодушевленно очи отворил
И посему есть силы для меня иное праволикое свершение сотворить
Во граде душевных истерзаний крепость неприступную начать возводить

При рождении я изгнан был из чрева, подобно низвергнутому ада королю,
Теперь лишь гласу мертвецов на земле живущих, неустанно я на пути своём внемлю
Терзаниям душевным, сокрытым истоком в тёмных прошлого годах, был зачин положен
Несокрушимым гневом, издавна коему пыл огненный во груди образами дистопии был заложен

Воспрявший словно феникс, дабы пламенную кару на мир сей возложить
Да с породителями деградации на родном им языке диалог возобновить.
Перенеся меня из реальности во град, покинувший обитателей своих под небесами из несбыточных грёз
Предрекая мне судьбу в растерзании населяющими его при жизни мертвецами на земном ложе, усланным лепестками роз

Прозрев от сумрачных оков, в реальности иной я пробудился,
Немедля покинуть её стены окутанные мраком я жесточайше торопился,
Однако дозволит ли мне час бестечный пределы земель проклятых покинуть
Извечно ли ожидать его иль под небесами иллюзорных идей вконец своих блужданий сгинуть?

"Падшие плотью всё продолжали преследовать меня, с небывалым неистовством они отыскивают на земле хотя бы мельчайший признак недавнего присутствия неугасшей души и маниакально следуют вперёд. Издалека доносится отвратное зловоние их тлетворного дыхания, обрашающего любое проявление жизни на том пути в миниатюры погибели да растерзания. Почему именно я был избран этой бездумной массой исгнивающей плоти? Изъявился ли я для них чем-то особенным, покинувшим неизгладимую метку на собственной душе, что так притягивает их издалека? Однако, как бы мне не приходилось сопротивляться зову посмертной обсессии, они окружают меня повсюду: и даже во сне ужасающие образы продолжают преследовать меня! Не быть мне одним из вас, какими не были бы к живущим в этом мире ваши притязания!"

Пробьёт однажды же час средь сего мира роковой
Обращая судьбу ему неизведанную абсолютно иной
Так вопрошаю я у времени, когда?
Ответ на душетерзающий вопрос, возможно, застыл в безмолвии навсегда...


Растерзанный мертвецами искатель, что возлегает на ложе, усланным лепестками роз,
Под бременем угасающей судьбы, о способности изъявления здесь света задаёт себе он каверзный вопрос,
Каким исходом обернётся участь странника, что в цепких лапах умертвлённых при жизни оказался
Покинута надежда им в тех землях возрождение увидать, остаётся созерцать лишь мрак, что подобно стенам бездны пред его очами нещадно разрастался...



Полотно о вороне чёрном да акте блаженства непокорном

Падшая тень, пршедшая в этот мир из глубин веков,
За пределами проклятого трона пробудила мириады душу мою терзающих снов,
Где бремя лет минувших медленно преисполненный силою дух изничтожало,
В забвение его могущество неспешно погружая.

Пред тёмным алтарём, на колени преклонившись,
Велела она взор на себя возложить по имени ко мне обратившись.

Ароматами блаженства в воздухе витая,
Чудными видами облика своего разум поражая,
При взгляде на неё кровь к сердцу неистово начинает приливать,
Не позволяя чарующую волю сокрушению предать.
Желал я ранее укрыться от неё в сумрачном саду, что силы небывалые дарует,
От взора, что по ту сторону света лишь на земле существует,
Прилив восторженности и души цепенения что приходом своим ознаменует.

Однако сумрачной волею и врата того сада будут изломаны,
Желаниям беспомощного демиурга новая воля будет продиктована,
Пробудив безрадужную и бездушную любовь,
Дабы на посмертном троне полноправно воля небытия возродилась вновь

В акте безумия пред глазами извержения,
Позабыл картины я собственного лика в миру ниспровержения,
Пред любым из страхов, что человеку очи застилает,
Её взор исток каждого из них меня напротив покидает.

И коль, вконец всех измышлений, пал пронизывающий всё живое взгляд на меня,
На темнокрылого ангела, о коем давно среди живых ходит молва,
Могущество владений ночи которого благословило,
И словами таинственной тени все страхи в душе мгновенно затушило.

"Не смей же меня возбояться, будь в ходе мыслей ветру подобен,
Полюби меня и навеки от проклятия, что человек сотворил, будешь свободен,
Я твои самые сокровенные желания исполню,
Восторженные искушения собою на троне ночи для тебя восполню."

И до той поры, коль я с нею говорил,
Невиданных ранее чувств оттенок в душе я ощутил,
Что изнутри меня словно хладное пламя изжигал,
И мысли небывалые в рассудке пробуждал.

Со взглядом завороженным внемлил я излагаемым речам, ощутив потусторонний страх в её очах,
Сокрытый глубоко в кружившихся над нами чёрных воронов тенях.

Кто на неё бы не взглянул, узрел бы лишь фигуру испуганной девы,
Остерегающегося воронов, облика полуночной королевы

Её высокомерный глас тяжёлый сердца ритм в грудь мне возложил,
Неистовый поток душевных сил внутри таинственно застыл,
Пробудив пламя, на троне изо льда сотворённое,
Погрузив в состояние, вдали от разума отчуждённое

Пав предо мною на окровавленных коленях,
Она заглянула внутрь гнева естества, что разливался в моих венах,
Видов ошибок избегая, что я в прошлом допустил,
И горестный исход будущего своего навечно предрешил.

Стальным копьём вконец всего насквозь нас судьба пронзила,
В скульптуре обе жизни, истерзанные болью, заключила,
Увековечила она крах двух судеб в полотне грандиозном,
Что отобразится на нём вороном чёрным
Да актом блаженства непокорным.

На коем падшая тень, пршедшая в сей мир из глубин веков,
За пределами проклятого трона пробудила мириады душу мою терзающих снов,
Где бремя лет минувших медленно преисполненный силою дух изничтожало,
И в забвение его могущество неспешно погружало.

 

Самая ужасная вещь на земле

Небесное светило неожиданно сокрылось за божественной дланью далеко от меня,
Тогда я впервые мысль ощутил, что спокойствие мира покинуло нас навсегда,
И во тьме так стремительно пришедшей я пред тяжелейшим выбором в этой жизни стоял,
Идеей, изжигающей крылья мои и способом мышления, что их пепел во мгонвения по ветру развевал.

Пробудился дух дракона тогда в моём теле охладевшем, истины пути открывшим, что могли низвести умы, охваченные существом, над жизнью человека проклятию словно завсшим

И коль в шар хрустальный я взгляд возложил,
Неотвратимость бытия я в нём растопил,
Узрев, как в сторону слов промолвленных лава истекает,
Чей поток стремительно душу восполняет

Друг за другом конечности мои воспламенились,
Вдали развеянным всемогущим существом пеплом они обратились,
Отпечаток кровоточащий на душе оставив,
Истоком ненависти к сущности его обратится заставив

Тогда спиной он повернулся и тотчас все же позабыл,
Понадеявшись, что судьбу мою он меж своих дланей сокрыл,
Но предположение неверным оказалось,
Как всегда сие существо вдалеке от правды оказалось.

Блаженные ягнята, что так близки к всемогущему владыке своему,
Не отдам судьбу свою из вас я никому!
Именно поэтому ненависть его я осмелился пробудить
И природу человека здравомыслящего при жизни защитить

Дрожащие массы покорных рабов,
Для мыслящих, ваши речи не имеют логических основ,
И вашего пастыря нам под силу ниспровергнуть,
И силами материализма его могущество сомнению подвергнуть

Устремив взгляд ввысь к сиянию далёкой звезды,
Ранее отвергаемой экзистенции мирской чистоты,
Чей свет на небесах путь укажет мне,
Дабы встретились мы на горестных измышлений стезе.

И коль сольются наши тени в единый силуэт, дарует он мне возвышение,
Духу, измотанному созерцанием разума ниспровержения,
Правду в час тот открывая,
О природе существа ужасающего всю истину мне предоставляя,
Что издавна пред очами человека возлегает,
И благочестием лживым его сердце воспаляет.
Теням невзрачных мыслей новый облик даровав,
Карающего молота, окроплённого кровью на том пути павших, образ ему предав,
И кто всю тягость его опадения на головы невежд в сей час нелёгкий учует,
Тот в сумраке мирском меня никогда не осудит.
Когда крах царствия абсурда животным страхом в их очах переродится,
Призраком опавших слез, чьим тяготам с судьбою мира предрешено навечно слиться

Блаженных в невежестве пред собственной природой обвиняя,
Обскурантизма дары в их разуме карающим пламенем изжигая,
К силам душевным без теурга посильно принуждая,
И знаниями в принудительном порядке каждого вознаграждая.

Повелевающую материей идеалистическую креацию, сотворённую в человеческом уме, предрекаю величать я самой ужасной вещью на земле.


Кён-сук

Из сокровенной боли, над пропастью жизни, я неустанно продолжал крепость возводить,
Из лабиринта вырваться пытаясь, что местом души моей заточения повадился быть,
К тебе Кён-сук, я в молве сей обращаюсь,
Дабы в ночи холодной, к уделу моему сквозь время ты, наконец, добралась,
Свет полнолуния от нас обоих сокрывая,
О природе нигилизма человеческого всю правду отворяя,
В поток за гранями добра и самоистязания ход мыслей отправляя.

На лике рельеф кровавыми судьбы клыками изгрызая,
Мою уверенность в покровительстве твоём в омуте смятения покидая,
Кён-сук, с тобой я в этих строках говорю,
Неимеющему плоти существу, и в то же время человеку эти слова я обращу
Твой далёкий взор извечно мою душу будет терзать,
Берегов тяжких измышлений в его прибое достигать,
И понятие справедливости на части разрывать.

Ни хаоса, ни даров божьих, ни смысла,
Лишь иллюзии над жизнью человека зависли,
В трансе мира глубоко что зародились,
В иллюзорной пустоте о вещах говорить что повадились

И разума величие и чувства отвергая,
Иллюзиями их тотчас восславляя,
Взращённые родом, что смысла лишённые сражения ведет,
И концепции неразумные в них он для себя как будущее изберёт

В мои глаза слова проклятия отправляя,
Ненавистью рьяной печаль твою затмевая,
И ты, Кён-сук, почувствуешь как сквозь меня проистекает боль, что в глубине души звродилась,
В состоянии, что извечным мучением для жизни твоей преобразилось.
Ничего иного в этой жизни ты не сыщешь
В сомнении над уделом людским, ничего ты в их глазах не отыщешь.

Сквозь несочтимые вихри гнева ко всему сущему и еле уловимый поток любви,
На указываемый мною для тебя путь ты взор свой обрати,
Для этих слов ты очи отвори,
И увидишь, как в сумраке твою тяжкую судьбу освещают они,
И не испей ты мудрости моей подобно цветам, что лишь несколько воды капель желают,
Пусть пожелания мои в несокрушимую иными людьми жизнь для тебя вратами станут!

Оксюморон

Всё глубже в пропасть измышлений погружаясь,
Я ощутил холодное прикосновение небес, единственным что для меня в жизни вдохновением остались.

На прискорбном пути, что в вечности застыл,
Среди тысяч теней людских бесцельно я бродил,
В их исгниении душевном утопая, что походил на океан,
Погружаясь в труар по поколению,
Слова о величии коего являли собою тщедушный обман.

И грянул гром изнутри размышлений моих,
Отобразив истоки разложения каждого из них,
В коем весь мира абсурд очи потускневшие над разумом вздымает
И в кровавых снегах земель далёких мыслей ход моих покидает.

Таинственное сияние в тот же миг пробуждая,
И обезличенными намерениями пристальный взор на судьбу мою возлагая
В нём беззаконие поспешит стать справедливостью,
Научные открытия обратятся дарами божественной милости
Насилие и жестокость станут делами благородными
А идеализма степи текстами еретическими будут исполнены
Наслаждение станет в его взоре актом аморальным
А ко зверя на земном ложе познавшим, отнесётся он словом похвальным.

Всё глубже в пропасть измышлений погружаясь,
Я ощутил холодное прикосновение небес, единственным что для меня в жизни вдохновением остались.
И вся абстрактность желаний и плоти тайных побуждений
Проклятым ярмом возляжет на сей мир, руками ничтожных даруя ему множество неразумных свершений.

Бушующего океана волны, в полном презрения танце, на горизонте сошлись,
Одиночеством души угасающей в прибое они разлились,
Неуправство реальности в темноте на меня пристально взирает,
Вздыхать тяжело под её зловещими насмешками заставляет,
Под насаждением глаз, в черноте судеб людских блестящих
И грехами дичайшего рода одинокий удел навечно проклявших.



[450x450]




[500x414]