Когда я уезжал из Лондона, когда консьерж держал надо мной зонтик, когда лужи пузырились - последний дождь последний раз расставлял все по своим местам. Мы молчали. Над нами держали зонтик. И мне подчисто сносило башню. Я вспоминал то о Крисе, то об этом его пресловутом рассказе, и мне хотелось действительно напиться. Так, по-взрослому. Чтобы просто одному, чтобы просто никто не трогал, чтобы просто - без вопросов. И это могло бы помочь мне забыть то число, когда мы с ним встретились. И когда пришел момент расстрела воспоминаний: они закончатся у него, у меня. Поэтому мне хотелось уже просто сесть в машину, поклясться больше никогда не возвращаться в Лондон, уехать со слезами на глазах. Я не ждал, что он вернется, потому что в Тауэре мы попрощались навсегда. Мы развернулись, мы пожелали друг другу кучу дежурно-приятных... это было если не страшно, то до боли невыносимо. Потому что любовь на 4 дня. На 96 часов. Разве, блять, этого хватит? Без надежды на оптимистичные разговоры в дальнейшем, без красивых речевых оборотов, без ничего. И я сейчас сижу в оцепенении, меня фактически трясет. Я, как последний жалкий придурок, у которого отняли защиту, поддержку, опору - я отчаянно цепляюсь за призрачную надежду, когда больше не за что цепляться. Ни телефонов, ни адресов, ни фамилий - все брошено, сплавлено, оставлено в Лондоне.

Только можно ли сейчас сказать, что мне жалко себя, что я сильно жалею, так, в общем? Черт его знает. Но это единственная поездка, которая сыграла в моей жизни решающую роль, теперь уже наконец-то наполненную символизмом. Я напишу про Криса много стихов. Я оставлю себя в Лондоне, вместе с ним, заморожу воспоминания. Пусть чувак наверху сделает так, чтобы он тоже помнил. И пусть ему будет хотя бы раз страшно произносить это "никогда". Главное, чтобы он просто помнил. Потому что когда двоих объединяют общие воспоминания, они обязательно встретятся. Я верю в это.

And now I wish you happy New Year. From Moscow to London. Remember us. Remember it, pls.