[350x394]

пишет Нечестивица

 

 

До меня только недавно дошло, во что я вляпалась, когда села за фик по Кастельвании ))))))))))) Из меня историк всегда был хреновым, а тут - сплошь да рядом исторические заковырки, связанные с Валахией и Румынией в целом. Так что не кидайте сильно тапками - я добросовестно пыталась соблюсти все ньюансы, сплавляя игру и реальные события.

 

 

Глава 2

 

 

 

Стоять коленопреклонённым было мучительно. Не из-за усталости ног, а из-за уязвлённой гордости. Род Бельмонтов вёл свою родословную от 11 века (самая старая дата, которая сохранилась в семейных архивах, была выведена рукой сэра Леона Бельмонта). Когда-то давно их доблестного предка лишили знатного титула, но дворянскую кровь не изжить людскими предрассудками: хоть их семья и утратила дворянские привилегии, но неофициально всё же продолжала почитаться как часть высшего сословия. Рихтер ещё помнил рассказы о том, как его родных в глаза называли потомками дьявола, а в 15 веке вообще изгнали из Валахии. Но несколько десятилетий спустя Бог воздал зарвавшемуся народу за грехи, наказав турецким гнётом. Земля была опустошена войной  и голодом, измучена набегами мародёров и расплодившейся нечисти. Вернуться в такое печальное время, чтобы поддержать родной край – настоящий героизм со стороны его предков, - сам бы Рихтер ни за что так не поступил. Не всё в этом мире можно простить и забыть. А после того, как Валахия попала под иго Османской империи, юноше казалось вдвойне унизительным приезжать на поклон к князю (или господарю, как величал его валашский народ) и клясться ему в верности.

«И это при том, что князь даже не удосужился вернуть нам титул!», - раздражённо подумал Рихтер. На самом деле, юношу не волновало, вернётся ли к его фамилии приставка «сэр», как и не волновало это Леона Бельмонта, когда он отказался от неё, спасая свою возлюбленную из рук врагов. Должно было пройти не менее семи веков, чтобы к ним пришло понимание – дворянства нельзя лишить, просто «забрав» титул. Дворянство – в крови. И что самое неприятное – князь тоже помнил об этом.

Рихтер Бельмонт же хотел лишь одного – чтобы его семью оставили, наконец, в покое. Извечные бросания из крайности в крайность утомляли: то чуть ли не кровные проклятия, то великие почёт и слава. Даже князь, на поклон к которому являлся каждый новый потомок Бельмонтов, не стал поднимать статус их семьи на высокий уровень, чтобы, в случае чего, суметь подавить любой бунт – господарь-фанариот[1] боялся их семьи также, как и дремучий народ Валахии.

Временами юноша начинал задумываться, что же такого страшного совершили его предки, что простой люд относился теперь к ним с таким подозрением.

- Что с тобой, Рихтер? – неожиданно прозвучал вопрос наставника, нарушив мерный цокот копыт их коней. Юноша вспыхнул и опустил глаза.

- Ничего, учитель, - ответил он.

Исайя Трэнтул усмехнулся.

- Я тебя слишком хорошо знаю, мой мальчик, так что даже не пытайся мне солгать. Тебя что-то тревожит?

Рихтер помолчал, потом взорвался:

- Да с какой стати я должен был тащиться в этот чёртов Бухарест и клясться в верности князю, если наш род не принадлежит к аристократии?!

Трэнтул расхохотался.

- Рихтер, - серьёзно сказал он, успокоившись и вытерев слёзы. – Твоя семья находится под особой защитой князя, поэтому вполне естественно, что он призвал тебя для присяги.

- Но при этом, он не торопится возвращать нам баронство, - ехидно отозвался юный Бельмонт. – И как это назвать?

Исайя сурово покачал головой, мгновенно остужая пыл ученика взглядом холодных чёрных глаз.

- Твоя семья, Рихтер, хранит слишком много тайн, и пытаться узнать их все сразу – чистейшее безумие. Наберись терпения, дитя.

Мимо продолжали проплывать красоты Бухареста, а из головы юноши не шли последние слова учителя.

Твоя семья хранит слишком много тайн.

«Каких тайн?», - в тревоге подумал Рихтер. Неужели народ Валахии не зря опасается потомков рода Бельмонт? Что же они такого натворили в далёком прошлом?..

 

 

Исайя Трэнтул на протяжении двадцати лет оставался едва ли не единственным другом Себастьяна Бельмонта. О причине такого социального затворничества Исайя узнал совсем случайно, когда попал в святая святых особняка семьи – подземный храм, запертый от всех, кроме главы семьи. Себастьян почти там не появлялся, и вопросов о заброшенном подвале ни у кого не возникало, но однажды вечером Исайю словно привела туда сама судьба…

…Исайя был убеждённым  воином-холостяком – всю его семью составляли его ученики, которых он начал брать ещё в 20 лет, поскольку о его мастерстве уже ходили легенды по всей Румынии, включая Валахию и Трансильванию. Среди его учеников когда-то был и Себастьян Бельмонт – молодой мужчина, ещё более нелюдимый, чем сам Исайя. Может, именно духовное одиночество и сблизило их тогда, сделав Исайю частым гостем Себастьяна и его очаровательной жены Розамунды.

В тот вечер он явился к восьми, привлечённый заманчивым предложением партии в шахматы, мода на которые прилетела в их края из Западной Европы. Исайя привык работать руками, но напрячь мозги иной раз тоже было нелишним, тем более с таким соперником, как Себастьян Бельмонт. В гостиной было темно, что не удивляло – Розамунда была жаворонком и обычно рано ложилась, уделяя перед сном час чтению в постели (эту подробность Исайя знал от своего друга, который однажды шутливо пожаловался, что книги заменяют жене в постели собственного мужа). Отдыхали мужчины в библиотеке, где курили, потягивали портвейн, играли в шахматы и вели философские споры, призывая в свидетели различных литературных классиков, коими были до отказа забиты книжные полки.

Но на этот раз библиотека тоже оказалась пуста, хоть и с разожжённым камином. Доска была приготовлена к следующей партии, у белых уже красовался бокал с портвейном, но хозяин почему-то отсутствовал.

Исайя налил себе портвейна, прихватил хозяйский сосуд и отправился на поиски друга. Вообще, поместье Бельмонтов не было таким большим, но строители так запутали коридоры и комнаты, что гостю казалось, будто он бродит по огромному старинному замку. Трэнтул был знаком с обстановкой дома, поэтому быстро  обойдя первый и второй этажи, он в конце концов спустился в подвал.

Вопреки обыкновению, двойные двери были приоткрыты, выпуская полоску колеблющегося света свечи на лестницу. Исайя осторожно подцепил пальцами  ручку правой двери и потянул на себя. И остолбенел прямо на пороге.

Неяркое пламя одной-единственной свечи раскрывало обзор целого храма с огромными настенными фресками и алтарём, на котором под большим распятием вместо чаши для причастия лежал расстеленный кусок ярко-белой ткани. Распятие, как с удивлением подметил Исайя, было католическим[2]. У него, стоя на коленях и положив изящные ладони на край белого полотна алтаря, молился его друг. Почувствовав себя неловко, как если бы подсматривал за неким таинством, Исайя тихо двинулся назад, но тут дверь некстати скрипнула.

Серебристо-пепельные волосы Себастьяна всколыхнулись, и он обернулся.

- Прости, что помешал твоей молитве, - немного смущённо проговорил Исайя, всё ещё продолжая сжимать бокалы с портвейном. – Уже ухожу.

- Останься, Исайя.

Голос Себастьяна прошелестел подобно листу, затронутому ветром.

- Не уверен, что…

- Это святилище моей семьи, - продолжал Бельмонт, проигнорировав его последние слова. – Ты знаешь меня уже много лет, и я могу доверить тебе свою тайну. Вся история моего проклятого рода в этих архивах и фресках. И здесь тоже, - добавил он, опустив ладонь на середину белого полотна.

Исайя подошёл ближе. На белом фоне чернел аккуратно свёрнутый тугим кольцом длинный кнут с мощной рукоятью. Трэнтул невольно вздрогнул. Все легенды были правдой – легенды о проклятом графе-вампире и о семье охотников, владеющей древней реликвией, магическим кнутом, который нарекает своего хозяина Убийцей Вампиров.

- Именно так, Исайя, - печально улыбнулся Себастьян Бельмонт. – Моя семья – те самые охотники, которые боролись против графа Дракулы на протяжении многих веков. И продолжают бороться. Души Бельмонтов заключены в этом трёхметровом сыромятном ремне. Я пойму, если ты сейчас развёрнёшься и уйдёшь, дав себе зарок не переступать порог моего дома.

Услышав последние слова, Трэнтул встряхнулся и резко всунул стакан в руку своего друга.

- Выпей-ка, Бельмонт, - грубовато велел он. – А то тебя вдруг покинула твоя легендарная проницательность. Когда я назвался твоим другом, то не имел ввиду только полуночные пьянки и махание на мечах. Так что даже не вздумай оскорблять меня подобными домыслами.

Себастьян склонил серебристую голову в извиняющемся жесте.

- Прости меня, дорогой друг, - тихо произнёс он. – Я не хотел тебя обидеть. Мою семью всегда считали проклятой и, несмотря на почёт, всегда старались держаться от нас подальше.

- Тогда они просто-напросто трусы, - сплюнул Трэнтул.

- Наверно, ты прав, - улыбнулся Бельмонт. – Позволь, я покажу тебе наш храм во всём его великолепии.

Он быстро скользил от стены к стене, зажигая многочисленные свечи от своей свечи. Вскоре святилище семьи Бельмонт  заиграло  всеми своими красками и отблесками на начищенных канделябрах. Исайя с восхищением и любопытством рассматривал цветные фрески, нарисованные столь реалистично, что изображённые на них люди казались живыми. На одной из стен был изображён Джаст Бельмонт, отец Себастьяна, снискавший славу великого воина и мага во всей Валахии, и его мать Лидия – миниатюрная златовласая женщина кукольной красоты.

- Это Леон Бельмонт – наш предок, который первый взял в руки кнут и вышел против Дракулы. Это его невеста Сара – её душа даровала силу нашему легендарному оружию, - рассказывал Себастьян, изредка потягивая из своего бокала портвейн. – А это – Соня Бельмонт. Её и её сына Тревора когда-то изгнали из Валахии суеверные крестьяне, испугавшиеся нашей силы.

Рассмотрев статного рыцаря с коротко обрезанными светлыми волосами и твёрдым взглядом голубых глаз и похожую на него, но чувственную  и полногрудую женщину с длинной светлой косой и осиной талией, Трэнтул перевёл взгляд на следующего персонажа фрески.

- А это кто?

Исайя указывал на портрет молодого мужчины со слегка вьющимися платиновыми волосами до самого пояса. Длинный развевающийся плащ открывал богатое убранство наряда, в руках незнакомец сжимал массивный щит с незнакомым гербом и длинный серебряный меч. Золотые глаза незнакомца излучали решительность настоящего воина, а красота затмевала прочих изображённых.

Себастьян долго смотрел на незнакомца на фреске, прежде чем ответить. Его глубокие серые глаза были необычайно серьёзны.

- Настоящего его имени в наших архивах не сохранилось – видимо, из уважения к его доблести. Потомки нашего рода знали его под именем Алукард. Он был сыном графа Дракулы и человеческой женщины. Известно, что ради того, чтобы уберечь Валахию от тёмного владычества, он поднял меч на собственного отца. За доброе сердце его полюбила Соня Бельмонт, и его кровь навсегда влилась в вены нашей семьи.

Себастьян замолчал. Молчал и Исайя, шокированный тем, что рассказал ему друг. Кровь вампира в жилах семьи охотников на вампиров! Теперь он понял, почему незнакомец так притягивал его взгляд – своей стройной фигурой и какой-то текучестью движений Себастьян Бельмонт пошёл в Алукарда, своего далёкого предка.

Себастьян вдруг резко поймал взгляд своего друга и схватил его за руку. Пальцы у него были такими изящными, как будто его ладонь сжимала рука женщины. Исайя немного смутился. Себастьян Бельмонт всегда вызывал у него странные чувства, а его близость порождала ощущения, в которых Исайя опасался разбираться, предпочитая за благо прятать всё в глубине сердца. Он очень дорожил дружбой этого нелюдимого молодого человека, чтобы всё разрушить в одночасье постыдными греховными помыслами.

Пальцы Себастьяна всё ещё продолжали сжимать его ладонь. Казалось, что миновала целая вечность, пока он стоял, не смея пошевелиться, но на самом деле, едва ли прошла минута.

- Исайя, я хочу попросить тебя.

- О чём угодно, Себастьян, - немного дрожащим голосом откликнулся Трэнтул.

- Сохрани мою тайну. И если Бог заберёт мою душу раньше, чем мой сын возьмёт в руки меч, посвяти его вместо меня.

Исайя тряхнул головой.

- К чему такие мысли, Себастьян? Конечно, ты сделаешь это сам!

- Прошу тебя, - в тихом мелодичном голосе друга появилась мольба, и он сильнее сжал его руку. Исайя медленно вздохнул и выдохнул.

- Клянусь тебе перед этим легендарным кнутом, что посвящу Рихтера во все тайны семьи Бельмонт, если тебя не станет.

- Спасибо, Исайя, - с облегчением улыбнулся Себастьян, расслабляясь, но не выпуская его руки из своей. – Пойдём, друг мой, интеллектуальный поединок нас уже заждался…

Исайя не мог понять, откуда у его жизнелюбивого друга взялись такие тоскливые мысли, но когда вдруг от лихорадки скончалась Розамунда, он примчался разделить скорбь её безутешного мужа. Но его встретила только тень прежнего Себастьяна Бельмонта. Маленькому Рихтеру тогда исполнилось десять лет.

- Я рад, что ты здесь, Исайя.

- Себастьян… - Трэнтул был ошеломлён. – Что с тобой?! Ты похож на скелет, обтянутый кожей!

На тонких губах мелькнула знакомая улыбка – ласковая, но в то же время невыносимо грустная.

- Мне недолго осталось, Исайя.

Несколько слов, от которых сердце рухнуло куда-то вниз и перестало биться.

- Это что ещё за чушь?! – резко спросил Трэнтул, чувствуя внутри отвратительную беспомощность. Сначала красавица Розамунда, а теперь ещё и Себастьян? Это несправедливо.

- У Розамунды была чахотка, - ответил его друг, бездумно глядя куда-то в пространство. – У меня тоже. Нас всегда называли на редкость гармоничной парой…

- Разве… разве Розамунду погубила не лихорадка?

- Нет. Врач ошибся. Последний месяц она кашляла кровью – тогда уже не осталось сомнений.

- Да что это за врач такой?! – разбушевался Трэнтул. – Как можно было перепутать лихорадку с чахоткой?!

Себастьян устремил на него слегка усталый взгляд серых глаз, от которых разбегались еле заметные морщинки – чуть ли не единственное свидетельство того, что Себастьяну Бельмонту недавно исполнилось сорок пять.

- Это преемник старого доктора. Совсем ещё мальчишка, едва восемнадцать исполнилось. Не вини его.

Исайя Трэнтул долго смотрел в глаза своего друга и медленно начинал понимать, что чахотка, которая сейчас поедает его тело, уже давно принялась за его душу. И там, за серебристой ширмой, уже почти ничего не осталось. Такова судьба охотника на вампира? Но он ещё помнил Джаста Бельмонта, его неукротимую энергию, которая ключом била до самой смерти этого человека. Смерти от лап какого-то монстра в Карпатах. Трагическая случайность, как с печалью рассказывал Себастьян – его отец отправился на охоту, забыв свой легендарный кнут дома.

«Случайность ли? – усомнился Исайя. – Ни один из предков Себастьяна не дожил до старости – все они погибали по разным причинам. Кого скосила болезнь, кто пал в неравном бою против нечисти. Похоже, эта ноша слишком тяжела для плеч смертного человека… И Себастьян не исключение».

- Себастьян, - медленно произнёс Исайя. – Ведь в вашей семье далеко не каждое поколение борется с графом. Тебе так и не довелось воспользоваться кнутом.

- Не довелось, - тихо ответил Бельмонт. – Но это значит, что моему сыну предстоит бороться со злом, о котором я почти ничего не могу ему рассказать, потому что сам не сталкивался.

- Это происходит… через поколение?

- Не всегда. Приход Дракулы трудно предсказать, - Себастьян задумчиво вертел в руках бокал с портвейном, рассматривая блики от камина через жидкость чайного цвета. – Он может быть в забвении несколько веков, а потом перевернуть вверх дном всю Валахию и Трансильванию в один миг. Но мой инстинкт подсказывает, что его появление грядёт, и мне уже не суждено быть тем, кто возьмёт в руки кнут и остановит его. Рихтер ещё так мал, а я уже покидаю его…

Себастьян Бельмонт вздохнул, потом закашлялся, оставив на своём платке пятно крови. Исайя отвернулся. Он мог выйти один против целого полчища турок или тех же вампиров, но смотреть на то, как медленно угасает жизнь друга, он был не в силах.

- Исайя, я хочу, чтобы ты забрал Рихтера из этого дома, пока я ещё жив.

- Ты же не думаешь, что я оставлю тебя умирать в одиночестве, Себастьян? – возмутился Трэнтул, но Бельмонт покачал головой.

- Ты сделаешь, как я скажу, если ценишь нашу дружбу. Я не хочу, чтобы мой сын видел, как я умираю. Вырасти его сильным человеком, Исайя. Сильным духовно и физически. А когда придёт время, ты отведёшь его в храм.

Трэнтул вскочил с кресла и раздражённо прошагал к камину. Потом обернулся.

- Почему ты так доверяешь мне, Бельмонт? Чем я заслужил твоё доверие?

Себастьян улыбнулся.

- Исайя, ты читал ранние архивы нашей семьи? Когда я только услышал твою фамилию, то ушам своим не поверил – не могло быть такого совпадения. Но когда наше случайное знакомство переросло в нечто большее, я увидел в этом знак свыше. Мой предок, Леон Бельмонт, собирался жениться на девушке из хорошей семьи, но его невесту похитил вампир…

- Я помню эту историю, ты рассказывал её мне много лет назад.

- Эту девушку звали Сара Трэнтул. Наши семьи словно связаны незримой нитью, Исайя. Сквозь века и поколения… Но я доверяю тебе не поэтому. А потому, что моя интуиция ещё ни разу меня не обманывала в том, что касается людей. Ты хороший человек, Исайя Трэнтул. У тебя великое сердце. И я знаю, как оно обливается сейчас кровью – о твоих чувствах мне известно уже давно.

Исайя застыл у камина, услышав последние слова. Мистическое совпадение, касающееся Сары Трэнтул, моментально отошло на задний план.

- Я не хотел, чтобы ты знал, - разлепил он непослушные губы. – Мне жаль.

- А мне – нет, - неожиданно сказал Себастьян Бельмонт.

Легко поднявшись, он приблизился к ярко пылавшему камину. Исайя не смел пошевелиться, когда Себастьян наклонился к нему и поцеловал. Исайя всегда считал, что владеет собой на все сто процентов, но лёгкое прикосновение тонких бескровных губ смело этот многократно проверенный самоконтроль к чёрту. Одной рукой он вцепился в каминную полку, вторую сжал в кулак, чтобы не причинить вреда Себастьяну, но друг мягко обнял его за талию, побуждая к ответному объятию. Этот поцелуй длился целую вечность, во время которой Исайя успел переосмыслить всю свою жизнь и понять, насколько она была пуста без этого мягкого и осторожного объятия, без близости этого стройного, но сильного и жилистого тела и тонких серебристых волос.

Себастьян вдруг резко отстранился и, отвернувшись, закашлялся в платок.

- Рихтер готов с тобой ехать, Исайя, - хрипло произнёс он, когда кашель отпустил. На платке опять осталась свежая кровь.

- Себастьян… - даже просто произнести имя оказалось невероятно трудно. Исайя шагнул вперёд и порывисто обнял своего друга. – Это жестоко – подпустить ближе и сразу оттолкнуть. Когда я в следующий раз увижу тебя, твоё тело уже остынет. Я вернусь, только чтобы похоронить тебя. Неужели нельзя по-другому?

Бельмонт не вырвался. Его руки висели вдоль туловища словно плети – такие же тонкие и безвольные. Всё его тело ослабевало с каждой минутой – на этой стадии чахотки больной уже должен быть прикованным к постели. Неизвестно, каких усилий ему стоило не упасть сейчас в кресло.

- Нельзя. И ты не вернёшься на мои похороны. Вы приедете обратно не раньше, чем Рихтеру исполнится пятнадцать. И это не просьба, Исайя Трэнтул. Помни о клятве, которую ты  дал мне десять лет назад.

Себастьян Бельмонт умер через месяц после их последней встречи. Исайя сдержал слово – он не явился на похороны и не позволил Рихтеру увидеть тело своего отца. Единственное, что он не стал делать – рассказывать маленькому Рихтеру Бельмонту правду о семейном проклятии. Но день, когда он должен был спуститься в храм и взять в руки кнут, неумолимо приближался.

 

 

Рихтер наблюдал за тем, как наставник наполняет свой бокал портвейном – любимым напитком его отца – и идёт в библиотеку. Он помнил, что когда был маленьким, отец любил коротать свои вечера с учителем за портвейном и шахматами. Исайя Трэнтул – единственный человек, который был вхож в дом Бельмонтов.

- Доверяй ему, сын, - сказал напоследок отец, прежде чем попрощаться с ним навсегда. – Он научит всему, что ты должен знать и уметь, Рихтер.

- Почему не ты, папа?

- Когда-нибудь ты поймёшь, почему, - ответил отец и улыбнулся.

Эта улыбка – последнее, что запомнил Рихтер Бельмонт о своём отце Себастьяне. И это воспоминание всегда наполняло его теплом, словно дух отца был рядом и поддерживал в трудные времена.

«Я раскрою эту тайну, отец, чего бы это мне ни стоило. Я раскрою тайну, которая убила тебя…».

Настроение сейчас - немного грустное