Название: Станция мертвых сердец
Автор: Chandani Shinigami
Жанр: dark
Рейтинг: G
Саммари: пустота, заполненная ничем, рано или поздно взрывается, поглощая в свою разверзнутую пасть все вокруг.
От автора: идея не моя, имена персонажей не мои, название принадлежит группе Оргия праведников. Фанфик не по Наруто, а по жизни. Выполнен на заказ.
Я отношу его к ориджиналам – украдены имена, и только, но все равно, ни на какую прибыль от написания я не рассчитываю и славу отбирать не собираюсь.
Размещение: ссылкой на оригинал с моего разрешения.

***
На свинцово-сером небе, горящем рано высыпавшими звездами, висели сероватые тучи, похожие на клочки старой ваты. Венчало небо картину неприглядную: залитые грязью тротуары, глянцевито блестящие влагой ленты дорог, с которых все без остатка забирали автомобили, впитывая в резину на колесах частицы мокрой земли. Поникшие, порыжевшие деревья, лишившиеся большей части листвы, казались стариками, растерявшими волосы за полную тревог и лишений жизнь. Скамейки, изрезанные перочинными ножами и разрисованные красками, испуганно жались в жидкую, едва сероватую тень домов, грозящую раствориться в сгущающемся полумраке, лишив трусливые сиденья последней защиты.
Осторожно перешагивая через лужи и обходя озерца жидкой грязи, Сасори шел к блестящему стеклом и сталью зданию компании, на котором висели привычные уже кабинки мойщиков окон. Успев не раз проклясть свою привычку пробираться к центру по кривым узким улочкам, мужчина обошел очередное препятствие, цепляясь за забор, и, взглянув на часы, почти побежал вперед. Остановился лишь перед проездом на главную улицу, оглядел себя, бегло проверив, не испачкалось ли длинное пальто каплями грязи, ступил в проезд, мигом ощутив всем телом теплое давление бензинового духа.
Стеклянные двери бесшумно разъехались в стороны, пропуская раннего визитера, толкнули того в спину струей воздуха, резко закрывшись. Свежевымытый мраморный пол, отшлифованный до зеркального блеска, отражал яркие пятна люстр, висящих под потолком. Людские тени искажались в нем так, что в размытых черных кляксах человеческие черты узнать было невозможно, а стойка охранника оказалась изогнутой под странным углом, отчего походила на лист экзотической водоросли, трепещущей в едва заметном потоке воды.
- Здравствуйте, господин Акасуна, - сказал охранник, дежурно улыбнувшись, и придвинул к себе журнал посещений. – Как поживают ваши рыбы?
- Хорошо, спасибо. Сегодня заберу из магазина еще одну Меланотению Босмена.
- Замечательно иметь хобби, замечательно… я вот все не могу решить, чем заняться. Не посоветуете?
- Что вы, это решение должны принимать вы. По мне так рыбы лучше всего. И куклы, - быстро расписавшись в получении жетона, Сасори слегка наклонил голову, прощаясь с приятелем, и пошел к лифту. Тяжелый железный кругляш холодил пальцы, пришлось сунуть его в карман, чтобы не замерзнуть: при обычной температуре воздуха, поддерживаемой кондиционерами, мужчина дрожал от холода.
Как раз у стекла кабинета висела кабинка мойщиков окон, бледный до синевы мальчишка разбрызгивал по стеклу средство из зеленоватой бутылочки. Завидев Сасори, он улыбнулся и помахал рукой, тут же побледнев еще сильнее и неизвестно зачем оперевшись о стекло узкой ладонью. Едва взглянув на него, мужчина снял пальто и сел за стол, нажав кнопку включения компьютера. Каждый должен делать свою работу, а не засматриваться на других.
Машинально здороваясь с запыхавшимися коллегами, спешившими поспеть в кабинет до начала проверочного обхода, Сасори бегло проглядывал столбцы цифр, проверяя на глаз подсчеты. Ненадолго отвлек его от этого занятия раскат грома, из-за которого задребезжали стекла, и внезапно поливший как из ведра дождь. Мальчишка кинулся к панели управления, платформа с его нехитрым скарбом поехала наверх, а в кабинет ворвался работающий здесь же сотрудник, чье пальто было до колен забрызгано грязью. Вслед за ним вошла начальница, недовольно поджавшая губы.
- Все на месте, госпожа Конан, - поспешно залепетала девушка, отвлекшаяся на рассматривание отпечатка ладони на стекле и потеки . – Нужно, наверное, обратиться к мойщикам окон. Это безобразие!
- Прошу, будьте терпеливыми. В такой дождь работать на высоте опасно, люди обещали вернуться, как только условия станут приемлемыми. Вам же сырость ничуть не мешает, уже девять часов… приступайте.
Сасори отвел взгляд от монитора, посмотрел в окно, на дождь, беспощадно добавляющий на улицы грязи. Частые капли, сливающиеся в трепещущее, живое, сероватое покрывало, почти скрывали за собой соседние небоскребы, в отсутствие солнечного свету кажущиеся серыми призраками, явившимися из параллельного мира за душами людей. Отпечаток ладони, на удивление четко обрисованный потеками, казался следом, оставленным существом, которое пыталось пробраться из того мира, пропитанного влагой, отделенного от мира живых только стеклом. След изгибал пространство, узкий, слабый отпечаток, принадлежащий просящему помощи, уже мертвому созданию, раздавленному серыми тисками, захлебнувшемуся в дожде.
Стряхнув морок, уже отдавшийся в висках тупой болью, Сасори достал из ящика стола коробочку с белесыми зернышками ментола и вдохнул свежий запах. Каждый должен делать свою работу, а не любоваться видом из окна.
***
Квартира встретила хозяина влажным, тяжелым запахом мокрой ткани и звонкими шлепками срывающихся в воду капель. Дверь на балкон оказалась открыта, штора сделалась темно-бордовой, с нее, ни разу еще не стираной, натекла рыжеватая лужа, расползшаяся на всю комнату. Рыбы метались в своем аквариуме, реагируя на непогоду, пытались заглянуть за стекло почти недвижимыми глазами, запутывались в водорослях, прячась от непонятного страха. Страх остался у них, выращенных в неволе, глубоко внутри, закодированный в генах, спрятанный, ненужный, но неизменно проявляющийся.
Сасори накормил рыб, аккуратно повесил пальто на вешалку, придирчиво рассмотрев в поиске пятен. Выверенный распорядок дня привел его в ванную – обтирать ботинки влажной тряпочкой и ставить на специальную полочку, на кухню – вынимать из холодильника пластмассовую плошку с кусками вареной курицы и порезанными ровными ломтиками огурцами. Потом он вспомнил о луже и вернулся за тряпкой, мимоходом проверив, положил ли он в обувь удерживающие форму вкладки.
Одна из маленьких куколок, стоящих возле окна, упала, сбитая с места сквозняком. Сасори мог вернуть ее на прежнее место, выверенное до миллиметра, но пушистых длинных волос уже коснулась вода, безнадежно их испортив. Еще примерно сотня кукол и марионеток, собранных со всех концов света, смотрели на сестру, молчаливо злорадствуя. Рыбы разевали рты, силясь что-то сказать, но не могли, и только досадливо дергали плавниками.
Хмыкнув, Сасори чуть передвинул купленную в Китае марионетку, пытаясь заполнить опустевшее место, и не глядя швырнул куклу в урну для бумаг. Приходило время, и вещи ломались, больше не нужные, но тут же исчезала пустота, едва промелькнув белой искоркой среди привычных вещей. Кукла ли это была, или дожившая свой век рыба, или человек, внезапно исчезнувший из круга общения – все заменялось, все двигалось, выбрасывая слабаков, что не в силах были удержаться на месте.
Привычно-необходимый круг закончился, прервался на тарелке с едой, подсвеченном специальной лампой аквариуме и приглушенном гудении радиоприемника. Вырвались из сотканного волей кокона мысли, закрутились бешеной каруселью, обрисовывая случившиеся за день, воскресили в памяти подзабытые линии отпечатка узкой мальчишеской ладони на стекле и косые ленты дождя. Мальчишка знал, для чего живет. Пусть неясно виделось ему будущее, но оно у него было, а Сасори нужно было искать то, что вернуло бы прежнее счастье, пустячное, рождающееся из улыбки друга или новой покупки. Выпал кусочек мозаики из жизни, оставив после себя никак не желающий зарастать белый промежуток, и все стало не так.
Стало одиноко и холодно, потому что никто из знакомых Сасори такого не испытывал.
Гурами, сверкая гладкой серебристой чешуей на боках, подплыла к самому стеклу, ткнулась мордочкой в отражающую свет преграду, отпрянула назад, затерявшись среди сбившихся в кучку ярких Меланотений. Прозвенел коротко мобильный телефон, загорелся дисплей, сигнализируя о пришедшем сообщении. «Сегодня в девять придешь? Знаю же, что делать нечего». На ответ ушло не больше нескольких секунд: «Приду».
***
У каждой квартиры был свой запах. Сасори остро чувствовал сырость и пряности, возвращаясь домой с пропахшей бензином улицы, и обволакивающее ощущение спокойствия рождалось, стоило только шагнуть в прихожую. Подруга, полноватая женщина, недавно справившая сорокапятилетие, часто зажигала благовония, и дурманящий аромат, с порога кружащий голову, казался чужеродным и малопонятным.
Играла медленная музыка, разбившиеся на пары гости танцевали вальс. Тяжелый спиртовой дух шибанул в нос, заставил ненадолго остановиться, и Сасори притворился, что наблюдает за танцующими. Хозяйка квартиры толкнула его в спину, протискиваясь вперед, шутливо поклонилась, будто кавалер, приглашающий даму на танец. В толпе танцующих, едва расходившихся на маленьком пятачке, расчищенной для танцев, оставаться серьезным было невозможно, а тяжелый, влажный воздух мигом внушил странную веселость.
- Сейчас натанцуемся, устанем, и я еду принесу, - шепнула подруга, уверенно держась теплой рукой за холодную ладонь Сасори. – А то, гляжу, замерз, чаю надо выпить.
- Я к тому времени уже согреюсь. Ты у нас женщина горячая, - она хрипло засмеялась, покачала головой, то ли не соглашаясь, то ли раздумывая над его словами.
- Как бы я горяча не была, все равно горячее найдется. Сейчас твоя бывшая с балкона придет. До сих пор смолит как паровоз.
- Так зачем меня пригласила, интригантка?
- А вдруг помиритесь?
Едва отзвучала музыка, хозяйка убежала на кухню, откуда тут же донесся звон сковородок и приглушенный говор. Сасори включился в спор о нововведениях в правила дорожного движения, скорый уход близкой раньше женщины попросту не заметив.
***
Тонкая полоска света робко выглядывала из-под двери, спотыкаясь на выступающем краешке ковра. Сасори лежал в кровати, вслушиваясь в звенящую тишину, и вспоминал, как весело было пару часов назад. И компания знакомая, веселая, и запах пьянящий, и еда без картонного, ненастоящего привкуса, быстрый ток крови, отсутствие связных мыслей, как при опьянении. Состояние временное, притворное, рожденное памятью и ассоциациями. Так взрослый, оказываясь в месте, где когда-то побывал ребенком, погружается в воспоминания и невольно повторяет движения из давнего времени, погружается в него, актерствуя, на самом не становясь младше ни на день.
Сасори никак не мог понять, почему же белая точка не зарастает, становясь безобидной, а, наоборот, опутывает сетью белесых нитей всю жизнь, растворяя то, что раньше оставалось нетронутым. Пока еще можно было не замечать эту точку, жить дальше, не сходя с места, оставаясь тем же, кем он был раньше, но еще немного, и затенится белым все вокруг, затрепещет, рухнет в бездну, не удержавшись на ослабших со временем крепежах. Мир рухнет, личность исчезнет, потеряются остатки того, что пока спасало от невеселых мыслей – радость за друзей, торжество успешно выполненной задачи, увлечение работой.
Частичку следовало искать, собирать воедино, если она уже не являлась целым, но Сасори не знал, где и как. Ни размышления не помогали, ни наблюдения за другими: возникала иллюзия, что решение найдено, эйфория затеняла белеющий промежуток, позволяя праздновать вымышленную победу, а потом исчезала, оставляя разочарование и смутную надежду. Круг куда большего радиуса, чем обычный, дневной, вел его жизнь по одному и тому же маршруту, не позволяя и на градус отклониться от заданного маршрута.
Перевернувшись на другой бок, Сасори дотянулся до мобильного телефона и посмотрел на экран, подслеповато щурясь из-за яркого света. Снова прогремел за окном гром, на этот раз далеко, едва слышно, снова зашуршал дождь, смывая с кустов на обочинах дорог потеки грязи. Смыл мысли, заставив сосредоточиться на шорохах, вернул спокойствие, будто охладив нагретый дыханием воздух спальни. Болезненным спазмом хлестнуло одиночество, заставив скорчиться на двуспальной кровати, утешить самого себя, делая еще хуже притворными молитвами. Вот, что уничтожало его жизнь. Вот, что делало его беспомощным перед решением загадки.
Одиночество.
У Сасори были близкие люди, он мог позвонить каждому из них в любой момент и позвать, пригласить, чтобы стало легче. Но отчетливо было осознание, что не поможет ничто, не исчезнет мерзкое чувство, только спрячется до поры, чтобы не поняла душа хитроумного обмана. Вернется, в тысячу раз усиленное, выпустит очередную пустую нить, оплетет еще один кусочек жизненной мозаики.
«Мир неправильный? Я сумасшедший?..»
***
Во сне все было не таким: плавный изгиб тени стал резким, угрожающим, лицо друга исказилось, превратившись в причудливую маску, снятую с полусгнившего тела. И прозрачным все вокруг было, призрачным, мертвым. По привычке схватив дрожащими белыми пальцами железный кругляш, Сасори сунул его в карман и пошел к кабинету, разглядывая движущихся вокруг людей. Пахло в коридорах сыростью и запустением, свисали с потолка невесть как укрепившиеся на люстрах мхи, роняя людям на головы холодные капли.
За стеклом лил дождь, хлеща косыми потоками по фигурке мальчишки за окном. Мальчишка иногда дергался, как от боли, стучал по стеклу, точно требовал его впустить, но вмиг затихал и продолжал бесцельно водить по стеклу губкой. Мир походил на ад, место, где грешники неумолимо разрушались, отрабатывая каждую совершенную ошибку.
Сасори нерешительно подошел к стеклянной границе, коснулся холодной гладкости, слегка помутневшей от его близкого дыхания. Мальчишка продолжал смотреть куда-то сквозь него, на стену, и размеренно смывал с окна тут же возвращавшуюся воду. Стекло, за которым свинцово-серая мгла разливалась отчетливым зеркалом, отразила входящих людей, призрачных, радостных, копошащихся рядом со своими столами, весело переговаривавшихся. Среди них был и он, Сасори, с виновато-несмелой улыбкой на губах и жетоном, зажатым в дрожащих пальцах.
Сев за компьютер, он повозил мышкой по выключенному экрану и принялся печатать что-то, поглядывая на монитор, будто видел там ему одному ведомую картинку. Поднял глаза на вошедшую Конан, бросил взгляд в сторону мальчишки, застыл, завороженный чужими страданиями. Сасори ощущал на себе его тяжелый взгляд, рассматривал с непривычной точки видимое лицо и медленно пятился подальше от окна, сам того не замечая. Что-то подсказывало, что место ему было вовсе не здесь, а по другую сторону стекла, в мире, избитом дождевыми струями….
И лицо обожгла ледяная вода, под колени подвернулась скамья, залитая водой. Пальцы коснулись склизкого, размокшего дерева, звякнул о металлический подлокотник железный кругляш в кармане. Мимо шли люди, пригнутые к земле неслыханным ливнем, сквозь шум дождя явственно были слышны гудки отходящих от станции поездов.
В людях, волочащих чемоданы к свободным скамьям, было что-то странное. Сасори чуть двинул ногой, попытавшись встать, и ощутил, как колено коснулось стоящего перед ним кожаного чемодана. Рядом села девушка, отфыркиваясь, стряхнула с носа каплю воды и достала книгу, ничуть не опасаясь дождя. Страницы намокали, расползались на куски, когда девушка пыталась их перевернуть, но ее это не смущало: читая пустоту, она весело смеялась написанным в ней шуткам.
- Что это за место? – Сасори удивился, услышав свой голос, и только потом почувствовал, как шевелятся замерзшие, непослушные губы.
- Станция мертвых сердец, - улыбнулась девушка и расстегнула пальто, показывая белую пустоту на левой стороне груди. – Вы не волнуйтесь. Когда-нибудь нас заберут отсюда, и тогда мы узнаем, как все исправить. Ради этого и подождать не жалко, правда же?
В потерявшее чувствительность лицо били беспощадные струи дождя, смывая верхний слой кожи, даря спокойствие, непривычное, настоящее. Сасори открыл свой чемодан, уже зная, что найдет там книгу, и открыл синий корешок, приготовившись коротать время.
Это было не зря.
У друга-охранника, с улыбкой протянувшего Сасори жетон, было исхлестано дождем лицо.