Это цитата сообщения гельб Оригинальное сообщение

В.С.ВЫСОЦКИЙ.ВОСПОМИНАНИЯ,ФАКТЫ,ФОТОГРАФИИ...

[150x]Высоцкий: «Мне скулы от досады сводит...»
Мой кумир – на рынке зазывалы.
Каждый хвалит свой товар вразвес.
Из меня не выйдет запевалы –
Я пою с мелодией вразрез.



В первом и во втором классе Володя учился в школе № 273 — на углу Первого Переяславкого и Банного переулков. Подвижный, неусидчивый, он любил поболтать на уроках, что-то сострить в адрес учителя. Способность защитить себя и не подчиняться обстоятельствам проявилась у мальчика уже в первом классе.

Однажды строгая учительница наказала его. Володе наказание показалось несправедливым, он молча собрал свои книжки и тетради и вышел из класса. Пришел в другой первый класс и попросил учительницу: «Можно я буду учиться у вас, мне там не нравится...» Учительница разрешила остаться. Володе и в дальнейшем везло на людей, которые его понимали. Эта учительница была одной из первых.

[650x]

Случались и конфликты... Однажды на уроке учительница попросила второклассника Высоцкого громко спеть песенку. Он старательно начал. Но допеть до конца не смог, как и досидеть урок, — учительница выставила мальчика за двери класса и поставила двойку, может быть посчитала, что он издевается над ней. Песня осталась не-допетой, о чем Володя с горечью рассказал дома. Но из-за той не справедливости не заплакал. Не плакал и когда его наказывали или когда падал.

[x520]

Летом 48-го майор Высоцкий получил отпуск, и семья проездом через Москву отдыхала у родственников Евгении Степановны Высоцкой-Лихалатовой, мачехе Володи в Баку. Там же была и Лидия Николаевна (будущая Сарнова) – Лидик.

С ее слов мы знаем, что многое поразило мальчика в облике восточного города на берегу теплого моря – с его шумными и пестрыми базарами, древними крепостными стенами, узкими улочками старого города и в нравах его жителей.

[x520]

Он впитывал в себя впечатления, как иссохшая губка, перенимая жесты, правила, язык. На всю жизнь Владимир усвоил своеобразный азербайджанский акцент и через много лет воспроизводил без труда гортаный закавказский выговор.

Гостеприимный Баку в 1948 г. Девичья Башня в старом городе

Но особенно сильное впечатление произвела на него первая встреча с жителями двора, где в старом доме гостили Высоцкие. Навстречу высыпали и стар и млад – до единого человека. Такого внимания к себе – не персонально, а в качестве гостя, конечно, и члена семьи – Володе еще не доводилось испытывать.

А потом, снова всем двором, с участием всех и каждого, готовились прямо на улице шашлыки и необычные восточные сладости. Это был праздник кавказского гостеприимства.

[650x]

Потом начались будни. И вот однажды, выйдя во двор, мама Женя увидела Володю, окруженного местными детьми. С широко открытыми глазами они слушали его рассказы о Германии: о том, что он видел там настоящих фашистов, а одного из них даже сам убил.

[x520]

Я отзываю его и говорю: Володя, что это такое ты рассказываешь? А он отвечает: А ты видишь, как внимательно они меня слушают! — вспоминала Евгения Степановна.Чего здесь было больше – желания покрасоваться, поактерствовать, поиграть фантазией? Или – укрепить свои позиции, лидировать и дальше в этом дворе, подпитывая экстравагантность своего положения?

[x520]

Вот еще одно воспоминание Е. С. Лихалатовой, конца сороковых годов. Случайно она узнала, что Володю часто видят на углу Садово-Самотечной и Цветного бульвара, где собирались инвалиды. Рядом торговали тогда вином в розлив и московскими булочками с вложенной внутрь котлетой. Здесь играли на деньги в веревочку, наперсток, карты…

[650x]

Вот как это отражено в книге Высоцкий: Вова, Володя, Владимир.Володю тянуло сюда, — писал Всеволод Чубуков. – Здесь ему было интересно. Здесь – сама история войны, правда, искалеченная, отголоски которой он прочувствовал, когда был в Германии. Отец воевал, но его не спросишь – он службу продолжал на Украине.Сначала Володя больше слушал, потом стал что-то сочинять и рассказывать.

[650x]

Фронтовики, ненароком ставшие невольными первыми слушателями и зрителями, всегда ждали его, а уж он перед ними гримасничал, жестикулировал, а когда и приплясывал, каждый раз придумывая что-то новое.

[x520]

Получалось смешно, и от этого всем становилось легче. <…>

[x520]

Узнав об этом, Евгения Степановна спешила сюда за Володей, а самодеятельный артист, скоморошничая, не замечал ее. Случайно увидев, не смущаясь, старался не обращать на нее внимания. Изредка повернется, посмотрит в ее сторону озорным, с хитрецой взглядом, махнет рукой, как бы сказав: Ну сейчас, чуть-чуть подожди — и продолжает свое действо.

Природному лицедею присутствие близкого зрителя прибавляло вдохновения. Остановить его было невозможно. В такие минуты он весь светился неистощимой фантазией. Что творилось в эти мгновения в душе Евгении Степановны! Втайне она гордилась им. Только после того как он заканчивал спектакль, где сам был режиссером и исполнителем, его можно было увести домой.

[x520]

Инвалидам Володя нравился, и они каждый раз, провожал его, говорили много добрых слов Евгении Степановне: Ты, сестричка, не забижай его. Хороший у тебя малец! Вырастет, еще лучше будет!

[x520]

И в знак подтверждения сказанного поднимали большой палец.Скорее всего, именно поэтому Самотека и стала; как он позже скажет, любимым для него местом Москвы. Убежден, что тот угол Самотеки был и первой его сценой, и первым шагом к Мечте!..

[600x]

В этом фрагменте из книги Высоцкий: Вова; Володя, Владимир, сквозь патоку изложения проступает одна мысль. В свете последующих событий жизни Владимира Высоцкого естественным становится для в6споминателей искать в прошлом истоки актерства будущего лауреата Государственной премии СССР за исполнение роли Жеглова в фильме Место встречи изменить нельзя. Гамлет, воспитанный шутом, И сам, несомненно, должен быть склонен к лицедейству. Он может даже вполне квалифицированно сделать замечания профессиональным бродячим актерам. Но…

[x520]

Я шел спокойно прямо в короли
И вел себя наследным принцем крови.

На этом пути принцу не помешает и актерский талант, и мастерство перевоплощения. Лидеру, герою, деятелю всегда сопутствует – как инструмент или метод – игра. А что касается детей – так каждый второй, пока не вырос, природный артист. Некоторые сохраняют это в себе как увлечение и в зрелости – тот же Семен Владимирович Высоцкий, оставаясь при этом профессиональным военным. В конце концов, весь мир – театр.

[x520]

Я улыбаться мог одним лишь ртом,
А тайный взгляд, когда он зол и горек,
Умел скрывать, воспитанный шутом, —
Шут мертв теперь...

Жизнь научает покрепче театральных институтов. Но выбор Высоцкого был сделан еще и потому, что это был его круг, его среда общения и интересов, куда его подталкивала сама логика развития его талантов, несомненных уже, но еще неопределенных. Это был вход – далеко не парадный, быть может, черный; но доступный – на другой, верхний этаж общественного здания.

И второе – ощущение свободы, раскрепощенности, появившееся в обществе в середине пятидесятых годов, очень ярко проявило себя именно в среде профессиональных работников массовых искусств, в театре и кино.

[x520]

Само понятие оттепель выразилось в массовом сознании прежде всего через экран и театральные подмостки – именно сюда устремился поток талантов юношей и детей войны. Послевоенное поколение художников жаждало публичного, прямого общения со своим народом. Поэты стали читать стихи на стадионах, писатели поднимались на театральные подмостки, живописцы готовы были выставлять картины на пустырях.

[x520]

Высоцкий из круга сверстников-однокашников – великолепной семерки на базе комнаты Владимира Акимова – попал в совершенно чуждую ему атмосферу технического сообщества студентов МИСИ. Конечно, и там были свои капустники, и походы в кино и на концерты, и свои красивые девушки, но не было ощущения собственной исключительности, особости, незаменимости, оригинальности. Счет шел по другим позициям, степень таланта измерялась в другой системе координат. Позже это все выльется в бесплодные споры между физиками и лириками.

[x520]

Высоцкий правду сказал декану механического факультета, что не хочет он занимать чье-то чужое место. Конечно, в этом проявилось и чувство социальной справедливости, тогда культивировавшееся, а Владимиру Высоцкому близкое всю жизнь. Но было и другое чувство, очень похожее на отчаянную беспомощность. Здесь – он понимал отчетливо – первым ему не быть никогда. Просто завода не хватит, куража.

[показать]

А что касается пропущенных лекций, несданных зачетов и прочего – эту всю ерунду можно было и поправить, вовремя мобилизовав себя. Еще в школе Владимир научился в считанные дни и непостижимым образом исправлять прорехи в табеле по успеваемости за целый прошедший год. Вспомним: … прихожу на экзамен – открывается какая-то дверь, и я все помню… Плюс немножко игры.

Но в этот раз не захотел – воистину, мне скулы от досады сводит…. Пришлось делать выбор, впервые пренебрегая мнением родителей. Отсюда и такой взрыв родительского гнева. Истинных размеров его мы не знаем, но можно догадаться – из-под контроля вышел милый, ласковый, нетребовательный, пусть и со своими причудами, но послушный до сих пор ребенок.

[показать]

2 июня 1956 года в среде абитуриентов Школы-студии МХАТ стало известно, что несколько человек приняты заранее; и среди них – невидный внешне паренек в пятнистом пиджаке из австрийского материала букле, по фамилии Высоцкий. Никто его толком не знал, потому что творческие туры он проходил не в общей массе, а отдельно, так как занимался у Богомолова, одного из преподавателей Школы при Художественном театре.

[x520]

Первое же знакомство показало, что этот Высоцкий – хохмач.

Все можем мы предугадать,
Что задумано – это все сбудется!
Пройдут года, но никогда.
Станиславского труд не забудется!

На курсе Павла Владимировича Массальского другим хохмачом был Гена Ялович. Оба москвичи, они даже чем-то внешне были похожи, разве что у Геннадия уши сильнее оттопыривались. И еще – если Ялович был смешным сам по себе, то Высоцкий смешил, играя, изображая какой-либо типаж.

[x520]

Все вспоминают его знаменитые рассказы от лица Сережи из Марьиной Рощи, не выговаривающим половину букв русского алфавита. «Сенёза», слесарь-водопроводчик и большой любитель искусства, устами Владимира Высоцкого говорил так:

— Я наньсе не мог быть антистом, потому сто у меня диктия плохая. А сицас я вот узе сетыне года обсаюся с антистами, и смотните, какая у меня стала замецательная диктия. Я дазе уцаствовал в конкунсе на гнавного диктона Тентнаньного теневидения, но меня пока туда не бенут, потому сто у них там усе евнеи. Нисево смиснова в этом нету, вот. А посему я нюбню антистов? Потому сто все антисты, стоб вы знани, это веникие нюди, потому сто все они тозе Сенёзи. Напнимен: Сенёзка – Вонодька Тносин, Сенёзка – Манк Беннес, Сенёзка – Васёсик Высоткий

[x520]

Сокурсница Владимира, Марина Добровольская, впоследствии вышедшая замуж за Геннадия Яловича, вспоминает:— Пятьдесят шестой, пятьдесят седьмой годы… Тогда много невероятного происходило… Тогда впервые в нашу страну приехал итальянский певец Марио Дель-Монако, он пел вместе с Архиповой в «Паяцах». И один из первых рассказов Володи был о Дель-Монако, рассказ от имени Сережи из Марьиной Рощи. Я могу только очень бледно это воспроизвести…

[показать]

«Ну, там в пнофкоме дани эти бинеты. Они зе сезъдесят нубней стоят! Ну, я это Нюнке говоню… Я зе пенедовик, вобсе… Это зе сестой няд пантена! И как мы донзны выгнядеть! Ну, Нюнка посне смены спать вобсе не стана, сназу в паникмахенскую… Ну, сени мы всестой няд – там, это… стемнено. Высен этот с паноськой, с насей нанодной антисткой – при панаде, весь в сённом… Тут эта, музыка – хоть пнась… Нюнка сназу захнапена – ну, понимаесь, она зе не спана!»

[x520]

И вся эта смешная и грустная история заканчивается так:

— Ну, сто я вам, небята, сказу… День-Монака… Мона быть, он и певес… Мона быть, и итаньянский… Мона быть – я нисево не говоню. Но ведь нисево не понятно!Георгий Епифанцев, еще один сокурсник Высоцкого, своим рассказом дополняет сколь угодно, по-видимому, пространный монолог «Сенёзы»:
— Мона быть, он и хоносый певес, мона быть!.. Но ведь ни одного снова по-нусски! А ихний динизен, котоный пниеззан, тот тозе не по-нусски динизинует: наси – но вентикани, а он – по диагонани и вбок! Я сситаю, пнезде сем итаньянских динизенов посынать в Совецкий Союз, их снасяна нада обусить нусскаму языку. Пнавинна я говоню? Я всегда пнавинна говоню!

[x520]

А еще были и другие устные рассказы: о дворе, о голубятне, о Ленине, про Маньку-шалаву… Космонавты вспоминают рассказ о «Сенёзе», который впоследствии был принят в отряд космонавтов: «…сёб ты знана, номен у меня – тысся сетынеста… ну а даньсе секнет!»

[показать]

Вместе с ранними песнями рассказы эти были записаны не раз на магнитофонную пленку, в том числе женой Андрея Синявского, Марией Васильевной. Тот был большим знатоком и собирателем разного рода народного творчества, включая и блатные песни. На курсе Массальского Синявский читал русскую литературу первой половины ХХ века.

Посредством «капустников» присмотревшись к студентам, он стал приглашать некоторых к себе в дом – в свой знаменитый подвал. Высоцкий и позже бывал там – Синявский очень ценил его талант. А пленка была записана однажды в отсутствие Андрея Донатовича и позже вручена ему женой в качестве подарка.

[x520]

20 декабря 1965 года Высоцкий пишет Игорю Кохановскому в Анадырь Магаданской области:«…Помнишь, у меня был такой педагог – Синявский Андрей Донатович? С бородой, у него еще жена Маша. Так вот, уже четыре месяца, как разговорами о нем живет вся Москва и вся заграница. Это – событие номер один.

Дело в том, что его арестовал КГБ за то, что он печатал за границей всякие произведения. Там – за рубежом – вот уже несколько лет печатается художественная литература под псевдонимом Абрам Терц, и КГБ решил, что это он. Провели лингвистический анализ – и вот уже три месяца идет следствие. Кстати, маленькая подробность.

При обыске у него забрали все пленки с моими записями и еще кое с чем похлеще – с рассказами и так далее. Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотя – надежды не теряю. Вот так, но – ничего, сейчас другие времена, другие методы, мы никого не боимся, и вообще, как сказал Хрущев, у нас нет политзаключенных».

[x520]

В начале девяностых годов появилось свидетельство, что кассета с записью Высоцкого была возвращена из КГБ владельцам – семье Синявских.

[x520]
Владимир Высоцкий с сыном М.Влади Пьером в Москве,осенью 1975 г

…Что касается «капустников»… В Школе-студии существовала традиция взаимодействия старших и младших курсов: новички часто помогали готовить спектакли, делая черную работу – звук, свет, реквизит, выходы в массовке, а старшекурсники, в свою очередь, были призваны опекать и заботиться о тех, кто шел следом, покровительствовать и делиться опытом.

Каждый год начинался вечером знакомства. В форме капустника старички рассказывали о жизни студии, ее традициях и неписаных законах. В ответ первокурсники должны были показать «товар лицом» – заявить о себе в такой же немудреной и веселой сценической форме.

[x520]
Владимир Высоцкий с сыном Аркадием на даче, 1963 г., июнь.

Cамо слово «капустник» родилось в Москве, в нескольких шагах от знаменитого дома по Большому Каретному переулку, несущему теперь на своих кирпичных боках сразу целых три мемориальные доски в память о Владимире Высоцком.

[показать]

На другой стороне улицы от дома номер 15, там, где теперь детский сад, чуть больше десяти лет назад еще сохранялось в глубине двора неказистое деревянное строение, принадлежавшее в первой половине XIX века великому актеру русской сцены Михаилу Семеновичу Щепкину. Сюда, в Спасский переулок, приходили в разные годы Аксаков и Белинский, Огарев и Герцен, Островский и Тургенев. Последний вообще провел отрочество в соседнем доме, теперь тоже снесенном. В гостях у Щепкина бывали Гоголь и Грибоедов, Брюллов и Александр Пушкин.

[600x]

Дом этот был веселым и хлебосольным, за самоваром острили и каламбурили до желудочных калик, до икоты… Впрочем, в том могли быть повинны и свежие пироги с капустой – непременное за столом блюдо. Так или иначе, щепкинские озорные «капустники» стали сначала знамениты на всю Москву, а после и вовсе утвердились как часть любого русского театрального сообщества. Традицию подхватил Станиславский, сделавший их постоянными в своем Художественном театре.

[x520]

Вот и студенты Школы-студии имени Немировича-Данченко оттачивали коготки в этом традиционном жанре… Высоцкий включился в работу с первых же дней – его это было дело, его стихия! – и запомнился прежде всего своей универсальной незаменимостью. Режиссерам сразу же назначили другого хохмача – Яловича, кстати, действительно ставшего впоследствии режиссером. Гена прежде всего выяснил, кто на что способен, и поручил писать стихи Жоре Епифанцеву, а музыку подобрать – аккомпанемент на пианино – Высоцкому. Но получилось по-другому…

[600x]

Георгий Епифанцев вспоминает это так:
— Мы гуляли по Москве с Володей; я – с листком бумаги и карандашом, советовался с ним и никак не мог решить, о чем писать. Были такие творческие муки. Наконец, мы перешли в сад «Эрмитаж», выпили бутылку пива на двоих, больше денег не было у нас. И вдруг Высоцкий отобрал у меня бумажку, взял карандаш и написал, может быть, первое в своей жизни стихотворение, первую песню. Вот ее слова:

[x520]

Среди планет, среди комет
улетаем на крыльях фантазии
к другим векам, материкам,
к межпланетным Европам и Азиям.
Ведь скоро будут корабли
бороздить океаны те вечные,
чтобы «системой» мы могли
межпланетных людей обеспечивать.

— Имеется в виду система Константина Сергеевича Станиславского, — сделал примечание Георгий Семенович Епифанцев и продолжил:
— И вот тогда на скамейке, как когда-то Бурлюк Владимиру Маяковскому, я повторился… Я знал эту историю, просто повторил эти слова: «Володя, да ты же гениальный поэт!» И после этого Высоцкий у нас на курсе стал непререкаемым авторитетам, если нужно было писать, как он выражался, художественные слова на белом листе бумаги.

[600x]

С первого же «капустника», в котором была очень много музыки, курс всем полюбился. Вскоре организовали шутейный цыганский ансамбль и появились первые гитары. Была и «своя» цыганка Аза – впоследствии диктор Центрального телевидения Аза Лихитченко. И звучали «цыганские» куплеты:

Отчего, ты дай ответ,
На глазах слезинки?
Ведь в ансамбле черных нет,
Лишь одни блондинки.

Эх, раз, еще раз!
Еще много-много раз!
Не грусти, цыганка Аза,
Перекрасят скоро нас.

[x520]

Теперь по поводу «первой гитары Высоцкого»… Споры вокруг ее появления до сих пор не разрешены, Запутанность вопроса усугубляется тем, что Владимир мог и чужую гитару в качестве первой держать в руках, и на чужой учиться играть, или, как он выражался, «подушечки набивать».

Но и это не все – могло быть несколько первых гитар. Инструмент этот, как известно, обладает уникальными свойствами: а) теряться; б) ломаться; в) дариться. Если когда-либо найдется человек, способный подсчитать истинное число гитар, перебывавших в руках Владимира Семеновича Высоцкого, ему гарантирован памятник не то что у Петровских… у Спасских ворот! Потому что это будет гений сыска.

[x520]

То же и с первыми учителями игры на гитаре…Сейчас шесть моих однокурсников оспаривают первенство, что именно они первые показали три аккорда Высоцкому на гитаре, в том числе и я, — рассказывает Георгий Епифанцев. – Но мы так и остались на всю жизнь с тремя аккордами, а Высоцкий научился играть на гитаре почти профессионально.

[x520]

Роман Вильдан помнит Высоцкого с гитарой курса с третьего. Кстати, именно в это время он был партнером Владимира в сцене из «Преступления и наказания» Достоевского, где Вильдан играл Раскольникова, а Высоцкий – Порфирия Петровича.

Молодой педагог Виталий Сергачев не только рискнул сделать сцену из несценической прозы, но и предложил роль большого драматического накала «комику» Высоцкому, уже два года ходившему на курсе в этом амплуа. Факт, конечно, запомнился, но среди прочих творческих удач «корифеев» курса Массальского никакого развития и поощрения не получил. Что поделаешь, у педагогов свои вкусы.

[650x]

Но вернемся к гитаре. Геннадий Ялович помнит Владимира с гитарой всегда. Игорь Кохановский учил Володю аккордам еще в школе. Анатолий Утевский помнит, как они однажды влетели втроем на ревущем мотоцикле в раскрытые ворота сада «Эрмитаж» – и Володя, сам – третий сзади, имел за спиной гитару. Вот только когда это было?..

Первую гитару покупала и Нина Максимовна, когда сын был студентом. Первая жена Высоцкого, Иза Мешкова-Жукова, тоже покупала первую гитару вместе с Владимиром. Георгий Епифанцев уверен, что на первом курсе Высоцкий на гитаре играть не умел, поэтому он его и обучал этим самым трем аккордам.

[650x]

Кохановский рассказывает, что осенью 1961 года . встретился с Володей в квартире Кочаряна (видимо, после некоторого перерыва) и с изумлением услышал в его исполнении сразу несколько вполне готовых песен, которые Васечек спел под гитару.

[650x]

— И все девушки были его! – посетовал и через двадцать пять лет Игорь Кохановский.Только к Новому, 1962 году удалось догнать и перегнать друга, когда на Каретном прозвучала песня Игоря «Бабье лето». И все девушки были его, распевая вместе с автором: «Клены выкрасили город колдовским каким-то цветом…» Но тут Высоцкий ответил песней «Где твои семнадцать лет» и оторвался, уйдя вперед навсегда.

[650x]

К 1968 году Владимир Высоцкий знал уже шесть аккордов, но Виталий Шаповалов, по прозвищу Шапен, его коллега по Театру на Таганке, где они просидели в одной гримерной много лет спина к спине, сказал ему как-то:
— Тебя упрекают в примитивизме – одни и те же аккорды…
— А мне больше и не надо, — ответил Владимир, который и так был не в духе.
— Нет, ты возьми шестую ступень, у тебя музыкальная фраза будет длиннее. Один аккорд, но ты его можешь разнообразить. Это тебе даст больше окраски.
— Шапен, я знаю шесть аккордов, и народ меня понимает, — уже раздраженно отрезал Высоцкий.

[x520]

Они готовились к выходу в спектакле «Павшие и живые». Высоцкий одевался на Чаплина, Шаповалов – на генерала Карбышева, погибающего в немецком концлагере.«Походил-походил, — вспоминает Виталий Владимирович Шаповалов. — К его чести, жажда узнать у него была сильнее гордыни, походил и говорит: «Шапен, покажи ля-минор». Я ему показал, и он везде это стал использовать. «А ты мне еще что-нибудь такое покажешь?» — «Володя, да ради Бога, сколько угодно… У меня грузом лежит это знание, а тебе пригодится».

[600x]

Так что показывали аккорды Высоцкому на протяжении всей его жизни, и всю жизнь он чему-либо учился у других, и ничего у него никогда не пропадало, а шло в копилку. Даже эти самые «капустники» студенческие с «цыганско-французско-нижегородской абракадаброй «под Ив Монтана»:

[x520]

Жэм прямо через Гран-бульвар,
Атанде шоз, атанде шоз, атанде шоз нуар!
Тротуары и бульвары, аксессуары!
Пурген кашне, ален журнэ!

И тут вступали девочки с припевом:
Ай не-не-не-не! Ай не-не!

Словно бы впрок, для Юрия Петровича Любимова, заготовил Владимир на студенческих подмостках острогротескные роли Гитлера и Чарли Чаплина, а для Анатолия Васильевича Эфроса – Бубнова из горьковской пьесы «На дне», прототипа будущего чеховского Лопахина из «Вишневого сада».

[x520]

«Девятнадцать из МХАТ», статья Льва Сергеева в «Советской культуре» от 28 июня 1960 года, — возможно, первое упоминание имени Высоцкого в печати:«Много раз поднимается занавес Учебного театра. Пробиваясь сквозь трагический грим обитателей костылевской ночлежки, смотрят на нас радостные, взволнованные и безмерно счастливые юношеские лица.Сдают экзамен на творческую зрелость девятнадцать учеников Школы-студии им. Немировича-Данченко при Московском художественном театре. <…>

[показать]

…Бубнов проходит мимо умершей Анны: «Кашлять перестала, значит…» И вдруг перед последним закрытием занавеса чудесное перевоплощение; обнажилась истосковавшаяся, плачущая, исполненная доброты человеческая душа: «Кабы я был богатый… я бы… бесплатный трактир устроил!.. С музыкой и чтобы хор певцов… Бедняк человек… айда ко мне в бесплатный трактир!» Артист В. Высоцкий проводит эту сцену с подъемом. В этот момент его Бубнов сверкающе счастлив».

[600x]

В 1975 году Юрий Петрович Любимов, улетавший в Италию ставить в «Ла Скала» оперу «Под палящим солнцем любви», пригласил на Таганку Анатолия Эфроса, который и поставил чеховский «Вишневый сад» с Аллой Демидовой – Раневской и Владимиром Высоцким – Лопахиным.

[500x]

Демидова вспоминала, как замирал зал, когда Высоцкий-Лопахин подходил к авансцене и тихо говорил: «Иной раз, когда не спится, я думаю: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами».

[600x]

Анатолий Эфрос говорил:«Бог мой, какая в этом человеке сидела силища! – Я купил! – ликовал он. – Погодите, господа, сделайте милость, у меня в голове помутилось… Вишневый сад теперь мой! Мой!.. Скажите мне, что я пьян, не в своем уме… Не смейтесь надо мной!..И Высоцкий хохочет, топочет ногами, пускается в пляс и поет…»

[x520]

«Какие-то слова он действительно почти пел, — пишет Алла Сергеевна Демидова. – Тянул-тянул свои, согласные на хрипе, а потом вдруг резко обрывал. А как он исступленно плясал в этом монологе!» Александр Гершкович из Гарвардского университета записал по памяти «песню» Высоцкого на слова Антона Павловича Чехова:

Ах-х Ермолай,
битый, малограмотный
Ерм-м-олай,
который зимой
бос-с-иком бегал-л-л…
Я купил имение,
где дед и отец
были рабами,
где их-х не пускали
даже в кух-х-ню…
Эй, музыканты, играйте,
я ж-желаю вас слушать!
Приходите все смотреть,
как Ер-р~моляй Лопахин
хватит-т топором
по виш-шневому сад-ду…
Настроим мы дач-ч,
и наш-ш-и внуки и правнуки
увидят здесь
н-н-новую жизнь…
Музыка, иг-г-грай!

[x520]

Многие сегодня вспоминают окончание Высоцким Школы-студии как триумф. «Его приглашали к себе сразу несколько театров», — говорил и Артур Сергеевич Макаров, видевший дипломные спектакли с участием Владимира.Но вот мнение Владимира Комратова, однокурсника Высоцкого:«У него был всплеск, когда он сыграл Порфирия Петровича, на втором курсе. Всем нравилось.

Белкин (Абрам Александрович Белкин, преподаватель русской литературы, крупный специалист по Достоевскому) был в восторге, вообще это считалось одной из удач экзамена. А вот мне не очень нравилось, потому что он был всегда как-то внутри себя. Он не был абсолютно живым. Я не все видел из его ролей, но из того, что я видел, мне понравились только две последние его работы – Жеглов и Дон Гуан.

[600x]

Бубнова он тоже хорошо играл, но не могу сказать, что потрясающе. Понимаете, если бы он блистательно закончил Школу-студию, у него не было бы таких сложностей с устройством на работу.Володя жил эмоционально. Он не был хорошим учеником, не был плохим – он так плыл…

Если бы мне тогда сказали, что теперь я буду рассказывать о Высоцком, да никто из нас тогда этого и предположить не мог! Потому что на курсе были талантливее его, интереснее.

Когда Володя играл в дипломных спектаклях, он играл роли не то чтобы самые главные.

[600x]

Никулин в книге о Массальском написал, что Павел Владимирович любил его, Вильдана и Высоцкого. Это неправда. Массальский действительно любил Вильдана, это правда, — так посмотрите, какие он роли сыграл. Он любил Жору Епифанцева, это правда, и он очень переживал, когда Жора ушел сниматься и должен был вернуться на другой курс (Георгий Епифанцев, в порядке исключения, снимался на третьем курсе в фильме Марка Донского «Фома Гордеев» в заглавной роли.

После съемок ему удалось «догнать» сокурсников). У него были свои любимцы, но в их число не входили ни Высоцкий, ни Никулин. То, что Павел Владимирович любил Высоцкого, — это легенда. Тогда бы Высоцкий другие роли получал. Когда педагог любит, он думает: «Надо ему что-то дать, чтобы он выпустился интересно».

[x520]

Борис Михайлович Покровский, сотрудник Школы-студии, свидетельствует: «Распределение обычно бывало в марте – апреле. Те, кого забирал МХАТ, уже ушли, а оставшиеся бегали по московским театрам – показывались…Володю, хоть он и учился нормально, устроить в театр было трудно из-за его внешних данных: тяжелый прикус, тяжелая челюсть, небольшой рост».

[600x]

А вот наблюдение, никого не опровергающее, но вносящее интересный поворот в историю периода театрального студенчества Владимира Высоцкого. Слово Геннадию Яловичу:«Учился хорошо, вернее сказать – легко. Лекция заканчивается, и почти всегда рядом с преподавателем – Володя, все еще что-то доспрашивал.

А еще он был трудяга. Высоцкому всегда безумно хотелось делать то, чего он не умел, и он это делал! Он сам создавал себя, даже чисто физически. Постоянно какие-то резинки, гири… Он физически стал мощнее, чем в нем это было заложено природой».

[650x]
Он пока лишь затеивал спор,
Неуверенно и не спеша.

Пока все еще было, как в школе… Учебный год состоял из четырех четвертей, как ему и положено. В первой четверти можно и дурака повалять, ничего страшного – в конце полугодия подналечь и получить хорошую оценку в табель. Ну, даже если и упустил полугодие – впереди еще и третья, и четвертая четверть! А Володе нередко удавалось исправлять положение и в самом конце учебного года, после блестящего спурта на экзамене!

[600x]

Только однажды чуть не опростоволосился – в десятом классе, когда на вечере в соседней женской школе, посвященном годовщине Октябрьской революции, вылез на сцену и прочел с кавказским акцентом смешную пародию на классическую басню Крылова. Всех развеселил, девчонки визжали от восторга, а сам схлопотал «трояк» в четверти по поведению. И только болезнь директора школы Надежды Михайловны Герасимовой избавила его от неприятностей в конце года…

Кстати сказать, это та самая Герасимова, которая еще много лет историю преподавала. Это она, однажды устроив выволочку сбежавшим с урока за компанию, сказала вполне серьезно: — А если бы вас за компанию позвали в Кремль и предложили взорвать Мавзолей, вы бы тоже согласились?..

[600x]

Итак, Владимир Высоцкий входил в шестидесятое десятилетие ХХ века, закончив, как он полагал, первую четверть своего пути. Он не знал, что это была уже середина отпущенной ему жизни. Пошкольному – полугодие… А оставалось – по программе – пройти три четверти пути.Тут-то и подстерегла его тройка по поведению…А еще он был влюблен…

У меня гитара есть – расступитесь, стены!
Век свободы не видать из-за злой фортуны!

[600x]

Валерий Перевозчиков рассказывал историю интервью на Пятигорском телевидении в сентябре 1979 года.
«Позвонила в молодежную редакцию Римма Васильевна Туманова (тогда она работала диктором):
— Валера, вы не хотите записать интервью с Высоцким?
— Римма Васильевна! Конечно!!!
— Он приедет, будет петь… но чтобы состоялся разговор… В общем, Володя сказал, что собеседник должен быть не очень глупым.
— Ну, вы, похвалите меня…
— Нет, вот тебе телефон, звони сам.
Набираю номер.
— Да?!
— Здравствуйте, Владимир Семенович! Я тот человек, который обязан оказаться не дураком…
— Хм… неплохое начало. Я приеду за час до записи – все обговорим.

К рассказу Перевозчикова следует добавить, что ровно год назад Высоцкий уже был в Пятигорске и выступал в Зеленом театре. Тогда местное телевещание им не заинтересовалось. Да и другие студии и центральные, и местные – не торопились снимать Высоцкого. В данном случае все произошло благодаря инициативе Вадима Ивановича Туманова, известного золотопромышленника, к 1979 году ставшего одним из ближайших друзей Владимира.

Весь сентябрь и середину октября Театр на Таганке провел на гастролях в Грузии. Публика, довольно прохладно принимавшая спектакли, ломилась зато на концерты Высоцкого. В частности, сразу же после Пятигорска, 15 сентября, у него начинаются выступления во Дворце спорта Тбилиси по три концерта в день пять дней подряд.

График жизни был очень жестким – и все-таки Высоцкий вылетает в Пятигорск. Хотелось высказаться, подстегивало то, что всего лишь месяц с небольшим он чуть не умер в среднеазиатском городе Навои. Фактически он умер – был зафиксирован сердечный приступ с полной остановкой сердца.

К жизни его возвратил врач Анатолий Федотов, сделавший укол сильнодействующего средства прямо в сердечную мышцу. А попал в эту поездку Федотов попросту случайно, робко попросившись перед самым отъездом в Москве.
— Ну, о чем речь, Толян! – сказал Высоцкий. – Поехали!

[600x]

Федотов поехал – и оказался единственно нужным человеком.Счетчик жизни Владимира Высоцкого отныне щелкал с отвратительной поспешностью, на благоглупости времени уже не оставалось. Отсюда и несколько нетактичный «заказ»: в качестве собеседника получить не самого глупого интервьюера.К счастью, Валерий Перевозчиков таковым и оказался. Готовясь к беседе, он предусмотрительно взял за основу вопросы из анкеты самопризнаний семьи Федора Михайловича Достоевского.

[x520]

В 11 утра 14 сентября 1979 года молодой человек в очках и с прической в стиле «Биттлз», волнуясь, сказал в. телекамеру:
— Сегодня у нас в студии человек, которого мне не надо представлять, — Владимир Высоцкий.
— Добрый день! Или вечер, смотря в какое время будет передача, — включился в действо Владимир Семенович, ослепительно яркий на цветных отечественных мониторах в своей голубой заграничной рубашке с погончиками.
— Владимир Семенович, — повернулся к нему Валерий, — у нас существует такая традиция: всем гостям (О, Боже! У всех одна и та же традиция!) задавать вопросы нашей, тоже традиционной, анкеты. Первый из них: какова отличительная черта Вашего характера?
— И вы всем такие вопросы задаете?! – удивился Владимир Семенович. — Отличительная черта характера? То, что приходит первое на ум, — это желание работать… Думаю, что так… Желание как можно больше работать. И как можно чаще ощущать вдохновение. И чтобы что-то получалось… Может быть, это не черта характера, но, во всяком случае, это мое горячее желание.
— Ваше представление о счастье?
— Это я вам могу сказать. Счастье – это путешествие, необязательно из мира в мир… Это путешествие, может быть, в душу другого человека, путешествие в мир писателя или поэта… И не одному, а с человеком, которого ты любишь… Может быть, какие-то поездки, но вдвоем с человеком, которого ты любишь, мнением которого ты дорожишь

[x520]

Примерно в то же время, но в другом месте и при других обстоятельствах Владимир Семенович выразил эту мысль так:
— Самое большое счастье на свете – это общение… С друзьями, с теми, кто тебе дорог. В конце концов приходишь к этому. Это все, что осталось… Его молодому собеседнику мысль показалась не лишенной красоты, но уж очень аскетичной. Сегодня понятно, что в предчувствии ухода многие ценности для человека теряют смысл, переходят в категорию дополнительных радостей…

[600x]

Фрагмент из пятигорского интервью:
«— А когда появилась гитара?
— Вы знаете, гитара появилась совсем случайно и странно. Я давно, как все молодые люди, писал стихи. Писал много смешного. В театральном училище писал громадные капустники, которые шли по полтора-два часа. У меня, например, был один «капустник» на втором курсе – пародии на все виды искусства: оперетта, опера… Мы делали свои тексты и на темы дня, и на темы студийные, и я всегда являлся автором. То есть писал комедийные вещи с какой-то серьезной подоплекой давно и занимался стихами давно, с детства.

Гитара появилась так: вдруг я однажды услышал магнитофон, тогда они совсем плохие были, магнитофоны, сейчас-то мы просто в отличном положении, сейчас появилась аппаратура – и отечественная, и оттуда – хорошего качества! А тогда я вдруг услышал приятный голос, удивительные по тем временам мелодии и стихи, которые я уже знал. Это был Булат.

[x520]

И вдруг я понял, что впечатление от стихов можно усилить музыкальным инструментом и мелодией. Я попробовал это сделать сразу, тут же брал гитару, когда у меня появлялась строка. И если она не ложилась на ритм, я тут же менял ритм, и увидел, что это даже работать помогает, то есть даже сочинять – с гитарой. Поэтому многие люди называют это песнями.

Я считаю, что это стихи, исполняемые под гитару, под рояль, под какую-нибудь ритмическую основу… Я сейчас очень многословен, потому что не знаю, когда еще придется побыть здесь, у вас в гостях, и поэтому я хочу объяснить уже все до точки, докопаться до сути… Вот из-за чего появилась гитара. А когда? Уже лет четырнадцать. После окончания студии».

[500x]

Фрагмент этого интервью приводится в работе Евгения Канчукова «Приближение к Высоцкому». Кстати, пятигорская пленка была размагничена вскоре после смерти Высоцкого, осенью 1980 года.Итак, слово вдумчивому и дотошному исследователю Евгению Канчукову:«Это, конечно, апокриф. Причем даже не потому, что в других случаях В. Высоцкий вспоминал какие-то иные истории о своей первой гитаре, что, впрочем, тоже было.

Скажем, на одном из выступлений он рассказал, что «… начал (я) играть на гитаре, потому что (когда) учился в студии, сказали, что мне когда-нибудь это понадобится. Мне прочили такую популярность, как <…> у Жарова, а необходимо в связи с этим играть на инструменте…» и т. д.

[x520]

Но дело, повторяю, даже не в этом, потому что еще до осмысленной работы над своими песнями Высоцкий очень многим запомнился, а кое-кому так даже надоел своей гитарой, без конца терзая ее одним и тем же популярным мотивчиком (называют, скажем, песню Н.Сличенко «Ехал цыган по селу верхом…»), набивая таким образом «подушечки», как он сам выражался, имея в виду при этом подущечки пальцев.

Нарабатывая себе репертуар, он вдруг не без удивления, полагаю, обнаружил, что некоторые из так называемых «блатных» песен, которые охотно пелись в ту пору в московских компаниях, на самом деле имеют вполне определенных и весьма интеллигентных при этом авторов, что, кстати сказать само по себе вовсе не исключительное явление в русской культуре, характерное только для этого периода.

[600x]

Д. С. Лихачев в своих воспоминаниях особо заметил, в частности, что член-корреспондент АН СССР, известный литературовед Леонид Тимофеев, в молодости сочинил чрезвычайно популярную в подонках общества – у шпаны – песенку:

big>

[600x]

(Константин Паустовский писал в четвертой книге «Повести о жизни» «Время больших ожиданий»:«На эстраде оркестр играл попурри из опереток, потом заиграл знаменитую песенку Ядова «Купите бублики». Я. С: Ядов был известным одесским эстрадным автором, писал и для Л. Утесова».)«Под музыку «Бубличков», — продолжает свой рассказ Д. С. Лихачев, — в 20-е годы танцевали фокстрот, а в Соловецком театре отбивала чечетку парочка – Савченко и Энгельфельдт. Урки ревели, выли от восторга…»

[500x]

То же касается и репертуара 1950-х годов. Так, например, «Шумит ночной Марсель» был написан Н. Эрдманом, «Девушка из Нагасаки» («Он капитан, и родина его – Марсель…») – В. Инбер и т. д. Попутно, пожалуй, следовало бы заметить, что невежество Высоцкого в этом смысле не было чем-то исключительным.Об одном из вечеров тех лет вспоминает Инна Гофф:«…Нас позвали послушать Рязанова. Оказалось, что он играет на гитаре и охотно поет в компании. Такая компания подобралась. Пригласили и нас. Когда после ужина все приглашенные собрались в чьем-то просторном номере и Эльдар взял в руки гитару, вошла Вера Инбер в голубом вязаном платье.
— Я вам не помешаю?

[600x]

Она устроилась в уголке у двери. И вскоре все забыли о ней, слушая старинные романсы, городской песенный фольклор, тогда еще не существовало такого понятия, как «авторская песня». И песен Булата Окуджавы мы еще не знали. А скорее, их еще и не было…Некоторые из собравшихся, тут слушали Рязанова не впервые. Посыпались заказы. И хотя лоб Эльдара уже оросили капельки пота, а рубаха взмокла – топили жарко, — он покорно исполнял просьбы спеть ту или иную песню или романс. — Нагасаки! – выкрикнул кто-то.И другие подхватили: «Нагасаки! Нагасаки!»

[650x]

Рязанов смущенно покосился в сторону двери. Там сидела Вера Инбер. Он даже проговорил что-то, как бы заранее извиняясь перед ней за песню, которую вынужден спеть.Нет, не все забыли о том, что здесь сама Вера Инбер. Интеллигентная, пожилая поэтесса…

[500x]

Но продолжали упрашивать. И Рязанов запел:

Он юнга, родина его – Марсель.
Он обожает ссоры, брань и драки.
Он курит трубку, пьет крепчайший эль
И любит девушку из Нагасаки…

Эльдар опять покосился в сторону двери и, поперхнувшись от неловкости, продолжал:

У ней такая маленькая грудь,
На ней татуированные знаки…
Но вот уходит юнга в дальний путь,
Расставшись с девушкой из Нагасаки…

У-уф!.. Оставалось теперь спеть до конца. Конец, как и подобает песенке такого сорта, был самый мрачный. Не лишенный, впрочем, социальной окраски:

Приехал он. Спешит, едва дыша,
И узнает, что господин во фраке
Однажды вечером, наевшись гашиша,
Зарезал девушку из Нагасаки.

Он кончил петь, и от дверей раздался протяжный, мечтательный возглас-вздох: «А чьи слова-а?..»

[600x]

Да, то были стихи Веры Михайловны Инбер — продолжает Инна Гофф. – Стихи, напечатанные в Одессе, в 1922 году. В книге, названной ею «Бренные слова». Она есть у меня. Величиной с ладонь, без обложки, пожелтевшая книжица. С пометкой букиниста на последней странице. Я обнаружила ее уже после. Прочтя заголовок, вспомнила зимний вечер, песни под гитару и подумала о тщете споров о вечном и бренном…»

[550x]

И хотя текст песни о девушке из Нагасаки, аккуратно воспроизведенный Инной Гофф в его оригинальном виде, на самом деле исполнялся, (в том, числе и Высоцким) с сильными искажениями и переделками, он все же не был текстом «из подворотни».

[650x]

Вообще, фамилии авторов некоторых песен раннего репертуара Высоцкого (а самые «блатные» из них, как это, ни странно, имеют авторов) надо бы знать тем, кто и по сей день выставляет его «блатную старину» как доказательство безнравственности. Потому что, конечно, «Рыжая шалава» Высоцкого просто воплощение невинности в сравнении с «Девушкой из Нагасаки».Для самого же Высоцкого это открытие, думаю, было лишним подтверждением того, что воистину «не боги горшки обжигают».

[550x]

Где-то в самом конце 1950-х годов «литературная» и «инструментальная» линии в судьбе Высоцкого окончательно сошлись, дав ему разрешительный импульс к собственному творчеству, которое имело на первых порах, впрочем, весьма робкий характер и выражалось в том, что «…в песнях, которые пел Володя, — отмечал А. Макаров, — вдруг возникали новые куплеты.

В песне было, скажем, пять-шесть куплетов, а (он) пел их восемь-девять. Когда его спрашивали, откуда он их знает, Володя отвечал: «Не знаю откуда!» Потом выяснялось, что он их сам сочинил…» (А. Макаров).

[x520]

Жажда первенства, «первых рядов», столь характерная для Высоцкого, как видим, вновь проявилась в сочетании с мучительной неуверенностью. Это «не знаю откуда!», взятое в контексте легкой и в общем доброжелательной атмосферы общения, царившей в компании Л. Кочаряна, думаю, точно отражает внутреннее состояние Высоцкого тех лет. Хитрость такого рода, конечно, была следствием желания самоутвердиться и одновременно боязни, что обнаруженное авторство обесценит сделанное в глазах компании.

[x520]

Хотя в целом авторство, в том числе и свое собственное, было для Высоцкого принципиальным моментом. Не случайно, думаю, в его репертуаре практически отсутствовали так называемые «авторские» песни современников: он никогда не пел столь любимого им Булата Окуджаву (во всяком случае, не делал этого при включенном микрофоне), только однажды, насколько я знаю, исполнил песню чрезвычайно популярного тогда Александра Галича («Чувствую с напарником – ну и ну…») и очень не любил, когда его собственные песни исполнял кто-нибудь другой, даже если это происходило по необходимости в фильмах и спектаклях, для героев которых они, собственно, и писались. И тем более не терпел, если это случалось в компаниях при живом, что называется, авторе.

[показать]

Неудивительно поэтому, думаю, и то, что вопрос об авторстве встал сразу же после появления в репертуаре Высоцкого действительно «своей» песни, которая понравилась друзьям и «авторские права» на которую ему пришлось доказывать с помощью И. А. Кочарян, присутствовавшей при написании «Татуировки».

[550x]

Впрочем, вот что вспоминает сама Инна Александровна: «…Я просто помню, как была написана самая первая песня. Это было в 1961 году. Я хорошо это помню, потому что Лева работал тогда над «Увольнением на берег», а Володя там снимался. <…> И вот тогда Володя написал эту песню «Татуировка». Причем он подошел ко мне и говорит: «Иннуль, ребята не верят, что это я написал, ты уж подтверди»…».

[650x]

В ближайшие несколько лет, до тех пор пока его не стали узнавать, вначале по имени а после и в лицо, и по голосу, Высоцкому часто приходилось прибегать к услугам друзей, чтобы подтверждать свое авторство. Причем ситуации, в которых, такое подтверждение требовалось, были порой самые, невероятные, вплоть до назревающего мордобоя, из которого удавалось выкрутиться, как в романе, только благодаря тому, что шпана знала песни Высоцкого.

Все эти знаки растущей популярности, а впоследствии и славы, конечно, радовали его, заслоняя на время то главное, что приобрел он благодаря встрече стихов и гитары. Только спустя годы осознает он, что же действительно произошло в его судьбе тогда, в самом начале шестидесятых годов. Иначе Бог весть, чем кончил бы Вовчик Высоцкий, шванц, хвостик, безотказный парень, свой в доску, душа любой компании, уже тогда много пивший, любящий, чтоб вокруг были люди и чтоб эти люди восхищались им, ценили его, сам дорожащий их вниманием, всегда устремленный к первенству, не терпящий в то же время малейшей конкуренции и т. д., и т. п.

Говоря об этом, невольно вспоминаешь строки из «Черновика эпитафию» А. Галича:

…как легко мне было сломаться,
и сорваться, и спиться к черту!

…Песни Высоцкого, появившиеся, думаю, все же не по внутреннему велению души автора, а по требованию извне, как бы заказанные ему той суетной и шальной жизнью, которая кипела вокруг него, и рожденные им в погоне за популярностью, эти песни странным образом подействовали на него самого… Позволив добиться всего, даже того, что может быть, и не мерещилось, и не грезилось ему вначале, они вместе с тем заставили его «выделаться в человека» (Ф. М. Достоевский), которого теперь, уже без скобок, называют совестью той эпохи.

Так, желая рассмешить, развеселить друзей, развлекая и угождая им, Высоцкий открыл самого себя, песни стали для него чем-то вроде дневника, куда заносились смешные сценки, горькие наблюдения, где отражались душевная смута и ясность мысли, на страницах которого живые слезы и кровь размывают строки вперемешку с водой, которой там тоже, увы, немало. Стихотворные строки вдруг исподволь обнаружили свое, истинное предназначение, уведя его в такие лабиринты его же собственной души, где впору с ума сойти!Куда, впрочем, никто из тех, кто в своем уме, и не сунется.Нет, не удержаться от послесловия к Евгению Канчукову.

Известно, что поспорить с кем-либо об истине всегда приятнее и легче, чем искать ее заново. Изрядная часть литературного наследия человечества так и появилась на свет Божий – в споре с предшественниками, в пику уже написанному. Особенно же плодотворно спорится не с первоисточниками, а с критикой. И все же…

Скрупулезные, основательные наблюдения автора, много цитированного выше, грешат некоторой непоследовательностью – словно бы хочет человек объясниться в любви, но для этого перебирает все недостатки предмета своей симпатии, всякий раз подчеркивая, как велика его любовь, если и таких изъянов не бежит!

[x520]

Или размышляет некий ученый муж о происхождении видов и человека, опираясь на учение Дарвина, но при этом весьма скептически настроен относительно самого существования «недостающего звена» между обезьяной и человеком. И получается у него венец творения, вставший с четверенек в результате внешних причин, чудесным образом потребовавших от него этого акта эволюции.

Потом-то он, этот «хомо сапиенс», и сам понял преимущества своего нового, вертикального положения – и уже вполне самостоятельно стал совершенствоваться, с помощью различных трудовых процедур и упражнений вырабатывая из своей морщинистой лапы гладкую и красивую ладонь с тонкими музыкальными пальцами.В общем, какой-то «фридрих энгельс всмятку»…

[x520]

Хочется напомнить, что ко времени «Татуировки» Владимир Высоцкий уже далеко не «хвостик», коим пребывал в 1954-1958 годах. Да, мог и в магазин сбегать, но мог сидеть и говорить с Андреем Арсеньевичем Тарковским часами… А тот был строг к своим собеседникам.

[x520]
Да, была маска – и долго еще не мог он отодрать ее от своего сформировавшегося вполне человеческого лица. А то, что говорил в форме лекций по линии общества «3нание» со сцены, так то и делить надо на это самое «знание»! И уж особенно не принимать на веру воспоминателей, по возможности проверяя их свидетельства, по совету Пушкина, архивными изысканиями. И еще – сохраняя логику поступков самого Высоцкого, хоть и с черного хода, но идущего «прямо в короли».

Источник: Тайны Веков
от Fox
softmixer.com