4.
“…Unsere Herzen strahlen (“Наши сердца сияли
In tiefster Sehnsucht Страстным желанием,
Und unsere Seelen И наши души
Fallen diesem Glanz Тонули в этом свете.
Abgeschieden blende mich Ослепи меня,
Verführe mich - durchflute mich Соблазни и увлеки на дно.
Du strömend Licht О, поток света,
Erhellst Du mich?“ Озаришь ли ты меня?”)
“Eine Nacht In Ewigkeit”/“Одна ночь в вечности”, Lacrimosa.
Глаза продолжали упрямо закрываться, и пряди волос то и дело свешивались на лицо. Попытки отдать бумаге боль и постоянные мысли о том, что Тома рядом с ним скоро не будет. Все это лишало сил, и порой было трудно даже дышать. Неровные строчки прыгали перед глазами, сливаясь в тонкие штрихи лица… такого родного, любимого. Но не так, как можно…
Распахнутые шторы щедро впускали в комнату закатные лучи и перекрашивали однообразный гостиничный интерьер в сочные оттенки осени. “Boulevard of broken dreams” сменился в mp3-плеере задумчиво-надрывной “A distance there is…”, и под эту гипнотизирующую мелодию группы Theatre of Tragedy Билл все-таки сдался сну.
В номер заглянул Том. Увидев спящего брата, он хотел было уйти, но передумал и тихо притворил за собой дверь. Ему хотелось хотя бы попытаться успокоить Билла, сказать, что здесь, в Японии, он все концерты отыграет. А потом… Здесь же так много неплохих рок-музыкантов. Можно найти кого-нибудь, кто умеет обращаться со струнами. К тому же название у группы подходящее, чтобы принять в себя часть Токио.
Он неслышно подошел к кровати и остановился завороженный игрой солнца на черных волосах и гладкой щеке. Кружево длинных ресниц в плену макияжа казалось хрупким крылом бабочки, присевшей отдохнуть на бархатном лепестке розы. И этот бархат не просто манил, он словно умолял о прикосновении. Как во сне Том опустился на колени перед кроватью и протянул руку к лицу Билла. В мгновении от касания его ладонь замерла, наслаждаясь все усиливающимся притяжением. Еще секунда и пальцы чертят длинную, мучительно быструю линию от скулы к губам, чуть приоткрывшимся во сне. Не открывая глаз, а может, и не просыпаясь, Билл перевернулся на спину, и пальцы Тома невольно скользнули по его губам. Том вздрогнул, как будто обжегся, и уже хотел отдернуть руку, но ее накрыли тонкие пальцы с черными ногтями.
- Не уходи, хотя бы сейчас…
“Кто же ему снится? О чьих прикосновениях он так мечтает? И что делаю я?” – мысли Тома бешено проносились и исчезали, разбиваясь о зеркальную идентичность черт лица брата. Копируя каждую линию, это лицо все же было более хрупким и трогательным.
Билл потянул Тома за руку, приближая к себе.
- Не уходи.
Том осторожно забрался на кровать и провел по жестким от лака волосам, обнажая печально сдвинутые брови. Искусно оттененные веки сомкнулись сильнее, словно пытались удержать слезы, и из горла вырвался хриплый стон. Медленно, нерешительно, Том склонился над лицом брата, согревая дыханием и с трудом подавляя желание губами разгладить каждую морщинку, прочертившую лоб.
Легкие, почти невесомые ладони по спине. Призраки ласки, обладающие непобедимой силой. Близко, еще ближе. Как сложно сопротивляться. Слишком сложно отказать себе. И нужно ли?
Невесомое касание, легче воздуха. Смелее, вбирая вкус губ и чувствуя, как они ответно приоткрываются и немо шепчут равную страсть. Крадут контроль. Выпивают волю. Сводят с ума. Последний луч солнца погас, и Том, словно очнувшись, оторвался от губ брата. Колечко звякнуло, выскользнув из зубов Билла, и губа отозвалась болью.
Том посмотрел прямо в глаза Билла. В его глаза… в свои, и увидел там себя…его. Нет! Нет? Том зажмурил глаза и зарылся лицом в черные волосы. Жар бешено бьющегося пульса, тонкий аромат – корица, розы, свежесть дождя… Забрать бы все это себе. Сделать своим. Просто вырвать зубами то, что так манит! Вкус крови отрезвил, заставил оторваться от тепла гладкой кожи. Он вырвался из обнимавших его рук, скатился с кровати и замер у двери.
- Скажи, что этого не было. Скажи, что это сделал не я! – умолял он.
- Как хочешь, - на щеке нарисовала темную дорожку слеза.