”Here I am И вот я
Writing my last song for you Пишу для тебя последнюю песню.
Hear the words carefully Вслушайся в слова
And you'll see it's you И поймешь,
I'm leaving…” Что я покидаю тебя…
"Your Last Song"/“Твоя последняя песня”, Scorpions.
В номере ждала только темнота, полная алмазных огней суетливого Токио. Том сел на пол перед огромным окном. Красота ночи впивалась в его сердце ненасытным жалом. Она звала, обещала свободу. И он тянулся ей навстречу. Только огни складывались в очертания слишком знакомого лица, бархат тьмы переливался изяществом черных волос. Руки навстречу. Обнять хотя бы этот мираж. Но ладони натолкнулись на холодное стекло, ногти скрипнули по гладкой поверхности. Нельзя. Просто невозможно.
Он не задавал себе вопросов. Почему? Как? Это не важно. Естественная близость каждый день. Всегда вместе, все пополам. И ничего не могло быть лучше. Бесценное единение душ. Но чем больше у нас есть, тем больше мы хотим. Странная человеческая логика, но давно принятая всеми, нормальная. И он не стал исключением, он захотел большего. Понял – не сразу. Только когда невольно сравнил свои чувства с обожанием поклонников вокалиста группы Tokio Hotel. И нашел единственное отличие – они любили его талант и внешность, а он вдобавок еще и душу. Том тогда испугался сам себя, принял это за непонятное наваждение и, не пытаясь объяснить, ринулся искать замену, отвлекаться. Бесконечная череда женских имен, он всех и не вспомнит. На какой-то момент ему даже показалось, что он выиграл схватку с Амуром, который в его случае оказался изощренным садистом. А потом он узнал, что потерял то, чем никогда не обладал. “We lost the dream we never had”. Когда песни из альбома “Zimmer 483” переводили на английский язык, именно он подсказал эту строчку, хотя на немецком она звучит совершенно по-другому.
У его брата начался роман с продюсером. С продюсером их группы. Сказать, что Тома ошеломил этот факт, было все равно, что промолчать. Тогда он спросил себя: а могло ли все быть как-то иначе? Нет, конечно. Билл оказался намного лучше… У него не возникло извращенной любви к старшему брату. Это возвышало, заставляло восхищаться и чувствовать собственную неправильность еще острее. И Том постарался стать противоположностью. Низложил величие любви, сведя ее до случайного секса. Жил грубее, только брал и хотел быть равнодушным. Удалось? Ни капли. Одно мгновение потери самоконтроля, и он сорвался. Но этот поцелуй должен стать последним. Его брат уже нашел свое счастье. Да, иногда он грустит, иногда в его глазах видна пронзительная боль. Но это все эти чертовы антифанаты и журналисты. Особенно журналисты…
Откуда-то появился навязчивый запах роз. Приторно-сладкий, до тошноты.
Рывком поднявшись на ноги, Том дошел до выключателя и обрушил на комнату поток яркого света. Так и есть. Чья-то неумная мысль завершить обстановку номера букетом роз. Он схватил цветы, выдернул их из вазы и замер, не зная, что делать с ними дальше. Аромат обволакивал, и, казалось, даже прилипал к коже. Том коснулся одного бутона. Закат и запретное прикосновение. Подарить нежность. Владеть. Любить. Нет! Прикоснуться и никогда не отпустить. Нет! Пальцы сокрушили беззащитный цветок.
- Нет! Я не могу! – Том швырнул букет в безразличный глаз окна. – Останови меня, Билли, останови! Прогони меня… Просто скажи: уходи. Уходи…И не пытайся что-то понять. Не надо… Это все…
Бессильно сжимая и разжимая кулаки, Том чувствовал, как по щекам льются слезы.
- Уходи… - произнося это слово, он чувствовал странную пустоту и… умиротворенность.
Он бросился к тумбочке у кровати, схватил какой-то блокнот, ручку и написал: “Geh. Geh!(1)” – слеза упала на восклицательный знак, смыв его уверенность. А рука продолжала писать:
Tage gehen vorbei,
Ohne da zu sein
Alles war so gut,
Alles, ich und du. (2)
И ничего не могло быть по-другому. Но они не сделали ничего неверного:
Wir haben nichts falsch gemacht
Die ganze Zeit gedacht,
So könnt es weiter gehen,
Alles andere werden wir sehen…
Geh…(3)
Строки сплетались в рифму, мелодия которой звучала растерзанным бутоном розы. Смятые лепестки лежали у ног, уже не прося о пощаде. Они смиренно принимали свою участь. Том подобрал их, рассыпал по бумаге с такими нужными словами. Но хрупкость и покорность раздражала. И он принялся разрывать их на тонкие, неровные полосы. Лоскуты убитой, доверчивой изящности ложились на лист, пачкая его несдержанными слезами смерти.
(1) - Уходи
(2) - Дни уходят прочь,
Я буду жить без тебя.
Все было так хорошо,
Все, ты и я.
(3) - Мы не сделали ничего неправильного,
И я постоянно думаю,
Могло ли все продолжаться,
Но для нас все будет по-другому.
Уходи…
