Жил - да - был некогда в Германии человек по имени Фридрих фон Гарденберг, более известный как Новалис. Он много учился, изучал теологию и науку, и, говорят, что будто бы как раз ему и принадлежат великие слова, позже сказанные Карлом Марком: «Религия - опиум для народа».
Только в его варианте эта фраза звучала немного иначе: «Ваша так называемая религия действует как опий: она завлекает и приглушает боли вместо того, чтобы придать силы».
Тем не менее, был он человеком глубоко верующим, как и любой человек в то время.
Его произведение с труднопроизносимым заглавием «Генрих фон Офтердинген» наглядно показывает, насколько иное представление о мире у людей было в этом каком-то мистическом и действительно опиумном 18 веке.
Он написал «Генриха» в 25 лет, а в 29 лет умер от туберкулеза.
Тогда многие умирали очень рано. Возможно, именно поэтому люди старались успеть познать сущность бытия и свою душу, в существовании которой никто не сомневался, как можно быстрее. Для них эти вопросы были на первом месте.
Мы же привыкли считать 29 лет только началом взрослой осмысленной жизни, а подобные философские вопросы занимают нас уже ближе к старости, когда наконец- то есть время на созерцание, умиротворение и прочие бесполезные занятия, как принято считать сейчас.
Итак, ближе к делу. «Генрих фон Офтердинген» - так и незавершенное Новалисом произведение о поисках себя, своего истинного призвания и места в мире. Ранний романтизм, бесконечная символика и лиричность делают этот роман для людей современности с их рациональным пониманием мира смешным и даже где-то глупым.
Новалис видит прекрасное в любой профессии: будь это хоть музыкант, хоть рудокоп – каждое занятие достойно уважения и по своему интересно и завораживающе.
Но главному герою, Генриху, суждено стать поэтом. И последующие с ним приключения – это некие будто бы потусторонние знаки, по которым он должен двигаться вперед, к своей цели – обретению себя.
Итак, вот несколько понравившихся мне цитат из этой весьма странной для человека 21 века, книги.
- Я слышал, что в древние времена животные, деревья и скалы разговаривали с людьми. У меня теперь такое чувство, точно они каждую минуту опять собираются заговорить, и я как бы ясно вижу, что они хотят мне сказать. Есть, вероятно, еще много слов, которых я не знаю: знай я их больше, я бы мог лучше их постичь. Прежде я любил танцевать, теперь я предпочитаю думать под музыку.
- Прошли времена, когда сны соединялись с божественными откровениями; мы даже понять не можем и никогда не поймем, что испытывали те избранники, о которых говорит Библия. В то время, вероятно, сны были другие, и все человеческое было иным.
- Мне сны кажутся оплотом против правильности и обыденности жизни, отдыхом для скованной фантазии; она перемешивает во сне все жизненные представления и прерывает радостной детской игрой постоянную серьезность взрослого человека
-Такая детская непосредственная простота может вернее провести через лабиринт человеческих дел, чем разум, ограниченный, вводимый в заблуждение корыстными побуждениями, ослепленный неисчерпаемым числом новых случайностей и запутанных обстоятельств. Не знаю, прав ли я, но я вижу два пути, ведущие к пониманию истории человека. Один путь, трудный и необозримо-далекий, с бесчисленными изгибами - путь опыта; другой, совершаемый как бы одним прыжком - путь внутреннего созерцания. Тот, кто идет по первому пути, должен выводить одно из другого, делая длинные подсчеты, а кто идет по другому постигает непосредственно сущность каждого события, каждого явления, созерцает его во всех его живых разнообразных соотношениях и может легко сравнить его со всеми другими, как фигуры, начертанные на доске.
.-Многое, что теперь, кажется, едва замечают даже звери и что чувствуют и с наслаждением воспринимают только люди, в то время ощущалось даже бездушными предметами; поэтому люди, обладавшие высоким художественным даром, создавали тогда много такого, что нам теперь кажется невероятным и сказочным.
-Людям, рожденным для деятельной жизни, нужно очень рано все самим постигать и оживлять. Им необходимо приложить всюду самим руку, закалить дух против впечатлений нового положения, против рассеивающего влияния многих и разнообразных предметов, и они должны приучиться идти к цели даже под напором великих событий и умело проводить ее через них. Они не должны уступать соблазну тихого созерцания. Душа их не должна быть сосредоточенной в себе зрительницей; она должна неустанно проявляться и быть ревностной, решительной служанкой разума. Они герои, и вокруг них теснятся события, которые требуют управления и разрешения. Все случайности становятся историей под их влиянием, и жизнь их непрерывная цепь замечательных и блестящих, запутанных и своеобразных событий.
Иначе обстоит дело со спокойными неведомыми людьми, мир которых составляет их дух, деятельность которых - созерцание, жизнь которых медленное нарастание внутренних сил. Никакое беспокойство не влечет их в открытую жизнь. Тихое обладание удовлетворяет их и необозримое зрелище того, что происходит вне их, не вызывает в них желания принимать самим участие во всем, а кажется достаточно значительным, достаточно изумительным для того, чтобы отдать весь свой досуг созерцанию. Потребность познать смысл событий заставляет их держаться вдали, и это предназначает их для таинственной роли души мира, в то время, как люди деятельные являются членами окружающей среды, органами ее чувства, наглядно выступающими силами ее.
- Это тоже, что с милыми утренними снами; из их усыпительного вихря вырываешься с усилием, но вырваться необходимо, чтобы не впасть в утомительную вялость и потом не влачиться весь день в болезненном изнеможении.
- Воспоминание самая твердая основа любви
