Виноград Российский

Глава 4

О Аввакуме протопопе

Присовокупляется с сими и великоревностный и многотерпеливый Аввакум протопоп, муж сколько добраго и воздержательного жития, столько великия и огнепальныя ревности: сколь великодушием изобильный, столь и многостраданием обогащенный, который земным царем, князьями и болярами за праведную жизнь знаемь и любим был, а Небесному Царю, ангелом и святым всем, за многострадальное терпение возжелен показася, который добрых и преполезных товарищей всегда имел, друзей в благоденствии, в стоянии за благочестие советников, в терпении сострадальцев : и всюду доброревностный мужественный обретался, сколько премногая времена страдал, в скольких премногих мучениях облагался, сколько преумножайшая ссылок, заточения и темницы великодушно терпел: но неподвижно при благочестии стоя пребывал. Ведь от самого внесения новшеств, всеизрядне к великим подвигом обострися, с предивным Павлом, Даниилом и Логином всеблагоревностне советующе, и Никоново обличали пустословие, и царскому величеству на него жалобные подавали книги. За это Никон на благоревностного Аввакума всеяростным огнем возгорелся.

Когда служил он всенощное бдение в церкви Пресвятыя Богородицы Казанского образа на площади, и множество народа предстояли со всежелательным молением, прискочили послании патриархом воини, взяли блаженного как злодея, немилостиво, несотворившаго никакого зла: и так немилостивно его взяли: что даже пения не скончал, даже службы святыя не закончил, даже народа предстоящего не пощадили, так всеяростный Никон повелел: но и от народа 7 человек поимали в темницу отвели, прочие же разбежалися. Дивнаго же проповедника на патриарший двор привели узами обложили. Заутра Никон во Андронников монастырь его, в темную храмину затворил, немилостивно и голодом томить приказал. Но добрый страдалец темницу как многоценную светлицу, а тяжкий голод как всекрасное прохлаждение принял, от человек презираем Божиею благодатию питался. Во этом монастыре четыре седмицы сидел скован, различная озлобления, мучения, немилостивныя досаждения, непрестанные ругания, предсмеятельныя поношения, за власы терзания, оплевания от подвергавших оскорблениям принимал. Но душею крепкий не изнемогал с Павлом вопия: кто изнемогает, а я не изнемогаю. Оттуда опять на патриарший двор привезли его безчестно, патриарху представили: сколько Никон не пытался его крепость низложить: каких увещеваний не сотворил, каких обещаний не показал, каких ласканий не изнес, всякие козни, всякие хитрости устремляя, чтобы превратить твердодушного, но ничего не смог успеть: вся ухищрения и кознодейства Никоновы храбрый как пучину растерзал, немощными и совсем недействительными показал, снова был отвезен в этот же монастырь. По некоем времени было в Москве хождение крестное: опять привели храброго в соборный храм к самому царю: но разгневался Никон повелел его безчестно и ругательно остричь: но заступлением царевым от сего был освобожден, любил царь благоревностного Аввакума и почитал за доброе житие его: но Никоновыми хитростьми обязан веру брать тому как патриарху.

Вместо же острижения великодушный страдалец в заточение в ссылку, в далечайшие сибирские страны отвозится, в самыя глубочайшие пределы за великим озером Байкалом сущыя, на самых границах варварских стоящая, называемая Дауры, и с женою своею и с детьми отводим бывает в эту далекостоящую страну, только в пятилетнее время ему ее достигнуть, замедленным шествием и по местом медления в сем немилостивом заточении. В этом далечайшем путешествии каких не испытал нужд, какими не облагался теснотами, каких мучений ругательных не претерпел мужественный страдалец: от воздушныя тягости, от путняго труда, от возящих досаждения и ругательства сколько ему наносили несмысленные. Передан был некоему мужу от начальник определенному на блюстительство в Дауры: в действительности бесчеловечному и вселютейшему мучителю: более зверю, а не человеку нарещися достоин: за всеяростный нрав к нему повеление от патриарха Никона было: всякое мучение наносить священному страдальцу. Но какой язык изглаголет, какие уста исповедать возмогут: сколько претерпела адамантская его душа от всезлобного мучителя, руганий множества, и по ланитам ударения, и за власы терзания, и по главе биения и по хребту, и по прочим частям тела, оплевание лица, поругания и смеяния и в воду метания, но не только это. И возкипе дерзостию беззаконный мучитель, что обнажить священного страдальца на страдание повелел, не устыдился священства великаго сана, не усрамился изрядныя честности и дивныя святости мужа, а как устыдится сможет, когда столько руганий безчестных тому предпоказал.

Раздев страдальца (оле нрава безчеловечного) повелевает семидесятью двумя ударами кнутом того уязвить и не только. Сам это Пашков делал, и служащие ему рабы, подобные в мучительстве господину: многажды страстотерпца били, ругалися, иногда же разъярившеся всегневно и на кол ругательно посадить его уготовили: но Бог своим премудрым промыслом сохранил своего раба от такового конечного ругания. Впрочем благоревностный страдалец в этих превеликих и безчеловечных мучениях терпел и неисповедимая мучительства сносил благодарно как всехрабрый воин, как вседобрый подвижник, сладце Господа Исуса язвы с Павлом на теле ношаше, пресладким гласом непрестанно глаголя: Христос моя есть жизнь, Христос мое утешение, Христос мне подтверждение: кого убоюся. Если и камения громаду на меня намещут, я со отеческим преданием древлецерковного благочестия и под камением лягу радостне. О ревности всекрасныя, о гласа всепресладкого, о любве всепревозжеленныя единому Павлу последовательныя, вопиющему: вся могу о укрепляющем мя Христе. Время некое в заточении был предивный страдалец, или шестолетное, или пятолетное, сказать не можем, но пришло царево повеление освобождающее его от заточения и в Москву возвратиться повелевающее. Он же как в заточении живя, так и назад возвращаяся всюду свободным гласом и благоревностною душею, древняго благочестия светлость пресветло проповедал.

Когда же в царствующий град прииде князья и бояре так любезно его приняли, как ангела Божия и самому царю о нем возвестили. Он же с любовию его призвал главу свою ко благословению преклонил и свою десницу на целование тому милостиво подал, словеса мирная и жалостливая с воздыханием ему говорил, благодарно и милостиво отпустил. И потому добрый страдалец ревнуя о благочестии, всюду свободным языком сие проповедывал: духовные власти державному государю словесы клеветали, да запретит Аввакуму как хочет.

Государь не хотел добляго оскорбить зная его жития святость: послал болярина Иродиона Стрешнева увещевать Аввакума, чтобы не обличал новин Никоном утвержденных, но и о себе как хочет, да содевает, всякую милость к нему за это обещая. Вскоре уступившему в молчании страдальцу царь и царица и вси царския крови превысочайшия персоны и князи и боляре преизобильно его имением наградили. Но как невозможно светильнику сокрыватися под спудом, так и всеблагодатней ревности заградиться молчанием. Снова язык Аввакума вопиет, снова уста взывают, снова десница пишет! И что пишет! Прошение к царю Никона от патриаршества отставить, да древнее благочестие уставить, да патриарха другого благочестиваго и богобоязненного устроить. И это прошение через верных своих царю подает. Откуду царь снова печален явился к блаженному, наношеньми духовных властей и изощренными языки возбужден посылает послание ко страдальцу через болярина Петра Салтыкова: архиереи на тебя жалуются, что опустошил церкви и отвратил люди от вхождения в божия храмы, поэтому снова пойдешь в заточение. И так дивный страдалец в заточение в поморские пределы на Мезень сослан с женою и чады, полтора года там пробыл и снова в Москву привезен. Снова духовнии посылали много его увещевать, ласкали и различныя ухищрения показывали не могли стояния в твердости ослабить, в соборную церковь привели, ругательно его остригше от священства извергли. Даже этим не насытилися зверояростнии: и проклинать добляго мужа во всем православного не убоялися. Он же в надежди Божии живыи сколь мужественнго это безчестие радостно терпел, столь ко извергающим вопиял: если и извергаете меня беззаконно, не боюся вашего извержения, имею бо хиротонию православных патриархов, ее же и ношу православно. Если и проклинаете меня дерзостно, недейственна есть ваша клятва, ибо неправедна, неправедна же потому, что за древлецерковное святое содержание, за святыя отеческие догматы проклинаете безстыдно: сами повинны тяжчайшим запрещением и жесточайшим клятвам стольким смущением, сколько премногих новин в церковь предерзостно вносящие. Откуда власти духовныя, не духовныя ярости наполнилися, со всяким безчестием блаженнаго из церкви извлекли в монастырь заточили.

Сколько ругания соделали непреподобнии, столько и браду священному страдальцу (оле нрава безсрамна) отрезаша и лютыми мученьми там и безчеловечными семнадцать недель крепкаго томили. Во оной темнице в монастыре на Угреши седя предоблий, как человек унынием обременен, так и обруган был, сколько варварские языцы не показуют, потому и браду его власти остригоша, о колико прехрабрый о сем ко Владыце вопияше, колики слезы и вопли излия, милости и утешения в горцей прося печали. И что бывает дивное; что содевается преславное; восхоте Всемилосердный Господь своего раба утешить в великой печали, в полунощи поющу страдальцу утренню и чтущу святое Евангелие в самый торжественный день Вознесения Владычняго явися ему ангел Господень светлым и радостным лицем, таже Пресвятая Владычица Богородица аки из облака, посем и сам сладкий Всесладкий Владыка Христос явися и всепресладостно ко предивному страдальцу возглашаше: “Не бойся, Я есть с тобою”. От этого видения колико премноги радости, какова неизглаголанна веселия, о каковы преестественны сладости страдальческая исполнися душа, на землю пал, Владыце поклонился и до тех пор на земли лежал, пока преестественное видение не прошло. От этого всехрабрый, всепредобляго мужества наполнися: предоблим Давыдовым гласом вопияше: “Если ополчится на мя полк не убоится сердеце мое, если восстанет на мя брань, на Христа Бога я уповаю”. Таже кровем неповинным радующиися духовнии, подходят к царю и многими клеветами и наносами возбуждают монарха дать ответ лютейшею смертию страдальца казнить, но прилежным молением царицы и заступлением от сего избавлен быв дивный победник: осужден бывает в заточение в монастырь Пафнутия Боровского, где во узах целое годищное время всякую нужду и мучения терпел, посем снова в Москву взят и по многом влачении и безчестии и различных с духовными разговорах пред вселенскими патриархами представляется: Паисием александрийским и Макарием антиохийским и через переводчика многия разговоры и уговоры о церковных догмах тому были. Наконец вселенския патриархи таковая к нему рекоша: вся страны вселенныя тремя персты крестятся, ты един упорствовати противу всем ожесточаяся двумя перстами знаменаешися. Что же страдалец противу сим ответствова: страны вселенныя уже мраком различных отступлений объяты. Рим премногими низвержеся леты, лютеране и кальвитяне всех отеческих лишены преданий, ваши восточныя страны агарянским насилием опустошены, многие из церковных преданий испровергли, с ними же и знамение крестное в сложении перстов. Я же научился не сейчас и не от нынешних непостоянных учителей, но от древних. Учат мя восточные святые Мелетий, Феодорит, Петр Дамаскин, преподобный Максим Грек, учат греческии древние иконописцы на святых иконах изябляюще, и сами святии апостоли на образе Богоматере двоеперстно Христа благословляюща изображающе. Учат российстии святии и соборне и особне: тако вси согласне и обще и знаменатися и благословляти двема перстами научают. Премолчаша вселенстии патриарси, российстии же архиереи как хамовы подражатели на своя святыя отцы, оле дерзостного языка, восташа глаголюще: неразумнии и неучении российстии святии были и безграмотные.

Возревнова к сим страдалец о отечестем безчестии и словесы дерзновенным столько их дерзости великодушно поноси, сколько всем собором восташе, сами архиереи и патриарси рвать и бити блаженного начаша глаголюще: возми, возми потому что всех нас обесчестил таковыми поношеньми. По этом терзании о аллилуии и прочих преданиях разглагольствовати начаша, и о всех подобные ответы приимаху от страдальца. И многие впрочем разглагольствия, уговоры и страхи предлагающе твердого столпа поколебати не возмогоша. Снова узам и темницам отсылают. Начальника с воины стрещи страдальца определивше. Снова царь посылает блаженному комнатныя своя боляры, Артемона и Доментия Башмакова: прося благословения и молитвы тому. И всему двору царскому и моляще страдальца да послушает его и соединится со вселенскими патриархи по крайней мере. На что всеблагоревностный страдалец державному убо благодарение посылает, о вселенских патриарсех, кое мне к ним приобщение рече, или кая часть отвергающим древлецерковные догматы и отеческая предания: никогда же с таковыми я не сообщуся: сладчайши мне таковаго приобщения смерть и любезнейши будет. Часто и много от царя наречия к великодушному мужу тогда были посланы, конечное наречие страдальцу воздаде царь: идеже будеши отче не забуди о нас к Господу моляся.

Но если милость царева и человеколюбие непременно были то духовных злоба и языкоболие изостренно притесняли и властно одолевали. Откуда снова в дальнее заточение той страдалец истиннее сказать удивительный великопобедник посылается, во острог Пустоозерский близ самого Ледовитого моря к полунощным странам лежащий и там с прочими сострадальцами в земную темницу осуждени, многое время, даже до самыя блаженныя кончины пребывал неисходно. Коль премногая тамо, коль неизчетная озлобления всехрабрый подвижник претерпел, столькими премножайшими мучениями мучен, столькими многочисленными заточениями и ссылками угнетен, столькими многочисленными заточениями и ссылками угнетен столькими премногими леты в страдании пребывая и в претяжких озлоблениях которые изчисляются страданию его двадесятим и осмим летом (28 лет – прим.ред.). Но в этих столь премногих летах разве ослабел стражда, разве смалодушествовал терпя, нисколько же. Но как всехрабрый воин, как всеблагоревностный Илиин подражатель, его мужественный глас возглашал непрестанно, ревнуя поревновах по Господе Боге Вседержителя.

Ревностно начало, ревностно многолетное страдания течение, благоревностен и конец терпения благоревностне показа, во 189 лете (1682г. от Р.Х. – прим. ред.) в Пустоозерском остроге за древнее благочестие на страстной неделе в самый день Страстей Христовых, страстотерпческою смертию огнесожжения осужден, ко Всежелаемому Владыце огненною колесницею пламене восхищен от здешняго жития, всестрадальчески исходит. Хотя и Димитрий ростовский и пращицы списатель неправедными наношеньми неистинная баснословия сшивати на вседобляго старался как о Троице и о смотрении неправо мудурствующа вменяет, но разрешается отсюду наношение неправды. Сколько впрочем всепредобрий сей имел разглагольствий, сколько прений, сколько о вере стязаний, с Никоном, со архиереи, со вселенскими патриархи и ни един от них не обличил во лжеплетенном по пращице мудровании, но если бы узрели бы за ним сие, то не умолчали бы. И не только эти, но и последующие неумолчали бы жезл собором сочиняющие уветотворцы не оставили бы. А потому что вси сии даже до мала о сем осудили или охулили, явственно есть, что солгали по притчи общеглаголания, ничего удобнее нет как солгать на умершего. Потому что свидетельствует мужественному страдальцу православие, священный Символ Веры, его же повседневно глаголаше как Единосущна Отцу Сына, так и Воплотившагося неложно исповедаше. Свидетельствует того крестное знаменование в сложении перстов: в нем же как тремя перстами, великим и двема малыми тайну Святыя Троицы Триипостастное и Единосущное Отцепреданне присно исповедаше, так двема перстами указательным и великосредним тайну всеспасительного воплощения православно изявляше, Единого Христа во двою естеству и единой испостаси, последовательно отцем всей Древлеправославной Церкви всеблагостно веровавше и исповедавше, и за сие всерадостно страдав, великодушно умрети изволи. Свидетельствует и сам предоблий своеручным писанием, когда о своей жизни при скончании своем свое православие изявив написал, в нем же святыи символ святаго Афанасия великого написал, в котором Едино Естество Святыя Троицы, Едину Волю и Владычество еще же и таинство вочеловечения Спасова православно со святым Афанасием исповедав, в конце оного исповедания таковая глаголет, по вышереченному Афанасию: аз протопоп Аввакум верую, так и исповедую, с сим живу и умираю. Что истиннее сих словес благочестивейши. Что сея веры православнейши, что исповедание сего святейши есть; свидетельствует особенно оный дивный Феодор: с ним же во баснословии прение бысть о Троице и прочем. Явственно и преявственно разрешает недоумение пред самым и в самом часе кончания, простився благословися у славного Аввакума и друг друга друголюбезнее лобызавше исходным целованием. Сим благословением и святым целованием дивный Феодор предобляго Аввакума православна и благочестива изявив показа. Если бы ведал неправославного, то не простился бы, не благословился бы у онаго, не лобызался бы исходным целованием. А так как вся сия единодушно и любезно содеял, явственно и зело явственно. Сколько от вышепоказанных свидетельств так и от сего общее православие общекупно содержаша. За кое благочестие в едином срубе с предоблими сострадальцы всеблаженную огнепалением кончину всерадостне единодушно подяша, единомысленне во благочестии стоявше. Единомысленно в небесныи востекоша град: по реченному, Бог вселяет единомысленная в дом. more ]