Скука, пронизывающая некоторые книги, идет им на пользу: критика, поднявшая свое копье, засыпает, не успев его метнуть.
Одиночество подобно запаху ядовитого растения: оно приятно, но одурманивает и со временем становится губительным для самых крепких людей.
Одиночество нельзя заполнить воспоминаниями, они только усугубляют его.
Меланхолия — не что иное, как безотчетное воспоминание.
Скука — слово, которым все писатели определяют чужой юмор и остроумие.
Грустить могут все...
Тоска — это грусть без любви.
В одиночестве можно приобрести все, кроме характера.
Жизнь коротка, но скука растягивает ее.
Одиночество исчезает там, где есть поэзия.
Кто одинок, тот гибнет.
Одиночество — самый верный признак старости.
Хандра в конце концов становится привычкой, причем дурной.
Тайный источник юмора — не в радости, а в грусти; на небесах юмора нет.
Даже боль, порожденная тоской... менее невыносима, чем сама тоска.
Тоска — самое бесплодное из всех человеческих переживаний.
Скука — это болезнь, лекарство от которой — труд; наслаждение — это лишь некий паллиатив.
Уныние — это нравственная смерть.
Скука вошла в мир через лень.
Скука — болезнь счастливых; несчастные никогда не скучают, у них слишком много дел.
Сожаления ни к чему не ведут; предаваться им — значит тратить время нынешнее ради прошлого, которое больше нам не принадлежит.
Одиночество — ад заключен в этом слове.
Кто одинок, того звезда горит особняком.
Из всех видов страдания скука есть, конечно, страдание наименьшее, но все же она — страдание.
Скука — наш самый большой враг.
Способ нагнать скуку состоит в том, чтобы говорить решительно все.
У скуки нет лица.
Даже само честолюбие менее бесцеремонно с человеческой жизнью, чем скука; честолюбие охотно щеголяет своей снисходительностью, скука же кровожадна, как людоед.
Меланхолик глядит на прекрасное лицо, но видит только оскаленный череп.
Активные натуры редко бывают меланхолическими: активность и уныние трудно совместимы.