В 1994 году, в первый год моей жизни в Тегеране, я познакомился с двумя друзьями, они выросли вместе с детства, были неразлучны и мне повезло, что они приняли меня в свою компанию.
Одного зовут Ором, другого - Наккаш. Орома дома зовут Арамом, он этнический армянин, Наккаш - этнический азербайджанец. Оба люди творческие, художники, поэтому далеки от религии и политики, хотя в Иране все обо всем знают и политикой интересуются в любом случае, потому что она ограничивает их творчество.
В Иране невозможно выставлять на выставки работы, если они не отвечают предписанным правилам министерства культуры и исламской ориентации - портреты нельзя, обнаженная натура - Боже упаси, только орнаменты и пейзажи. Поэтому Ором и Наккаш в свой студии на улице Лолазор иногда проводили тайные вернисажи - собирали работы нескольких коллег и для себя устраивали просмотры, иногда приглашали проверенных людей.
Они были вольны и все время смеялись над запретами, говорили, что их власти как коммунисты - все запрещают, но все тегеранцы знают, где продаются наркотики, можно купить алкоголь и "снять" девочку или мальчика. Поэтому, когда мы Наккаш готовил плов, Ором бежал в ближайшую армянскую церковь и за пару долларов покупал бутылку великолепного виноградного самогона, чачу, как бы сказали в Грузии.
А потом долго болтали. Есть такое персидское слово "гап" - разговор, беседа, любимое занятие персов - поговорить об искусстве, о культуре, о политике, конечно. Однажды затронули тему Карабаха - война только закончилась, я по своей глупости или советской привычке решил спросить их, не повлияла ли армяно-азербайджанская война на их отношения.
Ором и Наккаш долго на меня молча смотрели, не понимая смысла вопроса, а потом почти одновременно сказали, почти в унисон: "мо эрониёнем", "мы - иранцы". Мы постарались быстро уйти с этой совершенно им непонятной темы. Периодически Наккаш жаловался на то, что "эти бородатые" не дают азербайджанцам больше прав пользоваться родным языком, хотя многие из аятолл сами этнические азербайджанцы.
Но Иран - древняя страна с устоявшимися отношениями разных этнических групп, которые живут на одной территории вместе последние три тысячи лет. Теократическая власть внесла коррективы в политическую жизнь, но в религиозную нет, это невозможно, только в Тегеране два десятка армянских церквей, открыты греческая,англиканская, ассирийская. русская церкви, несколько синагог, три ашкадэ - зороастрийские храмы. Изменить отношения между людьми не удавалось никому.
Мой архив не сохранил фотографии Орома и Наккаша, но есть снимок с еще одним моим другом, профессором Фаридуном Джунайди, одним из лучших авестологов, зороастрийцем по вере. Иранские законы позволяют ему, как немусульманину, изготавливать и употреблять дома вино, что мы периодически и делали.
И в завершение - еще об одном моем приятеле - Вагане Читеряне, родившимся в Бейруте, живущим в Швейцарии. Однажды в Оше мы зашли в мечеть, и когда к нам подошел имам, Ваган заговорил с ним по-арабски. Уже вечером я спросил Вагана, зачем ему арабский, он удивленно ответил: "Я же ливанец, это мой родной язык".
Сожительство людей - это и привилегия и достоинство, жить в многонациональной стране обычное дело в подавляющем большинстве стран мира, ненавидеть людей - удел несчастных, обделенных разумом. Я давно не был в Иране, но до сих помню Орома и Наккаша, моих замечательных друзей, для которых важны отношения, а не ненависть.