Где-то, вдыхая сумрачный дым туманных встреч, тая под ласкающим дождём, считая по ночам кружки кофе, живёт мальчик со взглядом раненной птицы.
Утром солнце ласкается к нему своими пустыми ладонями, заставая его возле компьютерного стола с чёрными тучами под глазами. Там, где протекает параллельная жизнь. Там, где май, с его вечным тонким запахом распустившейся сирени после дождя.
День дарит ему бег от своих теней и бесконечные пустые взгляды в бреши его души. И режущий ладони едкий дым сигарет.
Закат застаёт его в темнеющей комнате, с кистью в руках. Он рисует на обоях красками заката, растушёвывая свои картины беспредельной нежностью, текущей сквозь его обожженные пальцы. По хрустальным тонким венам бушует солёный поток, а по губам косым дождём ударяет тупая боль.
Немым укором открытые пустые окна, на которых уже давно нет летящей ткани занавесок.
Где-то внутри, глубже, чем душа, ностальгия полосует новые незаживающие шрамы в избитом сердце, а память угодливо воспроизводит её тонкие ледяные запястья с нежной кожей и запахом водорослей на её русалочьих иссиня-чёрных волосах. Новый шрам и новое воспоминание. Алая, ярко алая кровь на иссеченных шёлковых запястьях, безумное смятение в когда-то холодно-спокойных глазах, лихорадочный блеск и хриплый умирающий на губах шёпот.
И снова бессонная ночь укутывает его теплом своих ледяных объятий, и чертит чёрные тучи у него под глазами. А наутро горячее солнце вновь поприветствует его своими пустыми ладонями, принося в своём взгляде всё тот же призрачно-далёкий майский запах вымытой дождём сирени.
И потом снова день, удлинённые тени и снова очередное творение заката на его обоях и новые шрамы в его сердце, шрамы на внешней стороне. И так было всегда. И так будет всегда. Ведь на синей бархатной карте не отмечен маршрут к его безымянному городу. И сердце моё не указывает мне путь сверкающей нитью. Моё сердце не тянется к нему, потому что в нём тоже вместо крови солёные реки. И мои ладони так же режут осколки несказанных слов.
А где-то в неотмеченном городе живёт мальчик с глазами раненной птицы и следами вечерней нежности на тонких пальцах цвета заката...