Прижимаю ладони к звездам, ночь серебряная остра,
а промерзшая кошка-осень верно греется у костра.
В отпечатках медовых листьев равномерно шуршит асфальт,
бьется пульсом. Травой поникшей обездвиженная печаль
расстилается на лужайках у дорожного полотна.
Жизнь сама себе не хозяйка, ночь мучительно холодна.
На загривках упрямых лужиц леденеет морская гладь,
слишком скоро октябрь хмурый перепишет в свою тетрадь
километры опавших красок, отрезвляющие ветра,
ночи, полные грустных сказок у сгорающего костра,
полнолунное небо, ворох пресных мыслей, кривых зеркал,
безнаказанную суровость и вечерний пустой вокзал.
Пережитый сентябрь уходит незаметной сырой тропой,
жизнь одета не по погоде, осень крепкая за спиной
держит рыжий флакон и зонтик. Листья, красные от стыда,
провожают уставший месяц. Дней безумная череда
кружит вальсом, танцует танго, превращается в бурный ритм.
В темном небе блистают стразы, перечеркнутый дождь пьянит
и полощется по бумаге монохромных узоров гладь,
А упрямая кошка-осень всё пытается срисовать
яркий мир с разноцветных стекол расцветающих витражей.
Простынь листьев, насквозь промокших, желтизной норовит обжечь,
разгоревшись в лучах рассвета сетью искр глухих костров.
Небо пасмурной кинолентой расстилается далеко -
до разбитого горизонта. Ночь расплавится, отболит.
А сентябрь листвой усопшей незаметно сойдет с орбит.
[500x334]