...

Захожу к тебе на страницу как домой. Только не к себе домой. Точнее, как вор заходит в чужой дом, но почему-то чувствую себя как дома. Наверное, потому, что невидим. Я ничего не хочу украсть, скорее наоборот, хочу что-то оставить. Оглядываюсь по сторонам. Так много людей, но все молчат. Почему ты никогда не бываешь здесь одна? Где ты бываешь одна? В основном говоришь ты, а все слушают. Иногда они что-то отвечают своими немыми и безликими голосами. Не пойму, что они здесь все делают. Смотрят друг на друга? Нет, они здесь, как и я, хотят быть невидимыми. Это единственное место, где можно увидеть человека, не видя его и не будучи пойманным им.

Ты меня спросила: «Зачем я все удалил?» Я отвечаю: «Я хотел уйти в даль. Удалиться — значит уйти в даль». Я ушел в даль, превратился в маленькую точку, которую можно спутать с чем угодно, например, с пулей или с мухой, но вернулся. Ибо все уходящее возвращается. И вот я стою перед тобой такой же, каким и был прежде. Со мной там ничего не произошло. А жаль, что не произошло. В ту ночь, когда удалялся в даль, я обещал себе больше ничего не писать, ни о чем не говорить. Как видишь, я не сдержал свое обещание. Потому что мертвое обещание нельзя сдержать. А все обещания, так или иначе, умирают. Дело в том, что я ходил по комнате и чувствовал какую-то тошнотворную вонь повсюду. И потом понял, что это мои слова перемешались с сырым молчанием, словно коричневая листва с земной грязью, и издавали такой убийственный запах гниющей плоти. Мне не хватало свежего воздуха. Я открыл все окна замкнутого дома и впустил внутрь свет пустоты. А теперь пустоты становится больше, чем нужно. И я разбрасываю вещи, звуки, цвета, мысли, чтобы создать видимость наполненности.

Я хотел просто жить, ничего не читать и не писать, но писать о том, как я просто живу. Вот здесь я и попал в головокружительное противоречие. Как можно не писать и писать о том, что ты ничего не пишешь? Понимаешь, это как с любовью. Так много говорили и делали о любви, что мне часто кажется, что любовь — это абсолютно противоположное тому, что под этим словом подразумевают. Как ни крути, но любовь — это в первую очередь слово. Поэтому я стараюсь обходить это слово стороной, чтобы не споткнуться и не начать заикаться об одном и том же.

Я вот что хочу сказать. И это не первое и не последнее, что я хочу сказать. Взгляд изменяет объект, на который обращен. А если взгляд обращен на ничто, то как оно изменяется? Никак. Изменяется только смотрящий. И сами изменения незаметны.

Я тороплюсь. Торопиться — значит становиться страхом смерти. От смерти можно бежать в две стороны: от нее и к ней. Я опаздываю на работу. Я должен на чем-то закончить. Подвести какой-нибудь итог, чтобы снова вернуться в вечное колесо потребительского действия. Если я скажу, что потом все объясню до конца, то само собой этого не произойдет. Потому что «потом» никогда не сбывается, а конца не существует. Пожалуй, на этом можно удалиться.

...

---------------

Заир Асим. Письма в никуда