Настоящий отрывок из сценария для нового фильма Спилберга был опубликован в еженедельнике Hollywood Crap Review № 36, 2010 сценаристом украинского происхождения Миколой Кошмариком. По слухам, текст вызвал у Спилберга живейший интерес и принят к производству в 2011 году, сразу после фильма War Horse. В Полтаве, Киеве и Москве спилберговские агенты по кастингу уже ведут отбор актеров. Чичикова, однако, уже согласился сыграть Энтони Хопкинс.

Список Чичикова

 

В ворота усадьбы помещика Манилова въехала довольно красивая американская бричка, в которой ездят либералы: писаки из столичных газет, правозащитники – вернейшие друзья Запада, директора-распорядители неправительственных организаций, живущие на правительственные американские деньги, одним словом, все те, кого называют реформаторами средней руки. В бричке сидел господин, не патриот, но и не изменник, не слишком любящий правительство, но и никогда не критикующий его, нельзя сказать, чтобы умен, однако ж и не так чтобы слишком глуп. Въезд его не произвел в усадьбе совершенно никакого шума и не был сопровожден ничем особенным; только два русских мужика, стоявшие у ворот сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем. «Вишь ты, — сказал один другому, — вон какая американская бричка! что ты думаешь, дойдет та бричка, если б случилось, из Вашингтона в Москву или не дойдет?» — «Дойдет», — отвечал другой. «А в Вашингтон-то, я думаю, обратно не дойдет?» — «В Вашингтон не дойдет, до них вообще ничего не доходит!», — отвечал другой.

Манилов встретил Чичикова на крыльце, расцеловал его и оба приятеля вошли в дом. Рассевшись поудобнее, они стали рассуждать о великих людях. В разговоре участвовала жена Манилова, первая задавшая Чичикову вопрос:
- А верно говорят, что Вы имели честь посетить Соединенные Штаты? Как Вам показалась страна?
- Очень хорошая страна, прекрасная страна, — отвечал Чичиков, — и время провел очень приятно: общество самое обходительное.
- А как вы нашли их президента? — сказала Манилова.
- Не правда ли, что он - препочтеннейший и прелюбезнейший человек? - прибавил Манилов.
- Совершенная правда, — сказал Чичиков, — препочтеннейший человек. И как Эндрю Джексон вошел в свою должность, как понимает ее! Нужно желать побольше таких людей.
- Ах, как надобно нам в и России вот таких же людей! – воскликнул Манилов.
- Вы не поверите, сударыня, обращаясь почему-то к жене друга, сказал Чичиков – Он собственноручно в 1830 году написал Акт об изгнании индейцев с их земель, и все были тотчас же поголовно и благополучно изгнаны!
- Прям таки – поголовно?
- Поголовно, сударыня! Правда, президент Джексон заявлял, что эмиграция индейцев – дело добровольное, хотя и при нужде должна быть как жестокой, так и несправедливой, чтобы принудить аборигенов покинуть могилы их отцов и искать свой новый дом в отдаленных местах. Конечно, не все дикие люди согласились уйти, и тогда не обошлось без помощи американских военных – этих достойнейших и добрейших людей!
- А участвовал ли вице-президент в столь богоугодном деле?, - поинтересовался Манилов.
- Не только вице-президент, но и все члены как Конгресса, так и правительства – эти добрейшие, гуманные и цивилизованные люди – проголосовали за введение Акта в жизнь, - твердо произнес Чичиков. – Скажу более, их обходительность и гуманность доходила до того, что некоторые племена из человеколюбия нарочно заражались оспою, чтобы им не довелось перенести тяжести депортации!
- Ах, как это мило и – главное - гуманно с их стороны!, - воскликнула Манилова, уходя на кухню, чтобы распорядиться насчет обеда. Сам же Манилов от радостной новости, что индейцы не особо страдали, даже захлопал в ладоши.
- Скажу Вам, деликатнейший Павел Иванович, что мы с душенькой часто думаем об Америке в своих грезах. Вот, например, хорошо было бы провести подземный ход из нашей Полтавской губернии прямо до Филадельфии. И чтобы наши купцы и помещики могли бы выйти на другом конце и полюбоваться благочинностью и человеколюбием американской жизни.
- Да, отвечал Чичиков, - простому люду в Америке живется не в пример Расеи лучше! Коль ты простой раб, то к тебе имеют уважение и жизнь твоя равноразмерна и упорядочена господином: в пять утра – тебе дадут чечевичную похлебку, а с пяти тридцати – работа на плантации. Трудись себе под ласковым солнцем в поле и не о чем не думай!
- А наш крестьянин, - подхватил Манилов, - с утра встает и про завтрак думает сам! И ничегошеньки у него не решено и не спланировано: куда идти? То ли возделывать свои собственные десятины, то ли идти на барскую землю, то ли ехать в город продавать товар? И от такой кутерьмы в мозгах случаются пьяные запои и неуважение к властям.
- Сказать по правде, неуважение к властям случается, но редко, и в Америке. Но в отличие от нашей великой империи там никто не будет вызывать войск или полиции для подавления бунта!
- Как же так, милый Павел Иванович? Непременно расскажите!
- А вот как представьте, что какой-нибудь инородец плюнул в портрет президента, помахал кулаком губернатору и сделал облегчение на американскую конституцию…

 

Манилов при этих словах закрыл от страха глаза: ему и в голову не могло придти такой дерзости!

- И вот тогда, - мягко продолжил Чичиков, - появляются волонтеры из местного неправительственного общества ККК, одетые так чисто и опрятно, как хирурги - в белых халатах и колпаках. Они хватают инородца под черны рученьки и объясняют ему всю несуразность его поступков. Особо ярым дают возможность обдумать свое поведение на дереве, подвесив их в воздухе за ноги или за шею. Таков тамошний обычай!
- И насколько, позвольте узнать, продуктивна такая система?
- Такая система исключительно продуктивна: достаточно бывает появиться одному волонтеру в его белом балахоне на плантации, как моментально стихают все неблагожелательные разговоры. Да и на коште для полиции сплошная экономия: нужен разве что только один шериф, да и то только для вынесения приговоров!
- Вот как далеко зашло настоящее демократическое государство, где людям всех сословий и обычаев, гарантированы равные права и свободы!
- Совершенно справедливо, - подтвердил Чичиков, - если только они не негры и не индейцы!

Насладившись приятною беседою, Чичиков решил перейти к делу. Дождавшись, когда Манилов раскурит трубку, он спросил:
- Как давно вы изволили подавать ревизскую сказку?
- Да уж давно; а лучше сказать, не припомню, - удивился вопросу Манилов.
- А не скажите ли, любезнейший, сколько среди Ваших крестьян было … ну, этих… - и Павел Иванович сделал неопределенный жест возле своего носа.
- Простите великодушно, я, может быть, не имел такой возможности получить Ваше великолепное образование, но мне почудилось, что Вы намекаете на… какие-то кавказские горские народы?
- Да, нет же – сказал Чичиков нетерпеливо. - А скажите, дорогой друг, выходят ли Ваши крестьяне на пашню по субботам?
- Право, Павел Иванович, мне сей предмет не знаком. Давайте лучше спросим у приказчика – заявил озадаченный Манилов.

Позвали приказчика, человека, который брил бороду, и спросили его. Приказчик был смущен и поражен вопросом. Он немного посмотрел в потолок и заявил, что маниловские крестьяне не то что в субботу не выходят на пашню, а вообще туда никогда не ходят. Ну, разве что, десятка три людишек.

Гостя этот ответ почему-то чрезвычайно обрадовал в такой степени, в какой же огорчил Манилова. Пока тот приходил в себя, Чичиков вскочил со стула, забегал по комнате, потирая руки, и обратился к приказчику.
- Как тебя звать-то?
- Моня Ленивкег, - ответил приказчик, картавя.
- Стало быть – Соломон Ленивкер! А скажи-ка, Моня, что, много ли твоих соплеменников среди маниловских крестьян?
- Так, почитай, почти что … многие.
- А на что же живете, коль не пашете?
- Худодот Цынман - цигюльник, а Ицик Хули - погтной. Мой шурин Мендель Наглер – гостовщик, а девегь Могдухай Зейбал держит постоялый двог. Кое-кто ездит в гогод с ценными бумагами мухлевать… На скгипках наши на свадьбах иггают. В винной тогговле мы гогазды, толк знаем! Лучший тгагтиг в местечке у нашего Семы Плутта, не бывали? Эфраим Застенкег сведущ в ювелигном деле. На ягмогке тоггуем газным еще в гогоде, там многие наши. 
 

[512x]

Бедный Манилов вообще перестал что-либо понимать. Он видел и признавал превосходство ума Чичикова, но не мог предполагать в этом приказчика, который вел беседу на равных с барином.

- Так, ясненько. И каковы же числом твои люди? – пытливо спрашивал с приказчика Чичиков.
- Сто тгидцать тги души да сто пятьдесят четыге женскога пола, да еще есть с десяток малогусских семей, тгидцать четиге души да согок баб.
- Это те, которые на пашню ходят? – с пониманием спросил Чичиков.
- Да, гои. Они еще на мельнице да кузнице спгавляются. Багин - кивнул Моня, перебирая четки, на Манилова, наделы земли нам дал, вот русские за чагку свои и наши наделы обгабатывают.
- А отчего ж евреи не пашут?
- Да знаете ли Вы, багин, что любой малогусский мужик стагается сына женить как можно ганьше, а дочь выдает замуж попозже? А потому как невестка пгидет в дом, вот и лишние габочие гуки! А евгейский отец, выдавая дочь, подписывает с женихом контгакт, запгещающий тяжелый тгут его жене в поле. Землепашество – не любезное евгеям дело!
- Хорошо, а чего ж русские тогда не торгуют?
Моню разбил короткий приступ смеха. Вот барин вроде с понятием, а азов не понимает. Это как если спросить: чего в реке раки задом плавают? Ну, не дал бог уменья ракам плавать передом!

- В пгошлом годе Петго Пиндюга вызвался пгодать в гогоде лапти, что евойная баба связала. Лапти, багин, хоть лыковые, хоть бегестовые, ну за самые лучшие больше, чем согог копеек за пагу не возьмешь. Но и самые гадкие дешевле чем по двадцати копеек тоже не сыщешь. Наш Петго за четверть часа распродал весь мешок отбогных лаптей по пятнадцати копеек и быстгенько гванул в шинок водку жгать за выгучку. Мы его потом чуть не убили. А еврея спговадишь: он хоть два дня отстоит на ягмогке, но возьмет настоящую цену, а то и выше!
- Да, славный у вас народ! Вот, что, любезнейший, - повернулся Чичиков к Манилову, - я желал бы купить всех ваших евреев! Все 133 души! Да женскаго полу тоже с ребятишками.

Манилов открыл рот и его тяжелая трубка с грохотом упала на пол. Он и так узнал сегодня о своем хозяйстве больше, чем за всю предыдущую жизнь. Да тут еще эта мысль о том, что кому-то нужны его евреи сразила его как гром. Он сделал страшное мыслительное усилие над собой, чтобы найти причину для такой покупки, но решительно ничего не нашел. Даже в самых сладких грезах, он не видал мечты слаще! Манилов удивился бы куда меньше, если бы Чичиков попросил продать ему как обычно – мертвых душ!

- Может быть, вы имеете какие-нибудь сомнения? – решил вывести его из забытья Павел Иванович.
- О! помилуйте, ничуть. Я не насчет того говорю, чтобы имел какое-нибудь, то есть, критическое предосуждение о вас. Но позвольте доложить, не будет ли это предприятие, или, чтоб еще более, так сказать, выразиться, негоция, — так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским требованиям и дальнейшим видам России?
- Я Вас уверяю, голубчик, что эта негоция будет совершенно соответствующею гражданским требованиям и дальнейшим видам России. Вам, полагаю, даже в будущем памятник поставят! И не только в России!
- В таком случае, разрешите передать Вам столько евреев, сколько Вы хотите!
- И какую же цену Вы запросите за всех?
- Как! – вскричал Манилов, - брать плату за жидов? Да я сам Вам готов доплатить 100 рублёв, лишь бы вы их всех забрали! Да, и купчую беру на себя! Благодетель Вы, мой, Павел Иванович!

Пока Манилов растроганно плакал, сидя в кресле, Чичиков развел бурную деятельность.

- Вот, что, любезный… Запамятовал: как тебя величать?
- Моня Ленивкег, багин!
-Ты вот что, Ленивкер, скажи всем своим людям, чтобы собирались вместе с женами да детьми и двадцатого числа были все на железнодорожной станции. Я вас всех там буду ждать с билетами третьего класса. Вывезу вас всех в Одессу! И принеси чернил – написать купчую!

Вбежала г-жа Манилова, все это время подслушивающая по дверью. Вместе с мужем они упали в ноги к Чичикову, и, не веря своему счастью, начали лобызать его штиблеты. Ловко подсунув на подпись Манилову купчую, Чичиков вырвался из объятий семейной пары и бросился вон из дома – к бричке.

А Маниловы еще долго обнимались и плакали.

- Теперь, без евреев, наконец-то заживем! Свозишь меня в Париж, город покажешь! – говорила жена.
- Что ты, душенька! Что там Париж! Теперь разбогатею – прикуплю всю английскую мануфактуру.

И счастливая чета начала строить планы новой свободной жизни -без нахлебников. И не суждено им будет понять, что Чичиков их скорее обобрал, чем облагородил.
 

[512x]

К сожалению, остальной сценарий держится в строгом секрете, однако, одесский актер Олесь Попаданец, прочитавший его, рассказал нам, что далее сюжет развивается почти по гоголевскому плану – с посещением Коробочки, Ноздрева, Собакевича и Плюшкина. Полная неожиданность поджидает нас в конце фильма, где рассказывается закадровым голосом, что закончив скупку еврейских крестьян в Полтавской и Херсонской губерниях, Чичиков отправился в Венгрию и Польшу по тому же делу.

Купленных крестьян он вывозил пароходами из черноморских портов в Палестину, и стал, таким образом, праотцом государства Израиль. Кроме того, Чичиков, в результате своих смелых махинаций, был вынужден бежать из Российской Империи от полицейского произвола и обосноваться в Будапеште, стал приемным отцом маленькому Теодору Герцелю – будущему основателю сионизма.

Будем с нетерпением ждать выхода фильма! Даже не сомневаемся, что господин Кошмарик а вместе с ним и Украина получат Оскара за лучший сценарий!

Сосипатр Изрыгайлов©