Это цитата сообщения IVrex-player Оригинальное сообщение

Посвящаю Людям...



Сегодня – 9 мая. Праздник. День Победы. Парады, митинги, трескотня по ТВ и радио. Многочисленные поздравления ветеранам. Шум и гам…
Для меня этот день – нечто другое. Далеко не праздничное. Никакой радости в этот день я не испытываю. Только горечь и боль. И сейчас я расскажу – почему.

Война закончилась за 16 лет до моего рождения. Но то, что война – что-то страшное, мерзкое, жестокое и неправильное, я понял, ещё даже не будучи школьником. Это понимание пришло после того, как в дом моих деда с бабкой пришел молодой, здоровый мужик. Его визит не удивил стариков. Это уже потом я узнал, что эти визиты наносились постоянно, один-два раза в год. Молодой человек был гэбэшником. И интересовало его всегда одно и то же: нет ли каких-либо вестей от пропавшего без вести на Великой отечественной моего дяди, Николая… «…Может, с оказией что-нибудь передавал?..». Бабушка начинала беззвучно плакать, а дед, здоровый, как бык, несмотря на свои 70 лет, не боящийся сцепиться в драке с молодыми парнями (что я неоднократно наблюдал своими глазами), дед, не говоря ни слова, смотрел в пол. Он никогда не разговаривал с этими «гостями». Никогда. Он их ненавидел. Молча, но люто. Он мог бы и этого козла порвать в клочья…Ему было за что их ненавидеть…

Дед был казаком Уральского Казачьего Войска. Пахал землю, ловил рыбу на Урале и Северном Каспии. В 17-летнем возрасте, когда началась Первая мировая, добровольцем ушел на фронт. Был дедушка пластуном (всю войну, кстати – нынешние спецназовцы знают, что это такое)… Воевал, видать, отчаянно, если получил от царя офицерские погоны ( несмотря на отсутствие образовательного ценза – только две зимы посещал дед церковно-приходскую школу), и три Георгиевских Креста (из них два – Солдатских). На фронт дед мог и не идти, т. к. был единственным сыном у родителей - тогда законы для людей писались. Но - пошел.

После того, как «вечно живой» с выблядками-корешами сдал немецкому кайзеру половину Империи, дед вернулся домой. В 1918 году обвенчался с бабушкой. Потом – гражданская. Дед воевал у атамана Толстова, стал есаулом. Принимал участие в рейде на Лбищенск. И, по дедовым словам, Чапаев не утонул в Белой. Его расстреляли. И был Чапай пьян в тот момент вдребезги.

А потом… Потом – разгром Уральской Армии. Дед с бабушкой ушли в Иран. Путь туда был, как дорога на Голгофу – живым остался примерно каждый десятый. Пробыв там буквально несколько месяцев, мои старики (которым было тогда чуть за двадцать) летом 1920-го вернулись в Россию. Только не на Урал, а в Крым, к Врангелю. Дед надеялся до последнего… Он такой был, мой дед…
В ноябре того же года красные захватили Севастополь. Когда конные разъезды вошли в город, дед понял, что на пароход ему не успеть - поздно… Дед за двух коней и две золотые царские монеты (все их имущество с бабкой) купил у местного татарина- крымчака небольшую весельную лодку. И, взяв с собой икону из походной полковой церкви, пулемет «Гочкис», мешок с сухарями и немного пресной воды, ушел в Турцию! Если бы я не знал своего деда – никогда бы не поверил в подобное! Это было даже не безумием!.. Я до сих пор удивляюсь его поступку!

Тут надо упомянуть еще одного человека. Дед называл его имя, но я забыл… Он был третьим в лодке, кроме дедушки с бабушкой. Помню только, что был он земляком деда и другом его детства. Они вместе держались в последние годы, по словам деда, были, как братья. Так вот… Когда этот человек понял, что болен тифом ( а этой заразы в гражданскую в избытке было), он сел на борт лодки, взвел курок «нагана» и сказал: «Прости, Христа ради, Никишка!..» - и пустил себе пулю в висок. Он застрелился, чтобы не заразить моих стариков. И упал в воду…. Дедушка рассказывал, что даже сообразить ничего не успел… Вот какие люди были!... Это же как надо любить ближнего!..

Бог услышал, видно, молитвы моих стариков. До Турции они все-таки добрались. Ушло на это две недели. Две недели каторжного труда (бабушка бралась за весла, когда дед совсем выматывался, благо, уральские казачки к этому с детства приучены), и молитв о ниспослании северного ветра, чтобы уносил подальше от родных берегов…

Через несколько месяцев мои старики оказались во Франции, в Марселе. Дед нашел работу, трудился плотником на стройке. Получил вид на жительство. Жили они с бабкой небогато, но то время дед вспоминал с теплотой. О французах отзывался хорошо: «…Распиздяи маловасто, но бравенький народец!..».
Кто знает, как бы сложилась их дальнейшая жизнь… Думаю, что хорошо, как у большинства эмигрантов. Среди эмигрантов было мало пьяниц, дураков, мерзавцев и прочей нечисти (хотя, конечно, и такие были…). Офицеры и солдаты Русской армии брались за любую работу, как нынешние таджики в Москве. Только русских никогда и никто не трогал из местных – и уважали, и побаивались. Диаспора была дружна, никогда не бросала своих в беде и была отчаянна до безрассудства. Это сразу же поняли марокканцы (или алжирцы, тоже подзабыл маленько), когда предложили русским свою «крышу». В «разборке», которая произошла в марсельском порту в 1922 году из-за этого, приняли участие и молодые парни, каким был тогда мой дед, и седые полковники Генерального штаба Российской Империи. Представьте сейчас офицеров российской армии в подобной ситуации… Не получается? У меня – тоже… Французские власти относились к русским с пониманием – эти люди воевали на одной стороне с Францией, были верными союзниками. И не их вина, что Россия подписала сепаратный мир с немцами – нынешние рыбаки, грузчики, строители, инженеры, носящие русские фамилии, выполнили свой долг до конца. Они – не предавали…

А потом… «рабочее- крестьянское» правительство объявило амнистию. И деда с бабкой потянуло к «родным берёзкам» и… они вернулись в Россию в 1923 году. Поселились недалеко от Оренбурга. Дед работал плотником. Родился первый сын – Николай (1923 г.). А в 1931 деда забрали в первый раз. Вернулся он в 1934-ом. Потом – война. Дед ушел на фронт. Воевал в разведке. Звания никакого не получил, из наград – два ордена Красной Звезды и две медали «За отвагу», которые, правда, у фронтовиков ценились дороже любых орденов. И восемь отклоненных представлений к награждению, в том числе – и к званию Героя. Командир его разведбата, честнейший мужик, годящийся деду в сыновья, уважал его, любил, часто советовался с ним…Он знал биографию деда и знал, что дед – бывший казачий офицер - пластун. Сука – политрук, правда, тоже знал…

В 1945, под Кенигсбергом, дед попал в плен. После тяжелейшей контузии. Пробыл у немцев меньше двух суток. Ушел с трофейным автоматом, придушив конвоира. Вернулся к своим. Доложил комбату, что и как, тот приказал деду отправляться в медсанбат. И в этот момент, по «наводке» политрука, как оказалось впоследствии, в блиндаж ввалились смершевцы (армейская контрразведка). Деду приказали сдать оружие. Реакция комбата на это блядство для них была полной неожиданностью – майор сорвал со стенки ППШ, дал очередь в потолок и заорал: «Всех покрошу, бляди! Вон отсюда! Здесь – я командир!».

Когда эта мразь повалилась на пол от страха, дед сказал: «Не надо,командир…Бесполезно…». И ушел в лагеря за сдачу в плен на долгих девять лет. Тут уж ему все «по полной» припомнили: и белогвардейские погоны, и эмиграцию… А командир его разведбата, тот парень, который был в два раза моложе, чем я сейчас, был снят с должности, лишен офицерского звания и отправлен в штрафную роту, где вскоре и погиб. За то, что встал за деда, за то, что остался человеком… За нас, грешных и недостойных… Вот она, правда о войне…

Вернулся дед из лагеря в 1954 году. В 1964 был реабилитирован. Ему вернули награды. Но их дед никогда не надевал, даже 9 мая. В этот день они с бабушкой обычно ходили в церковь и заказывали обедню за здравие их пропавшего сына, которого они до самого смертного одра считали живым и невредимым… А «Кресты», которые забрали во время первого ареста, ему так и не вернули. Жил дед нелюдимо, близко ни с кем не сходился. Был, правда, один человек, с которым дед поддерживал если не дружеские, то приятельские отношения. Был тот человек бывшим зэком, как и мой дед. И, как ни странно, бывшим власовцем, освобождавшим Прагу. Что их связывало – одному Богу известно, но относились они друг к другу с величайшим уважением и почтением, как-то по-старорежимному, что ли… Это для меня до сих пор – ребус… Похоже, у дяди Вани – так звали этого дедова приятеля – по жизни тоже с лихвой нахуеверчено было…

Вечная Вам память, Люди! Поклон Вам низкий…За все, что Вы для нас сделали… За то, что остались Людьми!
------------------------------------------------------------------------------------

История рассказана мне моим дедом за бутылкой водки, в мой первый отпуск, полученный на срочной. Рассказана после того, как на вопрос деда, где это меня угораздило загореть зимой, я ответил: « С кожей чего-то… Врачи говорят, заболевание какое-то редкое…название забыл…». Вот после такого моего ответа и рассказал… Вскоре после моего отъезда дедушка умер… На его похоронах я, само собой, не был…

П.С. А дядю Колю я нашел… Через МЕМОРИАЛ.РУ. Год назад, 10 мая 2008-го… Он погиб 1 апреля 1944 г. под Псковом, возле деревни Бабино. Там и похоронен. Жалко только, что так поздно нашел… Вот такие дела….