“Группа клонится к закату. Брайан из Филадельфии движется рывками от валуна к валуну, в руках — рулон туалетной бумаги. Предложил взять у него рюкзак, на что Брайан согласился неожиданно легко. Сунул мне свою ношу и юркнул за ближайшую скалу, отсиживаться. Хоть бы аварийкой мигнул в знак благодарности.
Я поглощаю воздух, как учил инструктор по фридайвингу: шаг — глубокий вдох до боли в легких — шаг — задержал дыхание, чтобы воздух усвоился, — шаг — выдохнул. Опять глубокий вдох… Сердце стучит в голове, где-то между полушариями, ноги ватные. Время от времени сжевываю комок листьев коки.
Славик блюет, но это ни для кого уже не событие. Ближе к вершине, от отчаяния врубает на телефоне “Гражданскую оборону”. “На кухне твердые ножи, в лесу веселые ежи, на перекрестке светофор, нули и крестики — ангел устал”, — разносится меж седых андских вершин. Я немного потерпел, после чего мягко попросил Славу свернуть концерт”.
***Горная (высотная) болезнь, называемая в Перу “сороче”, — болезненное состояние, вызванное кислородным голоданием и массой других стрессовых факторов. У неадаптированных людей возникает уже на 2500-3000 м над уровнем моря. Симптомы разнообразны — головная боль, аритмия, “поносы, не поддающиеся медикаментозному лечению”, отек всего, что может отечь.
На человека с равнин все это действует убийственно, а индейцам приходится жить так веками — горная цивилизация все же. Даже Куско расположен на высоте 3400 м, что уже успел прочувствовать Слава Тарачев (см. раньше). Знаете, почему индейцев называют краснокожими, хотя окрасом они скорее ближе к индусам? На высоте организм автоматически повышает кислородную емкость крови за счет выброса эритроцитов, красных кровяных телец, из кровяных депо — селезенки и печени. В горных деревнях женщины и дети кечуа, то есть существа с тонкой кожей, щеголяют абсолютно пунцовыми щеками — я даже думал поначалу, что у них что-то вроде экземы.
Но есть и хорошая новость — “горняшку” можно преодолеть. Еще в аэропорту Лимы, столицы Перу, мы проигнорировали огромный плакат, рекламировавший таблетки от сороче. В Куско, хоть Славик и болтался у унитаза, мы проигнорировали баллончики с кислородом, которые можно было купить в каждом ларьке. И совета у специалиста мы спросили, только вернувшись в Москву (см. врез на следующем развороте). Не повторяй наших ошибок.
Запись 6
“Тяжелая часть восхождения закончена, мы достигли перевала Huillyaccasa (боюсь даже пытаться произносить это по-русски).
Фотографируемся у межевого камня.
— О, — вдруг оживляется диарейщик Брайан, — а у меня в рюкзаке американский выпуск журнала.
Брайан, твою мать, значит, все это время я волок твой журнальчик, чтобы ты мог почитать на привале?
Спуск похож на непрекращающийся праздник — солнце, воздух, изумрудный мох, сверкающие озера и какие-то неясные водопады. Через пару часов прибываем на ночлег в селение Кункани. Пара домов, сложенных из кусков горной породы, соломенные крыши, земляной пол, очаг. В загородке для скота уже расставлены красные палатки для нашей группы, у стоянки дежурят индейские женщины в цветастых шляпах. Торгуют минеральной водой по 3 соля за пол-литровую бутылку. Бизнес понятен — на равнине за ту же бутылку берут 0,5 соля”.
***Где-то в Европе я уже видел такие домохозяйства — это были раскопки поселений бронзового века. Итого, в Перу мы знакомимся с тем, как жили наши предки 10 000 лет назад. За истекший период наши изобрели колесо, атомную бомбу и айфон, а в быту кечуа не изменилось ничего, если не замечать фальшивый Tissot на руке у старейшины деревни. И, как отметил канадец Ховард, если там, внизу, случится всемирная война или катастрофа, то здесь жизнь не изменится ни на каплю.
Запись 7
“Медин и Тарачев есть отказались, а я с удовольствием навернул двойную порцию картофельного супа с листьями коки. Света в селении, конечно, нет. Потолкался в столовой палатке у керосиновой лампы, слушая беседы канадцев с англичанкой Лиз. “И ты что, чай каждый день пьешь? Ах-ха-ха! И прямо за завтраком? Умора…”
***Для прохода по Ларес-треку формируются интернациональные группы от 12 до 16 человек. В нашей было трое русских, одна англичанка, одна американка и восемь канадцев. Вообще стоит присмотреться к Канаде. В этой стране полно спортивных людей с неплохим чувством юмора. И, кстати, такой поход — прекрасная возможность подтянуть язык, так как все дни ты разговариваешь только на английском.
Запись 8
“Около восьми вечера приперся в палатку. Вставать с рассветом, надо лечь пораньше. Застегнул внешний периметр, застегнул внутренний. Креативный директор беспокойно ворочается на подстилке, явно кости мешают (выпросил таблетку пенталгина и затих). Я заполз ужом в спальный мешок, застегнул еще одну молнию, закрыл глаза. И вдруг навалилась тоска. “Отраженье свое увидал в полынье, и взяла меня оторопь: впору оборвать житие…” Как я живу, что я делаю? Почему так редко звоню родителям? Илюша, сынок, прости — не буду тебя ругать, что ты бьешь Маргариту по голове игрушечной бетономешалкой.
Пялюсь в темноту, сердце сжимается. Позвонить бы кому, извиниться, но телефон здесь не работает и не будет работать еще два дня”.
***Гм, ну, наверное, это тоже горная болезнь. Кислородное голодание мозга.
Запись 9
“В половине шестого на пороге палатки нас встречает жизнерадостный индеец с подогретой водой — не желаете ли почистить зубы? С щеткой в зубах обнаруживаю, что ночевали мы в роскошной долине под огромной зуб-горой Колку-Круз, с которой белым языком спускается ледник.
Из своих коконов повылезали дорогие одногруппники. Последний раз такие лица я видел на своих однокурсниках наутро после получения диплома. Нет, вру, еще в супермаркете “Седьмой континент” в час дня 1 января попадаются такие типажи — опухшие, небритые, растерянные.
Сил никаких, но решимость мы не утратили. Три часа карабкаемся вверх, на перевал Ипсайкоча. Трава на склонах сменяется мхом, мох — облаками. Креативный директор Андрей Медин помирает. Закатывает глаза, пошатывается, останавливается каждые три минуты. Прикидываю, кто бы мог занять его место, если что.
Ближе к вершине в мире остается только гранит, цельный или покрошенный на куски. Неба не видно, потому что в нем мы и находимся. Поход превратился в штурм, в гору мы уже лезем на четырех конечностях. Лицо Славика обретает цвет столовских макарон. Медин хрипит.
До шли. На небольшой площадке между двух миров свистит ветер, мимо пролетают обрывки облаков. Сизар вновь разговаривает с Пачамамой, потом строит из камней пирамидку над тремя листиками коки, потом вдруг вынимает откуда-то из пуза бутылку рома. Всеобщее оживление. Сизар разливает напиток прямо в открытые рты, чтобы сохранить видимость сакральной церемонии”.
***Как давно ты произносил фразу: “Да, я сделал это!” Как давно ставил себе задачу, в муках шел к ней, а потом жал сам себе руку — молодец, все правильно сделал? Если давно, то поход в горы, в Перу или еще куда взбодрит самооценку. В этом и есть главный смысл таких экспедиций, а скалы, индейцы, “богатейший животный мир Анд” — всего лишь красивая упаковка.
Запись 10
На ночлег определяемся в крошечную долину у водопада. На отвесной скале метрах в четырехстах выше меня стоит белая корова, что-то жует. Видимо, это населенные места. Или это какая-то залетная корова.
Животные надоедают. Только я улегся в палатку, как прямо над ухом, за тонкой брезентовой перегородкой кто-то протяжно вздохнул. Я напрягся. Потом “кто-то” сделал шумное “пфррр-у-у-у” губами — точно, мул или лама. Еще пару часов длилась эта печальная видеоинсталляция: я лежу в красном куполе, виновато тараща глаза в темноту, а вокруг в темноте кружат невидимые копытные и щипают траву со звуком, похожим на звук рвущейся ткани”.
***А вообще жаловаться грех. С бледнолицых туристов в этом походе сняли любые обязанности, кроме обязанности передвигать ногами. Сизар показывает дорогу, второй проводник сзади подгоняет отставших. Весь багаж в больших сумках тащат на себе 7 лам, в наших рюкзаках только вода и туалетные принадлежности. На предмет подобрать павших пастухи гонят по тропе мулов. Еду на привалах готовит повар с двумя помощниками. Всего группу из 13 туристов обслуживают 19 живых существ, включая беспокойную приземистую собаку.
Запись 11
“Последний день — чистый рай, непрерывное погружение в блистающие долины. Горы идут вниз этажами. Шагаешь-шагаешь вниз, вдруг выходишь на равнину, бредешь-радуешься, что все закончилось, как вдруг дорожка обрывается резко вниз — то была лишь “полочка” перед новым спуском.
Растительность буквально на глазах наливается жиром. Место мха занимают чахлые кустики, им на смену приходят пышные деревья и даже какие-то лианы с намеком на джунгли. Отдыхая в эвкалиптовой роще, заводим разговор о том, какой все это имело смысл. Все сходятся на мысли, что это есть “испытание себя”, зачем бы такое испытание ни производилось. Думаю пошутить, что это походит на древнюю студенческую игру в поисках нового удовольствия: долго пить пиво и не писать, а потом пописать.
Но решил не шутить”.