Легенда гласит, что Бог особо полюбил цыган за веселье и талант, а потому не стал привязывать их, как другие народы, к конкретным клочкам земли — подарил для жизни весь мир. С тех пор цыгане кочуют по земному шару. И, разумеется, в какой-то момент они обязаны были попасть в Россию. Где веселье всегда пользовалось спросом.
Время «скверных песен»
В России цыгане начали массово появляться довольно поздно — в Петровскую эпоху. Тому были причины. Во‑первых, суровый климат и извечное российское бездорожье не способствовали таборно-кочевому образу жизни. А во‑вторых, им здесь банально нечем было заняться. Большую часть населения страны составляли крепостные и черносошные крестьяне. Что с них возьмешь? Ворожба крестьянину без надобности: он и безо всякого гадания знал, что ничего хорошего его не ждет. Рассчитывать на доход от «цыганского веселья» не приходилось — на Руси долгое время не жаловали праздно шатающихся певцов и плясунов. Например, при Алексее Михайловиче (Тишайшем) была издана грамота об искоренении всяческих «бесчинств». В ней царь приказывал, чтобы «люди богомерзких и скверных песен не пели, и сами не плясали, и в ладоши не били, и всяческих бесовских игр не слушали».
Но, к счастью для цыган, воцарившийся следом на престоле Петр I взгляды на «бесчинства» имел противоположные: «скверные песни» вкупе с разнообразными диковинками были для него как раз самое то. И тогда чутко державшее нос по ветру «кочевое племя» двинулось с территории Польши на берега Невы. Уже во времена царствования Анны Иоанновны цыганские музыкальные таланты оказались единично востребованы: существуют свидетельства их участия в знаменитом перформансе «Ледяной Дом». Причем за семь лет до этого особым сенатским указом цыганам официально дозволялось «жить для прокормления в Ингерманландии».
Одно из первых оседлых поселений цыган располагалось в районе Старой Ладоги, также зафиксирован факт существования их колонии в районе Нарвской заставы. Так постепенно начинала складываться новая этногруппа — «русска рома» (обрусевшие цыгане), сильно разросшаяся на рубеже XVIII—XIX вв.еков в связи с разделом Речи Посполитой.
Орлов приветил Соколова
Первым пропагандистом цыганского музыкального творчества в России стал граф Алексей Орлов‑Чесменский. Видный военный и государственный деятель, сподвижник Екатерины II, младший брат ее фаворита Григория Орлова, был, по словам поэта Гаврилы Державина, «охотник до всякого молодечества русского, как и до песен русских». Однажды услышав в Молдавии капеллы лаутаров (кочевых цыган), граф оказался настолько очарован их пением, что, выйдя в отставку в 1775 году и поселившись в Москве, возжелал заиметь собственный цыганский хор. По одной версии, Орлов выкупил цыган-хористов на территории современной Румынии и дал им вольную. По другой — набрал из уже сформировавшихся «русских рома». Так или иначе, появился хор, руководителем («хореводом») которого стал Иван Трофимович Соколов. Артистов приписали к мещанскому сословию, и вскоре цыганская музыка зазвучала: сперва в барских домах и дворянских имениях, затем — в «клабах» и ресторанах.
Алексей Орлов‑Чесменский
Важный момент! Основу репертуара хора Соколова составляли русские народные песни. Но цыганские музыкальные аранжировки и сама манера исполнения придали им особую, до слезы, душевность. А в России исстари повелось: любить — так любить, гулять — так гулять…
Москва быстро влюбилась в цыган. И вскоре на волне популярности коллектива Орлова цыганские хоры завели в Петербурге другие екатерининские любимчики — Григорий Потемкин и Александр Безбородко.
Жестокий романс
Музыкальная жизнь XIX века сложилась во многом в соответствии с поговоркой: «Русский человек умирает два раза: за родину и когда слушает цыган». Последние, действуя исключительно в меркантильных интересах, невольно стали хранителями народной песенной традиции. Более того, подстраиваясь под меняющиеся вкусы публики, именно цыгане открыли для России новый музыкальный жанр, благополучно доживший до наших дней — русский жестокий романс.
Раньше, в «доцыганскую» эпоху, под романсом понимали исключительно стихотворение на французском языке, положенное на музыку. Ромалы же стали разбавлять репертуар песнями на стихи русских поэтов‑современников (Фет, Кольцов, Апухтин, Пушкин). И делали это столь изящно, что вскоре к ним потянулись профессиональные русские музыканты (Гурилев, Алябьев, Варламов, Глинка). В результате возник огромный песенный пласт, именуемый ныне классикой русского романса.
Какого же рода публика готова была «умирать, слушая цыган»? Условно ее можно разделить на две категории: ценители и… загульщики.
Когда Пушкин в последний раз заплакал
В своем «Старом Петербурге» Михаил Пыляев описывал подлинных ценителей цыганского пения так: «Заезжал он сюда, чтобы вдали от театрального хлама и всяких эстетских
тонкостей послушать простым, отзывчивым сердцем, под хриплое гитарное
арпеджио, поразительные по певучести и по сердечности общего тона цыганские песни, в которых то звучит тоскливый разгул погибшего счастья, то слышится в ноющих звуках беспредельная женская ласка".
Александр Пушкин
Имеющий уши да услышит. И вот уже цыганка Танюша «доводит Пушкина своими песнями до истерических припадков», а другой поэт, Языков, лежит у ея ног. К слову, с примой цыганского хора Ильи Соколова кареокой Татьяной Демьяновой Александра Сергеевича связывало многое. Пушкин восхищался ее пением, обещал посвятить Танюше поэму; именно она гадала ему перед свадьбой; именно в ее обществе Пушкин встречал 1831 год, о чем впоследствии писал Вяземскому: «Встречу Нового года провел с цыганами и с Танюшей, настоящей Татьяной-пьяной». Современники вспоминали, что в последний раз Александр Сергеевич публично плакал на людях, когда слушал пение Демьяновой.
Отдавали должное цыганскому пению и композиторы. В 1842 году Россию впервые посетил Ференц Лист и в качестве музыкальной экзотики во время одного из обедов в Москве его попотчевали хором все того же Ильи Соколова. Маэстро пришел в неописуемый восторг и «весь отдался цыганам». На другой день был назначен концерт Листа в Большом театре, к началу которого тот опоздал на полчаса. А когда, наконец, появился, ничего не объясняя, прошел к роялю и… начал импровизировать мелодию популярной цыганской песни. Затем выяснилась и причина опоздания маэстро: в этот день он снова заезжал к цыганам и… «до того увлекся их пением, что позабыл о концерте».
Позднее уже наш, не менее знаменитый композитор и пианист Антон Рубинштейн, слушая выступление цыганского хора в ресторане «Яр», вдруг бухнулся на колени перед «хореводом» и запричитал: «Это душа поет, душа говорит! Слушайте!!! А я? Что я? Инструмент играет, а не я!»
Ференц Лист
Интерес к цыганам у просвещенной части российского общества диктовался в том числе модой. На дворе стояла эпоха романтизма, воспевающая культ природы, чувств, страстей и высоких, несовместимых с обыденностью устремлений. Романтиков влекло все экзотическое и таинственное, цыгане же мифологизировались как вольные дети степей, живущие странствиями, музыкой и зашкаливающими страстями. Разумеется, реальная проза жизни разительно отличалась от этих романтических представлений, но цыгане, уловив спрос и настроения, охотно имитировали «мифы». Теперь для того, чтобы утолить мечты о вольности и свободе, не требовалось выходить на Сенатскую площадь или ехать на Кавказ сражаться с горцами — в гомеопатических дозах жажду вольницы можно было утолить поездкой в цыганский табор. Это и романтично, и безопасно. Хотя и недешево…
Гитары на вес золота
В середине XIX века доминирующей аудиторией цыган становятся купцы, заводчики, фабриканты, просто богатые прожигатели жизни. И цыганская песня в очередной раз мимикрирует: делается все более ресторанной и лубочной. Отныне цыганам не до высокого искусства — главное, чтобы с надрывом и с элементами эротизма (да-да, легкая «клубничка» была составной частью цыганских плясок).
Впрочем, и загульные поездки в табор никто не отменял. Финская газета Abo Tidning, описывая в 1884 году повседневную жизнь столицы Империи, сообщала: «Петербург пробуждался только ночью. Сеансы в театрах начинались в 8, 9 или 10 часов вечера и заканчивались после полуночи. Балы начинались в полночь. После этого шли по ресторанам, потом отправлялись за город к цыганам. Люди, конечно, работали, но рабочий день начинался только в полдень, и это касалось низших чинов. Высшие приходили в свои конторы еще позднее».
С цыганами можно было обходиться без церемоний. Заранее не предупреждая, в любое время дня и ночи, посреди разгульного кутежа достаточно было кинуть клич «Айда к цыганам!» — и гуляющая компания подрывалась на тройках за новой порцией развлечений. А цыгану собраться — лишь подпоясаться: каких-то пара минут — и вот уже нежданных визитеров славит «поднятый по тревоге» хор, а волоокие красавицы обносят гостей шампанским или водкой. Во время подобных «наскоков» платить за каждый бокал, за каждые песню и танец полагалось отдельно. Потому деньги текли рекой.
«В то время любовь к цыганке была самая разорительная, песни чернооких красавиц разнеживали и одуревали всех кутящих богачей, — рассказывал в своих „Чудаках и оригиналах“ Пыляев. — На вечерах гитара такой цыганки наполнялась по нескольку раз золотом и ассигнациями и много раз была опоражниваема и потом снова наполнялась. Эти приношения носили название „угольковых“ и многим опустошали карманы».
Порою цыгане разоряли «загульщиков» почище, чем карточная игра. Впрочем, просадить состояние на «цыганёрстве» считалось особым шиком. К слову, термин этот придумал Лев Толстой. Который по молодости сам частенько ездил в табор, а двое его родственников и вовсе были женаты на бывших цыганских певицах, выкупленных в хорах. Опять-таки за целые состояния…
Игорь Шушарин
Интересные факты
Табор в городе
В Петербурге основные поселения хоровых цыган размещались в Новой Деревне и на Черной речке. На рубеже XIX-ХХ веков в них проживало около двух тысяч «творческих единиц», большинство доводились друг другу родственниками. Те, кто побогаче («хореводы», «звезды»), строили собственные дома (деревянные, чтоб вольнее дышалось). Музыканты и «массовка» жилье арендовали. С прочими городскими цыганскими колониями «песенники» почти не контактировали — жили своим, обособленным мирком, копируя структуру табора, но с поправкой на оседлость. Поскольку заработки от выступлений, подарки и подношения считались общим достоянием хора и распределялись между всеми «пайщиками» (включая иждивенцев — детей, стариков, больных и инвалидов), попрошайства и нищенства в среде хоровых цыган не было.
Миф о цыганском костюме
Одежды, которые ныне считаются «настоящим» цыганским костюмом, придуманы представителями «русска рома» лишь во второй половине XIX века. Причем исключительно для внесения в сценический образ желаемой публикой экзотики. А вообще, исторически, цыгане носили ту одежду, что характерна для страны их проживания.
Цыганки придумали консумацию
Хоровые цыганки одними из первых в России изобрели маркетинговый ход, получивший в наши дни название «консумация» (стимулирование спроса на услуги посетителей увеселительных заведений). Специально обученные молодые девушки побуждали клиентов покупать еду и напитки, получая процент от заплаченного гостем. Цыганки умело сочетали кажущуюся доступность с категорическим «без интима». (Еще маркиз де Кюстин признавал, что русские цыганки «страстны и влюбчивы, но не легкомысленны и не продажны и зачастую с презрением отвергают выгодные посулы».) Клиенты о неуступчивости цыганок прекрасно знали, но все равно велись, как дети.
На то, чтобы выкупить цыганскую красавицу из хора, некоторые тратили целые состояния. Фото: evolvingbliss.com
Кшесинская запела
К началу ХХ века мода на цыганское творчество в Петербурге была столь высока, что для его многочисленных поклонников организовали хор любителей цыганского пения, в который записалась даже тогдашняя «мегазвезда»
Матильда Кшесинская.