Здраво ли оценено имя, которое он закричал в свой предсмертный час? Сила поглотила душу, поэтому отдельное значение слишком много весит. Достойные всего по отдельности, а вместе являют собой серую кучу тел. Но громко его он выкрикнул, и горы подхватили крик, моря подхватили крик, леса подхватили крик. Весь мир от вопля вздрогнул. Никто и не услышал в тишине бесконечной. В это же время леность погибла и возродилась из пепла во много раз сильнее.
А может, кто и услышал тот возглас и скрывал это. А может, и не скрывал, везде на каждом перекрестке восхвалял он, везде возносил хулу. Как известно старая собака гибнет от старости, от голода гибнет. Молодая собака гибнет от молодости, от голода гибнет. Но имя, что в смертный час возгласил он, было неверно оценено. Тот, кто услышал и прознал то имя, несмотря на все предосторожности, разболтал везде и всем, ибо уши его огромны и язык огромен. Но никто и не восхитился, не порадовался и никто не возмутился, не заплакал. Многие сразу умерли в назидание, другие выжили в издевательство. Самый сильный дух живет в огромном дереве, он сам то дерево. Но еще сильнее живет в море, он и есть море. Но сильнее тех двух живет в луне, он и есть луна. А имя как не было никем оценено так и не будет. Что за имя, что в предсмертный час он выкрикнул, да и кто кричал? Кто же был то и от чего умер? Спросите о том деревянный стол, что стоит на краю мира, и он вам ничего не скажет. Спросите у солнечного луча, что кожу обжигает, но и он вам ничего не скажет. Но лучше всего спросите сову в темном дупле, и она уж точно вам ничего не скажет. То было истинное имя безумия, абсолютного помешательства. Но и я ничего ни скажу, ибо я и есть стол на краю мира, луч, опаляющий кожу и сова в своем дупле. Никогда не скажу, разве что выкрикну в свой предсмертный час.