Данный перевод представляет собой завершающую часть своеобразной «самурайской трило--гии». Первая книга — Хагакурэ — выражает фундаментальную и в некоторых отношениях даже крайнюю точку зрения о Пути Воина. Во второй — Идеалы самурая — собраны высказывания и сочинения самих воинов по вопросам, порой отличающимся друг от друга как день и ночь, охватывающие период в 400 лет. И вот, наконец, Будосёсинсю (кодекс самурая) — книга, которую по образу мысли можно считать канонической и которая была самой популярной в среде военного сословия в последнюю эпоху правления сё-гунов в Японии.
Писавшие и читавшие все эти книги были людьми осмотрительными. Общественный уклад времени требовал от них несравнимо большей в сравнении с нами серьезности и разборчивости в принятии повседневных решений. Они не могли позволить себе ни малейшей фривольности, они имели идеалы, и вопрос «быть или не быть» зачастую зависел от того, насколько в своей жизни они следовали этим идеалам.
Почему же мы должны тратить время на постижение идей далекой эпохи, столь отличной от нашей;
Ведь в нашем обществе нетдаймё, которым можно было бы служить верой и правдой, едва ли нам на улице попадется разбойник с длинным мечом в четыре фута, и уж определенно не найдется среди нас ни одного сумасшедшего, который с готовностью умер бы за чьи-то рисовые земли.
Причин тому можно указать три.
Во-первых, нами движет чисто научный интерес. Мы не сможем ни понять мысли и цели самураев, ни оценить их победы и неудачи, если не будем читать и пытаться проникнуть в то, что говорили они сами. Падение замка какого-нибудь полководца для нас — всего лишь очередная проигранная битва до тех пор, пока мы не прочитаем прощальное письмо полководца к своему сыну, в котором разъясняется, пусть и несколько идеалистично, почему замок должен погибнуть, и полководец вместе с ним. Взглянув на завещание даймё своим сыновьям, мы сможем постичь причины долголетия клана. Давайте же смотреть не только на внешний ход истории, выражающийся в политических мероприятиях и сражениях, но и внутрь, в ее сокровенное.
Во-вторых, хотя военное сословие исчезло под натиском меркантильности и алчности, его философия, тем не менее, продолжает питать сознание японцев и сегодня. Она проявляется на самых разных уровнях, но определеннее всего — в мире бизнеса. Это могут подтвердить те, кто работал в японских компаниях. Некоторые из них, быть может, даже скажут, что властители японской индустрии исполнены философии воина, которая по-прежнему является ключом к пониманию японского общества и уж точно — его экономических достижений и успехов. Поэтому, несомненна и социологическая ценность данных сочинений.
Наконец, последнее и самое важное. Наверняка многие из нас склонны чувствовать, что в мире японского самурая, в его отношении к жизни было нечто, если и не превосходящее наше понимание окружающей действительности, то несомненно такое, чего мы лишены. Можно ли это «нечто» перевести на другой язык? Со всей определенностью утверждаем, что можно. Более того: приложив незначительные усилия, мы можем провести параллели и с нашими собственными духовными исканиями, и даже с конкретной ситуацией современности. Тем людям есть что сказать нам. Мы страстно цепляемся за свои «золотые цепи» и электронику, но при этом нас подтачивает ощущение невероятной убогости наших взглядов на то, какими мы можем быть и какие мы есть. Разве мы на самом деле довольны жизнью «потребителей»? Способны ли мы на что-нибудь кроме как делать деньги? Самураи разбирались в ценностях и основой их идеалов была уверенность в том, что жизнь слишком дорога, чтобы тратить ее на служение собственному «вещизму» и жадности.
Уже вскоре после смерти Дайдодзи Юдзана в 1730 г. рукописные копии Будосёсинсю разошлись по многим кланам. Впервые кодекс был опубликован ксилографическим способом кланом Мацусиро в 1834 г., и какое-то время этот вариант считался единственным сохранившимся. Однако в 1943 г. появилась версия Фу-рукава Тэсси, которую сочли более близкой к оригиналу. Два текста различаются в основном построением материала, но в варианте Мацусиро смягчены или же вообще убраны некоторые наиболее радикальные установки. В основу нашего перевода легла версия Фурукава.
Пользуясь случаем, я хотел бы искренне поблагодарить профессора Нобуру Хирага, руководившего моей работой на начальном этапе, чьи невысказанные слова часто наиболее прямо указывали на то, что под рукой; Джона Сискоу, который прочел перевод в рукописи и, как всегда, помогал мне не упустить за деталями целого; Гарри Хаскинса, чье вдохновение было поистине бесценным и который иллюстрировал книгу; Тома Левидиотиса, являющегося духовным кагэму-ся всех переводов и особенно мою жену и детей за их беспредельное терпение и стойкость. Вина за все возможные ошибки лежит исключи тельно на мне.
Уильям Скотт Уилсон Кросс-Крик 9.2.83

«Когда подлинная доблесть проявлена, предназначение воина выполнено полностью и слова замирают на устах»

Обстановка
Между коммерческим центром Нагоя и горой Ибуки лежит широкая долина Сэкигахара. Сегодня она покрыта садами и рисовыми полями, ее огибает шоссе Мэйсин, соединяющее Нагою с Осакой. Осенью над долиной собирается густой туман, затрудняющий видимость, а со стороны гор дуют холодные ветры.
В октябре 1600 г. на окутанных туманом полях Сэкигахара произошла битва, сделавшая Токугава Иэясу безраздельным владыкой Японии и определившая судьбу страны на 250 лет вперед. Период внутренних войн и раздоров, длившийся долгие и долгие десятилетия, закончился. Япония смогла, наконец, восстановить силы и развивать экономику.
На протяжении двух с лишним столетий сёгунат Токугава оставался самой значительной политической силой в государстве. При этом сёгуны прекрасно понимали, что политическая гегемония без экономической невозможна, и потому укрепляли свое могущество всеми возможными способами. Вскоре после сражения при Сэкигахара земельные владения многих местных феодалов были частично или полностью конфискованы. В результате около 500000 самураев лишились средств к существованию и стали ронинсши, «воинами, потерявшими господина».
Уже к 1615 году центральные власти и местные даймё осознали необходимость развивать приносящие неплохой доход производства. Так в хозяйствах, прежде занимавшихся только рисоводством, стали выращивать также хлопок, табак и чай, а замки, являвшиеся ранее лишь символами политического могущества, быстро превратились в торговые города, в которых ширилось производство изделий из глины, бумаги, тканей и сакэ. Вместе с тем стало обычным делом переселять воинов с их земель — традиционного места проживания, с которым самураев связывали и классические обязанности, и корни — в города и платить им жалованье, как чиновникам. Беда состояла только в том, что в городах самураям было нечего делать.
Воины поначалу с удивлением, а потом и с негодованием наблюдали, что благосостояние и роль в обществе торгового сословия все возрастают, в то время как сами они с каждым годом утрачивают прежнее положение, а их содержание остается фиксированным. И сёгунат, и местные даймё понимали все эти проблемы. В конечном счете страной правило военное сословие, и никто не ставил под сомнение необходимость сохранения боевого духа. Но, с другой стороны, в государстве царил мир, и ремесло самурая — а уж тем более ронина — оказалось невостребованным.
Решение вскоре было найдено в традиционных ценностях военного сословия. Воин соединяет в себе два начала: боевой дух и ученость. Этот идеал пришел в Японию из Китая. В то же время нужно признать, что для его утверждения имелись и национальные предпосылки. И сёгунат, и местные даймё заговорили о ценности образования: самураям старались найти занятие в центральных и местных государственных учреждениях. «Служить» (сабурау — отсюда и самурай) значило теперь владеть не столько мечом, сколько кистью.
Однако, подобное решение проблемы таило в себе и трудности. Поколение тех самураев, что сражались на полях Сэкигахара, не умело должным образом ни писать, ни считать. Более двухсот лет страну сотрясали почти непрерывные войны, и у простого воина не было времени на то, чтобы овладевать грамотой. Молодое поколение довольно быстро освоило новое ремесло, но старые, закаленные в сражениях, но малограмотные воины по-прежнему презирали подобное занятие и смотрели на молодых с отвращением. Поэтому речь шла даже не о том, как воину стать чиновником или счетоводом, а о том, что тревожило уже многих — о дальнейшей судьбе самурайского сословия. Воин утратил опору, и его боевой дух начал сходить на нет.
Муро Кюсо (1658-1734) писал: «До недавних времен самураи ничего не знали о деньгах и жили скромно. Я помню свою юность: тогда молодые люди никогда не говорили о ценах и среди них находились такие, кто краснел, слыша непристойные рассказы. Вот так за пятьдесят лет изменились устои».
Кюсо был не единственным, кого беспокоило то, что происходит с воинским сословием. В конце XVII столетия к этому новому и день ото дня все более запутывавшемуся вопросу обращались многие мыслители, писатели, наставники школ. Одни полагали, что необходимо вернуться к древним воинским идеалам аскетизма, самодисциплины и готовности умереть; другие же уверяли, что в новых условиях самураям следует уделять больше внимания образованию и изучению истории. Но и те, и другие в равной степени призывали воина осознать невозможность изменения сложившегося общественного порядка и поразмыслить о подлинном смысле своего существования.
Автор
История клана Дайдодзи восходит к XII в., к семье Тай-ра, хотя сама фамилия была принята лишь в XV в., когда в 1471 г. Исэ Таро, старший брат знаменитого Ходзё Соуна, взял себе имя по названию находившегося неподалеку от его резиденции храма Дайдодзи. В 1604 г. клан по приказу самого Токугава Иэясу поступил на службу к Мацудайра Тадатэру, шестому сыну сёгуна. Ему служили и дед, и отец Юдзана. Но в 1615 г. Тадатэру не послал вовремя войска на помощь своему отцу, осаждавшему замок Осака, впал в немилость и лишился своих владений. Так Дайдодзи стали ронина-ми.
Четырнадцать лет спустя родился Дайдодзи Юд-зан (1639-1730). О его жизни мы знаем очень мало. Известно, что еще совсем молодым человеком он приехал в Эдо (сегодня — Токио) и с 1658 по 1672 гг. изучал военную науку в школе Обата Кагэнори и Ходзё Удзи-нага, которые слыли величайшими стратегами своего времени. Кагэнори (1572-1663) был полководцем клана Такэда во время решающих сражений за гегемонию в стране, а Удзинага (1609-1670) прославился на службе Токугава Иэясу. От своих учителей Юдзан почерпнул любовь не только к самурайским идеалам кровавого прошлого, но и к конфуцианскому учению, которое усиленно насаждал сёгунат и проповедовали многие мыслители.
Следуя примеру Кагэнори, Юдзан после учебы в школе много путешествовал по стране, проверяя свои силы и занимаясь преподаванием. Он служил клану Асано в Аки, клану Мацудайра в Этидзэне и клану Мацудайра в Айдзу. Именно тогда он воочию увидел, как мирная и сытая жизнь развращает умы молодых самураев, и начал серьезно задумываться над вопросами: что значит принадлежать к военному сословию? Как должно вести себя самураю в эпоху мира и спокойствия?
Юдзан прожил 92 года и оставил после себя Будо-сёсинсю — рассуждения на самые разные темы, в которых он попытался ответить на волновавшие его сердце вопросы. Эта книга стала, да и до сей поры остается в Японии самым популярным сочинением о духе Бу-сидо.
Материал
Читая книгу, в первую очередь следует помнить, что она предназначалась молодому самураю, о чем говорит и ее название, Будосёсинсю (дословный перевод — Наставления вступающему на Путь Воина). Ее основная тема — как должен жить и поступать воин в мирное время. Существовали специальные книги для даймё и полководцев, такие, как Коёгункан, а также сочинения по искусству фехтования и психологии, как, например Горинсё. Они создавались самыми разными школами. Но Юдзана интересовали не вопросы стратегии и боевого искусства: подобные темы он считал уделом конкретных школ и учителей. Он был ронином, и потому его едва ли можно упрекнуть в личной заинтересованности в благосостоянии и безопасности какого-то господина. (Возможно, именно этим объясняется широкая популярность его сочинения среди даймё всех рангов.) Юдзана беспокоила будущая судьба воинского сословия в целом. Он видел, как в жизни все большее место занимают материальное благополучие, мораль торговца, личная выгода и эгоизм. Он видел, что та часть общества, которой в идеале предписывалось идти впереди и вести за собой остальных, постепенно исчезает.
Разрешение проблемы Юдзан, как о том говорит Будосёсинсю, видит в единении двух начал: индивидуальной и социальной морали, в обусловленности совершенствования личности сохранением стабильности в обществе. Его концепция перекликается с конфуцианским идеалом процветающего общества и государства, в котором стабильность и движение вперед опираются на хорошо прочувствованное и иерархически структурированное представление о морали каждого. На самом простом уровне это означает, что человек, который хочет быть самураем, должен являться примером для своих друзей и семьи, а также для всего общества в целом. Внутренний крах приведет к краху внешнему, развращение духа выльется в развращение плоти и общества в целом. Следует неустанно совершенствоваться, но и не забывать о том, что высокомерие ведет к самоуничтожению. Идея глубокой взаимосвязи и взаимозависимости внутреннего и внешнего проходит сквозной нитью через всю книгу Юдзана. Ее можно считать сущностной составляющей этики Юдзана и исповедуемых им ценностей.
Как достичь идеала? Юдзан уверен, что в основе всего лежат прагматизм и здравый смысл. Если самурай начинает с того, что соединяет в себе оба начала — боевой дух и ученость, он достигнет равновесия, необходимого для решения ежедневно встающих перед ним вопросов. Подобное упражнение поначалу становится достоянием мысли, затем — действия и, наконец, самой воли. Книга призвана вести начинающего воина по этому пути.
Прагматизм Юдзана удивительным образом контрастирует с концепцией его современника Ямамото Цунэтомо, автора Хагакурэ, для которого нормативность поведения определяется мгновенной интуицией и совершенно иной оценкой преходящего. Юдзан говорит о долгом восхождении и силе устоев, Цунэтомо — о неповторимости момента и красоте разбившейся драгоценности. И Юдзан, и Цунэтомо задавались одним и тем же вопросом: «Как мы живем, как мы умираем?» Самое замечательное, что они сходятся в главном решении — о предназначении человека. Смысл существования определяется мыслью о смерти.
Требуется ли при этом осторожность? Нам остается только читать и размышлять.
«Если человек называет себя самураем и на поясе у него висит меч, он не имеет права забывать о боевом духе сражения. Когда не забывают о духе сражения, тогда помнят и о смерти»


1. Помня о смерти, наполняешь жизнь смыслом
Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днем и ночью, с того утра, когда он берет в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги — что он должен умереть. Вот его главное дело. Если он всегда помнит об этом, он сможет прожить жизнь в соответствии с верностью и сыновней почтительностью, избегнуть мириада зол и несчастий, уберечь себя от болезней и бед и насладиться долгой и счастливой жизнью. Он будет исключительным человеком, наделенным прекрасными качествами. Ибо жизнь мимолетна и подобна капле ночной росы или утреннему инею. Тем более такова жизнь воина. И если самурай будет думать, что можно утешать себя вечной мыслью о службе своему господину или о бесконечной преданности родственникам, случится то, что заставит его пренебречь своим долгом перед господином и позабыть о верности семье. Но если самурай живет лишь сегодняшним днем и не думает о дне завтрашнем, если, стоя перед господином и ожидая его приказаний, он думает об этом как о своем последнем мгновении, а глядя в лица своих родных он чувствует, что никогда не увидит их вновь, тогда долг и преклонение будут искренними, а сердце его исполнится верности и сыновней почтительности.
Если же самурай не помнит все время о смерти, он будет беззаботен и неосторожен, он будет произносить слова, которые оскорбляют других, тем самым давая повод для споров. На слова могут и не обратить внимания, но если его упрекнут, дело может окончиться ссорой. Когда самурай прогуливается в увеселительных местах среди толпы без должной осторожности, он может столкнуться с каким-нибудь большим глупцом и быть втянут в ссору еще прежде, чем поймет это. Тогда он может быть убит, имя его господина — запятнано, а его родители и родственники — осыпаны упреками.
Все эти несчастья происходят от того, что воин не помнит все время о смерти. Тот же, кто не забывает об этом, будет, как и подобает самураю, тщательно взвешивать каждое слово и не будет вступать в бесполезные споры. Самурай никому не позволит заманить себя в ловушку, где он внезапно может оказаться в безвыходном положении, и потому избегнет мириада зол и несчастий. И знатные, и низкие, забывая о смерти, становятся склонными к излишествам в еде и вине, и погрязают в разврате. Поэтому они преждевременно умирают от болезней печени и селезенки, и, даже еще будучи живыми, они становятся бесполезными, ибо болезнь лишает их существование смысла. Те же, у кого перед глазами всегда лик смерти, сильны и здоровы в молодости. Они берегут себя, они умерены в еде и вине и избегают женщин. И потому болезни не иссушают их, а жизнь их долга и прекрасна.
Тот, кто живет в этом мире, может потакать всем своим желаниям: тогда его алчность возрастает, он желает того, что принадлежит другим, и не довольствуется тем, что имеет, становясь похожим на простого торговца. Если самурай всегда смотрит в лицо смерти, он не будет привязан к вещам и не проявит нетерпения и жадности. Он станет, как я говорил прежде, прекрасным человеком.
Самурай должен всегда помнить о смерти. Ёси-да Кэнко в Цурэдзурэ-гуса говорит, что монах по имени Синкай имел обыкновение неподвижно сидеть дни и ночи напролет, размышляя о своем конце. Несомненно, это очень удобный способ для отшельника, но не для воина. Ведь тогда воин должен был бы пренебречь своим долгом и отказаться от Пути верности и сыновней почтительности. Самурай должен постоянно отдавать себя и общественным, и личным делам. Но когда бы у него ни появилось немного времени для себя, чтобы побыть в безмолвии, он не должен забывать возвращаться к вопросу о смерти и размышлять о ней. Предание говорит, что Кусуноки Масаси-гэ* увещевал своего сына Масацура всегда помнить о смерти.
Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
Кусуноки Масасигэ (1294-1336) — один из самых знаменитых национальных героев Японии.
2. Не забывай о готовности к битве
Того, кто хочет вступить на Путь Воина, никоща, ни днем, ни ночью, не покидает дух ожидания битвы. Наша страна отличается от других тем, что здесь даже самый последний торговец, крестьянин или ремесленник неизменно носит на поясе меч, хотя бы старый и ржавый. Таков обычай народа Японии, исполненного воинственного духа. Его определили боги, и он будет неизменен на протяжении десяти тысяч поколений.
Как бы то ни было, но три сословия (крестьяне, ремесленники и торговцы) лишены внутреннего позыва к сражению. Что же касается военного сословия, то даже низкий слуга, помощник или лакей всегда имеет при себе меч. Нет нужды говорить, что самурай никогда не расстается со своим мечом даже на мгновение. Подлинный самурай всегда наготове: даже когда он принимает ванну, рядом с ним лежит деревянный меч. Ибо самурай не имеет права утратить дух сражения ни на секунду.
Даже в своем доме следует вести себя только так, а что уж и говорить о том, когда покидаешь его и отправляешься в чужие края. Во время поездки самурай никогда не забывает о том, что может случиться что-нибудь неожиданное: по дороге или даже там, куда он направляется, он может столкнуться с сумасшедшим, пьяницами или другими глупцами. Вот почему древние говорили: «Выходя за ворота, самурай видит врага».
Если человек называет себя самураем и на поясе у него висит меч, он не имеет права забывать о боевом духе сражения. Когда не забывают о духе сражения, тогда помнят и о смерти. Самурай, надевающий меч, но забывающий о духе сражения, ничем не отличается от торговца или крестьянина в обличий воина. Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
3. В мирное время воину необходимо Учение
Самурай по своему положению — выше остальных трех сословий, он должен управлять людьми, а потому он обязан отдавать все силы Учению и глубоко понимать природу вещей.
Самураи, рождавшиеся в эпоху войн, уже с 15-16 лет сражались наравне со взрослыми. Поэтому к 12-13 годам они должны были уметь править конем, стрелять из лука и мушкета и владеть всеми боевыми искусствами. У них не было времени на то, чтобы научиться как следует читать и писать. Вот почему многие из них были неграмотны и невежественны и не могли написать ни одного иероглифа.
Таких самураев в эпоху Сражающихся Царств (Период с середины XV до середины XVI вв.) было большинство. И дело не в том, что они не желали отдавать силы Учению или что их плохо воспитывали родители. Просто они целиком посвящали себя Пути Воина. Ныне в нашей стране царят мир и спокойствие. Тем не менее, самураю непозволительно пренебрежительно относиться к совершенствованию на Пути Воина. Но все-таки, в наше время самураи уже не идут в свою первую битву в возрасте 15 лет. И потому, как только мальчику исполняется 10 лет, ему следует начинать читать Четверокнижие, Пятиканоние и Семь военных канонов (Четверокнижие: Великое учение, Срединное и неизменное, Луньюй и Мэн-цзы. Пятиканоние: Книга перемен. Книга истории, Книга стихов. Книга ритуалов и Анналы Весен и Осеней) и упражняться в письме и каллиграфии. В 15 лет самурай, когда у него прибавится сил и он окрепнет телом и духом, должен начинать овладевать стрельбой из лука, управлением лошадью и прочими боевыми искусствами. Вот как необходимо воспитывать сына в мирное время.
Невежество воина в эпоху войн еще можно извинить. Но в мирное время невежество и безграмотность непростительны для воина. Их нельзя оправдать ни юностью, ни болезненностью детей. Все дело в небрежности и беспечности родителей и, в конечном счете, в непонимании того, что значит подлинная любовь к своему ребенку.
Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
4. Будь преданным родителям, даже плохим
Тот, кто хочет стать самураем, обязан в первую очередь заботиться о том, чтобы должным образом исполнить свой сыновний долг перед родителями. Человек, непочтительный к своим родителям, бесполезен, даже если он умен и образован, во всем превосходит других и обладает красноречием и красивой внешностью. В Бусидо очень важно различать корни и ветви и действовать соответственно. Тот, кто затрудняется отличить корни от ветвей, едва ли сможет постичь, что такое долг. А того, кто не понимает, что такое долг, едва ли можно назвать самураем. Умеющий различать корни и ветви поймет, что родители — это корень его самого, а его тело — это ветви плоти и крови родителей. Если человек хочет достичь высокого положения и при этом плохо относится к своим родителям, это значит, что он не различает корни и ветви. Далее, существует два уровня исполнения сыновнего долга. Например, нет ничего удивительного в том, что сын неустанно исполняет свои обязанности перед любящими родителями. Такие родители всегда искренне пекутся о своем ребенке, нежно и терпеливо воспитывают его. Они отдают свои с трудом заработанные средства на хорошее оружие, на седла, на упряжь для лошади и домашнюю утварь, они стараются, чтобы у сына всего было в достатке. Они подыскивают сыну добрую жену, а, уходя на покой, оставляют ему все наследство. В этом нет ничего особенного: ведь даже встречаясь с незнакомцем, мы, если незнакомец в чем-то помог нам, не можем остаться безучастными к нему и стараемся оказать ему поддержку, невзирая на то, станет об этом известно или нет. Мы отложим свои дела на потом и в первую очередь поможем ему. Что же удивительного в том, что родители, искренне любя своего сына, делают для него все возможное? Сколь бы рьяно в таком случае сын ни исполнял свой сыновний долг, сделанного им всегда будет недостаточно. Это лишь исполнение долга и в этом нет ничего, достойного похвалы.
Однако, бывают и другие родители, лишенные чувства любви и нежности. Когда они стареют и становятся дряхлыми, они лишь жалуются по всякому пустяковому поводу и ничего не оставляют сыну в наследство. Более того, они ставят своего сына в трудное положение, не понимая того, что просто вырастить хорошего сына уже достаточно. Они беспрерывно жалуются на плохую еду и одежду и, как ни в чем не бывало, позорят своего сына перед людьми, говоря каждому встречному: «Мы испытали столько трудностей и горя, а наш сын непочтителен и не заботится о нас, хотя мы уже совсем немощные». Почитать даже таких родителей, несмотря на то, что это трудно, искренне печалиться о том, что они стали немощными и дряхлыми, не пренебрегать ими и всегда исполнять свой сыновний долг перед ними — вот что должен делать по-настоящему почтительный сын.
Такой воин постигнет Путь Верности и Долга и на службе своему господину. Он будет преданно служить господину не только когда господин в силе и благополучии, но и когда произойдет что-нибудь неожиданное и господин окажется в беде. Такой воин ни за что не покинет своего господина, даже если на его стороне из ста всадников осталось только десять, а из десяти — один. Даже если вражеские стрелы будут сыпаться дождем, он встретит их, ни на мгновение не задумываясь о собственной жизни и исполнит свой воинский долг до конца. Слова «родитель» и «господин», «сыновняя почтительность» и «верность» звучат по-разному, но по сути они — одно. Вот почему древние говорили: «Ищи верного самурая в доме почтительного сына!» Говорить о том, что воин, непочтительный к своим родителям, может быть верным и преданным своему господину, просто смешно.
Человек, у которого не хватает ума понять, что он непочтителен к своим корням, определенно не может знать, что такое долг и обязательства, и не может преданно служить господину, с которым его не связывают естественные узы.
Тот, кто непочтителен к своим родителям, может покинуть свой дом и поступить на службу к какому-нибудь даимё. Но при этом он всегда будет следить за ситуацией. И если он увидит, что удача отвернулась от его господина, он быстро позабудет о долге и убежит с поля брани еще в ходе сражения, спасаясь от вражеских стрел. У такого даже не хватит прямоты и мужества вступить в сговор с врагом и перейти на его сторону, о чем свидетельствуют и прошлое, и настоящее. Это пробуждает в нас чувство стыда и заставляет быть осмотрительными. Мои слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
5. Чувство стыда— вот опора справедливости
Бусидо утвердится только тогда, когда тот, кто хочет стать самураем, будет четко различать справедливость и несправедливость и исполнится решимости стремиться к первому и избегать последнего. Справедливость и несправедливость различаются как добро и зло:
справедливость — не что иное, как добро, а несправедливость — не что иное, как зло. Чаще всего люди неспособны разобрать, где добро, а где зло, где справедливость, а где несправедливость, и потому полагают, что следовать справедливости и совершать добро — трудно и хлопотно, а поступать несправедливо и нести зло — легко и безопасно. И поэтому они отдают себя несправедливости и злу, а следование справедливости и совершение добрых дел находят утомительным и неприятным.
Если человек — совершенный глупец, и не может отличить правильное от неправильного, справедливость от несправедливости, это еще куда ни шло. Но тот, кто в глубине души осознает зло несправедливости и при этом поворачивается спиной к дому и совершает несправедливые поступки, не может называться самураем. Такое вызывает лишь глубокое сожаление.
Можно сказать, что источником таких поступков является невоздержанность. И хотя слово «невоздержанность» звучит не так уж плохо, если взглянуть в корень действий, следует признать, что это несправедливость, идущая от трусости. Вот почему говорят, что самурай обязан всегда избегать несправедливости и поступать в соответствии со справедливостью.
Существует три уровня справедливости. Например, вы со своим знакомым собираетесь отправиться в путешествие и ваш спутник имеет при себе 100 ре. Он не хочет везти деньги с собой и просит вас оставить их у себя в доме до вашего возвращения. Но еще до того, как вы отправились в путешествие, он вдруг по какой-то причине умирает, и, таким образом, ни один человек не знает, что его деньги у вас.
В этой ситуации подлинно справедливый человек будет опечален и без колебаний расскажет обо всем семье и родственникам своего спутника и вернет им деньги.
Но может случиться и так, что хозяин подумает:
человек был всего лишь знакомым, и у него нет никого, с кем бы он был близок. Кроме того, раз никто не знал о том, что он передал мне деньги, едва ли в последующем кто-нибудь спросит о них. Сейчас я в затруднительном положении, и потому воспользоваться таким удобным случаем вряд ли будет предосудительно. Думать так, но потом все-таки устыдиться низости подобных мыслей и, испытав чувство отвращения к самому себе, в конце концов вернуть деньги — значит поступать по справедливости, сгорая от стыда.
Наконец, кто-то вернет деньги только в том случае, если один из родственников или слуг умершего знает об одолженных деньгах. Такой человек опасается, что о нем могут подумать или сказать в будущем. Это называется испытывать стыд перед лицом других и поступать в соответствии со справедливостью. Хотя можно выразить сомнение в том, как бы поступил такой человек, если бы о деньгах никто не знал, все-таки можно утверждать, что он понимает справедливость и действует в соответствии с ней.
Таким образом, осознание справедливости идет от чувства стыда и опасения, что близкие начнут презирать тебя. Опасение оказаться объектом презрения собственной семьи и слуг расширяется затем и на остальных людей, чьих усмешек и ненависти мы так же боимся. Когда следуешь справедливости и избегаешь несправедливости, твои поступки скоро войдут в привычку и впоследствии ты будешь невольно радоваться справедливости и презирать несправедливость.
То же касается и воинской доблести. На поле брани исполненный мужества воин пойдет вперед, невзирая на тучи стрел и пуль. Он не будет думать ни о чем, кроме верности и долга, и без колебаний отдаст свою жизнь. Когда подлинная доблесть проявлена, предназначение воина выполнено полностью и слова замирают на устах.
Но есть и такие, которые от страха приседают к земле и в ужасе думают, как выпутаться из столь опасного положения. Однако, они опасаются, что их товарищи увидят, как они остались сзади в тот момент, когда все пошли вперед, они боятся, что впоследствии им не будет прощения, и потому им ничего не остается, как собраться с духом и идти вперед вместе с храбрецами, о которых мы говорили выше. Подобные воины гораздо ниже тех, кто отважен и дерзок по своей природе. И даже если потом, много раз попадая в отчаянное положение, они постепенно привыкают, становятся сильными воинами и могут даже совершать героические поступки, они все равно уступают тем, кто рождены храбрецами.
Поэтому говорят, что для справедливости и мужества нет основы лучшей, чем чувство стыда. Но того, кто поступает несправедливо, невзирая на обвинения Других, или продолжает оставаться малодушным трусом, позволяя остальным вволю смеяться над его недостойным мужчины поведением, нельзя научить ничему. Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
6. Внутри — Путь, вовне — Закон
Постигать Путь Воина — это не что иное, как внутри приводить свой разум в соответствие Пути, а вовне — следовать Закону. Приводить собственный разум в соответствие Пути — значит понимать справедливость и неизменность Бусидо и ни на мгновение не склоняться к несправедливости и злу. Для этого следует брать пример с добродетельных и достойных людей, постигать сочинения и традиции мудрецов и внимательно изучать предания о тех, кто обрел Путь. Далее, существуют два Закона и четыре уровня. Два Закона — это Закон повседневной жизни и Закон схватки. В каждом из Законов по два уровня: в Законе повседневной жизни это Кодекс благородного мужа и Боевые искусства; а в Законе схватки — Методы ведения войны и Стратегия сражения.
Кодекс благородного мужа предписывает каждый день утром и вечером принимать ванну, мыть руки и ноги и содержать тело в чистоте. Каждое утро благородный муж должен забирать волосы и время от времени брить лоб. В любое время года он должен носить соответствующую одежду и никогда не расставаться с длинным и коротким мечом. Все это настолько очевидно, что нет необходимости и говорить, что благородный муж всегда, даже в холодную пору, носит на поясе веер. Принимая гостей, он ведет себя в соответствии с рангом гостя и никогда не произносит лишних слов. Даже принимая чашку с рисом или чаем он делает это в высшей степени почтительно и избегает пренебрежительной легкости. Если воин находится на службе, то когда бы у него ни появилось свободное время, он должен посвящать его чтению и письму, а не слоняться без дела. Кроме того, он должен помнить древние обычаи и традиции самурайских кланов. Приходит воин или уходит, сидит он или стоит, он должен держать себя так, чтобы его поступки и манеры соответствовали тому, чего ожидают от самурая.
Теперь о Боевых искусствах. Хотя в Кодексе благородного мужа ничего не упущено, следует помнить, что благородный муж — в первую очередь воин, а потому его основная цель — совершенствоваться в искусстве владения оружием. Искусство начинается с обнажения меча и узнавания того, что значит сражаться. Самурай должен любить и уметь владеть всеми боевыми искусствами, будь то метание копья, управление лошадью, стрельба из лука или мушкета. В каждом он обязан достичь мастерства.
Если самурай будет неустанно совершенствоваться и овладеет Кодексом благородного мужа и Боевыми искусствами, он сполна постигнет Закон повседневной жизни, и большинство людей будут считать его хорошим и полезным воином.
Но самурай — это также и тот, кто исполняет свой долг в годину смут и общественных потрясений. В та-' кие времена воин без церемоний облачается в доспехи и забывает Кодекс благородного мужа. Те, кого обычно называют «господин» и «хозяин», теперь зовутся «полководец» и «командующий», а самураи и высоких, и низких рангов зовутся «воинами» и «армией». И знатные, и низкие снимают официальные одежды, надевают доспехи, берут в руки флаги и вступают на землю врага. Различные правила и способы ведения боевых действий называются Методами войны, и их следует знать.
Наконец, есть Стратегия сражения. Когда враги и союзники встречаются на поле битвы, побеждает тот, кто с помощью Стратегии правильно оценил расположение своих войск и использовал свои сильные стороны, а проигрывает тот, кто не смог сделать этого. Стратегией сражения называются правила ведения боя и традиции, опирающиеся на опыт полководцев прошлого. Этим знанием не следует пренебрегать.
Воина, достигшего совершенства в постижении всех уровней Закона повседневной жизни и Закона схватки, можно считать великим самураем.
Если воин достиг высшей степени мастерства только в Законе повседневной жизни, а его знание двух уровней Закона схватки окажется слабым, он не сможет занять пост командующего, управлять людьми и вести их за собой.
Очень важно, чтобы самурай постигал не только Кодекс благородного мужа и Боевые искусства, но и совершенствовался в Методах ведения войны и Стратегии сражения. Он ни на минуту не должен забывать о своей главной цели —стать когда-нибудь несравненным воином.
Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
7. Выбор лошади
В древности под словом «воин» подразумевали «лук и лошадь». В те времена и знатные, и низкие рангом достигали высот воинского искусства, упражняясь в стрельбе из лука и управлении конем. Ныне же воины упражняются во владении длинным мечом, копьем и езде на лошади, но, кроме того, есть еще стрельба из мушкета, иайдо и дзюдо. Очень важно, чтобы молодые самураи тренировались день и ночь и хорошо овладели всеми этими искусствами.
У меть править лошадью особенно необходимо воину низкого ранга. Он должен легко справляться с любой, даже если она непослушна или у нее есть какие-то недостатки. Ведь лошадей, которыми было бы легко править и которые при этом были бы еще красивы и статны, очень мало. Если же такие и попадаются, то их покупают знатные воины, а самураям низкого ранга нечего и мечтать заполучить их.
Если хорошо овладеть искусством верховой езды, то можно будет выбирать лошадь с какими-нибудь недостатками, плохим норовом или необъезженную, но при этом достаточно хорошую. Такую лошадь удастся купить за небольшие деньги.
В целом, только знатные и богатые самураи могут позволить себе при выборе лошади обращать внимание на ее окраску и кожу. Самураи же низкого ранга должны в первую очередь помнить о том, что им нужна хорошая лошадь. И не имеет значения, нравится им ее цвет или нет, есть ли у нее какие-либо метки на коже или нет, нравится она остальным или нет.
Много лет назад клану Мураками из Синею служил доблестный самурай по имени Гакугандзи. Под его началом было 300 всадников. Он сделал семейной традицией выбирать для себя и других вассалов клана тех лошадей, которых другие отвергли из-за каких-то внешних изъянов. Он не тратил время на тренировки на обычных беговых дорожках. С отрядом в 50-100 всадников он выходил в открытое поле за пределами замка, воины занимали построение в форме креста и мчались по полю. Гакугандзи вел их. Он считал хорошими наездниками тех, кто, казалось бы, уже упав с лошади, мог легко остаться в седле, а, крепко сидя в седле, мог легко соскользнуть на землю. Тех же, кто не умел так делать, он считал плохими воинами. Поэтому, в те дни даже вассалы Такэда Сингэна внимательно следили за своими противниками, подобными Гакугандзи. Это было большой похвалой его мастерству.
Самурай должен любить лошадей, однако делать это можно по-разному. Воины древности любили лошадей — считали их незаменимыми, ведь перед"сра-жением, облачившись в доспехи, взяв в руки знамена и оружие, они становились очень тяжелыми и не могли двигаться. Поэтому без лошадей они не могли совершать боевые маневры. Лошади заменяли им собственные ноги. На этих лошадях они мчались в бой, на этих лошадях они совершали величайшие подвиги и вели за собой остальных. Нередко случалось и так, что в сражении лошадь получала серьезные ранения и даже погибала. Поэтому воины прошлого относились к лошадям с состраданием и любовью, как к своим боевым помощникам, они никогда не забывали вычистить их и вытереть досуха, накормить и напоить.
Что же касается сегодняшних любителей лошадей, то девять из десяти будут искать по сходной цене какую-нибудь лошадь с плохим норовом, от которой устал хозяин,в надежде исправить ее привычки. Или же отыщут низкорослую лошадь где-нибудь в деревне и будут пытаться обучить ее. Они преследуют лишь одну цель — продать потом такую лошадь подороже, поэтому у них самих никогда не бывает хороших лошадей. Подобные люди ничем не отличаются от конюхов и торговцев лошадьми и не сравнятся даже с теми, кто вообще не любит лошадей.
Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
8. Самурай не имеет права сплетничать и дерзить
Самурай, находящийся на службе господину, не должен судачить о замеченных им ошибках и проступках товарищей. Ему не следует забывать, что сам он не является ни божеством, ни совершенномудрым, и за долгий период времени наверняка совершил не меньше ошибок и проступков.
Кто-то может подумать, что главные вассалы и старшие воины клана, те, кто стоят выше всех прочих самураев, должны быть в равной степени выдержанны и мудры в соответствии со своим положением и жалованьем, а если это не так, то их позволительно осуждать. Однако, по рассмотрении подобное едва ли можно счесть справедливым.
И вот почему. Людей, ставших главными вассалами сёгуш, управляющего всей страной, выбирали из многих местных даймё и владельцев крепостей и замков преимущественно на основе их личных качеств. Считалось, что раз все они уже достигли высокого положения, никто из них не лишен талантов. В свою очередь, даймё, управлявшие провинциями и уделами, видели, что в подчинявшихся им кланах очень немного самураев, которые бы по размерам содержания и родословной соответствовали бы уровню главных вассалов, и способности которых позволяли бы им занять высокие посты. Поэтому, поскольку отбирать людей только исходя из личных способностей было трудно, даимё назначали главными вассалами тех, кто имел высокие доходы и древнюю родословную. Даймё полагали, что со временем эти люди приобретут необходимый опыт, привыкнут к новым постам и смогут хорошо исполнять свои обязанности. Так все должности были заполнены.
Возможно, что некоторые из главных вассалов и старших кланов не соответствуют занимаемым постам. Однако, ошибочно полагать, будто каждый может в свою волю выискивать их недостатки, а затем судить, порицать или клеветать на этих людей.
Ведь люди подобны травам и деревьям, которые один год цветут и плодоносят, а на следующий год — нет. у образованных родителей могут быть дети, лишенные способностей. С другой стороны, некоторые дети превосходят своими талантами родителей. Так было с незапамятных времен.
Едва ли можно думать, что господин не замечает всех этих недостатков. Но он не забывает о заслугах поколений предков данного человека и проявленной ими верности и потому назначает его на высокий пост. Это, несомненно, оправданно и справедливо, и любой вассал должен быть благодарен господину.
Поэтому, даже если слышишь от главных вассалов или старших клана какую-нибудь глупость и полагаешь, что это нельзя оставить просто так, следует сдерживать свои побуждения и должным образом вести себя. Тем более не следует допускать ни единого слова обвинения в адрес господина, каким бы неразумным ни казалось то, что он говорит.
Главные вассалы и старшие клана говорят от имени господина, поэтому их слова нужно воспринимать как приказ самого господина. Между господином и его ^19 вассалами — пропасть, и потому следует облекать свои мысли в слова как можно более вежливо и тактично. Настоящий самурай всегда помнит, что говорить грубости тем, кто занимает высокие посты главных вассалов и старших клана, вне зависимости оттого, насколько ты можешь быть прав, значит проявлять вопиющую непочтительность к господину.
Чиновников, исполняющих различные обязанности, не всегда выбирают в зависимости от родословной и положения родителей. Нередко их отбирают из самураев клана, руководствуясь исключительно личными способностями и талантами. Однако, наряду с теми людьми, которыми господин доволен и которых он собирается постепенно приблизить к себе, могут быть выдвинуты и молодые незрелые люди. Они порой проявляют непонимание, беззаботность и отсутствие проницательности, но не следует осуждать, хулить, злословить или высмеивать их. Вне зависимости от природных способностей такого человека все его недостатки следует объяснить молодостью.
Те, кто занимают посты главных вассалов, старших клана и другие высшие должности, отдают приказания от имени господина, и потому плохо говорить о них — это все равно что клеветать на самого господина. Более того, может случиться так, что тебе понадобится помощь этих людей, и тогда ты волей-неволей вынужден будешь проявить сдержанность, упереться руками в пол, низко поклониться и смиренно попросить помочь. В таком случае разве не должен будешь ты позабыть о том, что прежде исподтишка клеветал и смеялся, и произнести слова, достойные самурая? Обо всем этом следует тщательно поразмыслить.
Мои слова предназначены тем, кто намеревается вступить на Путь Воина.
9. Никогда не поворачивай ноги в сторону своего господина
Путь верности и сыновней почтительности свойственен не только самурайскому сословию. Среди крестьян, ремесленников и торговцев верность и сыновняя почтительность также присутствуют в отношениях хозяина и слуги, отца и сына.
Однако, для крестьян, ремесленников и торговцев правила этикета и манеры вторичны. Так, например, когда сын или слуга сидит рядом со своим отцом или хозяином, никто не обращает внимания на то, сидит ли он скрестив ноги, держит ли руки в карманах или говорит не опустив руки на пол. Достаточно того, что он не имеет недостойных помыслов и искренне уважает своего родителя или хозяина. Таков Путь верности и сыновней почтительности среди трех сословий.
В Бусидо верность и сыновняя почтительность не могут считаться исполненными полностью, если не соблюдается этикет, пусть даже они и сохраняются в сердце. Тому, кто хочет стать самураем, недопустимо вести себя грубо и пренебрежительно по отношению к родителям, а тем более — перед господином. Верность и сыновняя почтительность самурая должны быть непоколебимы. Он не может позволить себе ни малейшей грубости, даже если господин или родители не видят его.
Где бы ни останавливался самурай на ночлег и где бы он ни ложился спать, он ни на мгновение не должен обращать ног в сторону своего господина. Точно так же, когда он кладет на землю копье или алебарду, они не должны указывать острием в сторону господина.
Кроме того, если самурай лежит, и вдруг слышит разговор о делах своего господина или сам начинает рассуждать о них, он обязан немедленно сесть, а если он сидит развалясь — сразу же выпрямиться. Только такое поведение приличествует самураю. Но если человек вытягивает ноги в сторону своего господина, если он говорит о своем господине, развалясь на циновке, если он без должных церемоний принимает письмо, написанное родителями, если он читает письмо лежа или скрестив ноги, а потом отбрасывает его в угол или чистит им светильник— это значит, что он лишен прямоты и честности, чувства верности и сыновней почтительности и не достоин называться самураем. Такой человек не знает, что значит долг, ибо не различает себя и других.
Встречаясь с людьми из далеких мест или других кланов, такой человек запросто будет говорить им плохое про клан своего господина. Если совершенно незнакомый человек заведет с ним дружбу, он с радостью и без малейшего стеснения будет порочить и высмеивать своих родителей и родственников, клевеща на них. Рано или поздно господин или родители накажут его, или же он попадет в беду и примет смерть, недостойную имени самурая. И даже если он останется жив, жизнь его будет бесполезна и бессмысленна, и когда-нибудь его обязательно постигнет несчастье. И это справедливо.
В период Кэйтё (1596-1611) среди вассалов Фуку-сима Саэмон Тафу Масанори был отважный самурай по имени Кани Сайдзо. Он командовал пехотинцами, и в его обязанности входила защита ворот Куроганэ внутреннего замка Хиросима, что в Гэйсю. Он нес службу днем и ночью, но был уже стар, и потому иногда ложился вздремнуть. Однажды, когда он спал, к нему пришел паж господина Масанори и принес ему фазана. Он объяснил, что птицу во время охоты схватил ястреб самого господина, и вот теперь господин посылает добычу Сайдзо. Услышав его слова, Сайдзо вскочил, надел лежавшее рядом с ним хакама, повернулся лицом к замку и с должными церемониями принял подарок со словами благодарности господину. После чего набросился на пажа: «Негодный глупый мальчишка! Господин пожелал передать мне подарок. Как же ты посмел не объявить об этом должным образом и передать его мне, когда я лежал! Твое счастье, что ты еще мал, а то бы я задал тебе трепку!» Мальчик в испуге убежал и рассказал обо всем остальным пажам. Так история дошла до самого господина Масанори, который вызвал пажа и расспросил, как было дело. УС-лышав рассказ мальчика, Масанори произнес: «Ты нарушил этикет, и вполне понятно, что Сайдзо вышел из себя. Я желал бы, чтобы все самураи провинций Аки и Бинго были похожи на Сайдзо. Тогда не осталось бы ничего, чего они не смогли бы свершить».
Эти слова предназначены тем, кто хочет вступить на Путь Воина.
10. Думая о сражении, не позволяй себе расслабиться
Долг самурая, и знатного, и низкого ранга, состоит, в первую очередь, в том, чтобы сражаться на поле брани и строить укрепления. В эпоху Сражающихся Царств вся страна находилась в состоянии войны, сражения происходили днем и ночью, и у воина не было ни единого дня для передышки. Воины не только сражались, но и строили укрепления. И знатные, и низкие рангом самураи без устали сооружали крепости, копали рвы, устанавливали частоколы, боевые и пограничные заграждения. Они отдавали все свои силы.
Ныне, в мирное время, нет сражений и битв, и потому нет необходимости строить укрепления. Теперь самураям всех рангов предписано исполнять иные обязанности: нести охранение, быть рядом с господином, служить посыльным или даже просто находиться в каком-то определенном месте. Некоторые сомневаются, приличествует ли исполнение этих обязанностей настоящему самураю. Можно уверенно сказать, что такие люди понятия не имеют об основном долге самурая — сражаться на поле боя и строить укрепления. Они будут ворчать и жаловаться, когда сёгунат прикажет их господину помочь в строительстве укреплений, и господин попросит своих вассалов разделить с ним часть трат, причем даже если от них потребуют совсем небольшую сумму. Это происходит оттого, что такие люди не понимают, в чем состоит первейшая обязанность воина.
Более того, некоторые считают утомительным исполнение повседневных обязанностей сторожевого, слуги или посланника. Не будучи серьезно больными, они позволяют себе не ходить на службу и без зазрения совести просят других помочь им, не задумываясь о том, что тем самым доставляют им неудобства. Или же, скупясь на траты, необходимые во время путешествия, они прикидываются больными и перекладывают ответственность и расходы на других. Появившись же в конце концов на службе, они не обращают внимания на презрительные усмешки товарищей.
Кроме того, встречаются и такие, которые находясь на службе или имея поручение от господина, съездить в какое-то место неподалеку, не испытывая никакого стыда, в открытую жалуются своим товарищам на то, что их заставляют дважды отправляться в одно место или что на улице ветер и дождь. Подобные люди пренебрегают своим долгом, забывая о том, что самурай обязан отдавать службе все свои силы. Они — не что иное, как презренные лакеи и слуги в обличий самурая.
Как бы ни были трудны обязанности, следует ли их исполнять дома или сопровождая господина в поездке, в этом нет ничего особенного. Почему? Когда самураи, рожденные в эпоху Сражающихся Царств шли в битву, летнее солнце раскаляло их доспехи, зимние холодные ветры обжигали их кожу, казалось, все беды и напасти противостояли им. И они не могли ни уйти с поля боя, ни предотвратить жару и холод. Они спали на горных тропах, вместо тюфяков положив под голову доспехи. Их нещадно хлестали дожди и снега. Они ели лишь сухой рис и соленый суп, и при этом терпели невероятные трудности и лишения как на поле брани, так и при осаде и защите крепостей и замков. В сравнении со всем этим упомянутые выше обязанности воина в мирное время необычайно легки. Поэтому, как же сможет тот, кто с дрожью думает даже о своих отнюдь не непосильных повседневных обязанностях, вынести тяготы битвы или далекого похода? И разве подобного чувства не следует стыдиться, опасаясь презрения настоящих воинов?
Тот, кто родился в доме самурая, не должен расставаться со своими доспехами ни днем, ни ночью, он должен спать в горах, на равнинах и берегах рек. Однако и знатные, и низкие ранги, рожденные в мирное время, летом спят под защитой сеток от москитов, а зимой — под теплыми одеялами. И утром, и вечером они едят всего вдоволь и ведут беззаботную жизнь. Все это можно считать великим счастьем, и потому нет никаких оснований относиться к охране дома господина, сопровождению его во время путешествия или к исполнению обязанностей посланника как к чему-то трудному и обременительному.
Вот почему главный вассал клана Такэда Сингэ-на из Каи по имени Баба Мино-но Ками, великолепный лучник, повесил на стене своего дома следующие слова: «Все время жить на поле битвы». Говорят, что он следовал им каждый день.
Мои слова предназначены тем, кто намеревается вступить на Путь Воина.
11. Пусть тебя не расслабляет продолжительная служба
С давних времен говорят «священнослужитель и самурай», и тот, кто желает понять, почему эти слова стоят рядом, увидит, что между ними есть сходство.
Простым дзэнским монахам дают титулы дзасу и сюсо точно так же, как простых самураев назначают на самые низкие посты. Продвигающиеся вверх по иерархической лестнице священнослужители получают титулы танрё и сэйдо точно так же, как самураи получают титулы мэцукэ, цукайяку, кумигасира и катигасира. Наконец, священнослужителя, носящего цветное одеяние, держащего символы той или иной школы и наставляющего множество монахов называют тёро или осе. Воина же, которому вверили знамена, боевой плащ и жезл командующего, который отдает приказ начать битву и управляет войсками, называют самураи дайсё, асигару дайсё или одним из шести бугё.
Таким образом, между организацией буддийских монахов и самураев есть сходство, вот почему мы и говорим «священнослужитель и самурай».
Если же речь идет о дисциплине обучения, то можно сказать, что уровень обучения воинов на порядок ниже, чем монахов.
Ведь у буддистов человек еще послушником покидает своего учителя, путешествует по разным храмам, встречается с учеными и знаменитыми настоятелями и усиленно занимается медитацией. Получая сан танрё, сэйдо, тёро и осе и даже становясь настоятелем главного храма школы, человек неустанно овладевает все новыми и новыми знаниями в ожидании своего ухода из этого мира. Вот подлинная дисциплина.
Хотелось бы, чтобы так же обстояло дело и с военным сословием. Однако же те, кто посвящают себя учению и еще не имеют ни постов, ни предписанных обязанностей, почти всегда или получают от родителей наследство, или становятся главами домов после того, как отец удаляется от дел. У них значительное содержание и они не нуждаются ни в одежде, ни в еде, ни в жилище. Еще в молодости они заводят семью и спят день и ночь. Если уж они даже не прилагают усилия к изучению боевых искусств — что является первейшим долгом самурая — то что уж говорить о тактике и стратегии, вещах куда более далеких. Так они скользят изо дня в день, из месяца в месяц. Месяцы обращаются в годы, и вот они уже лысеют и седеют и принимают вид почтенных старцев.
Когда такого человека назначают на какую-нибудь должность, даже на незначительный пост цукай-бан, он просто не знает, что делать. С помощью младших чиновников и подчиненных он кое-как справляется со своими обязанностями. Но если ему поручают какое-нибудь трудное дело, например, назначают посланником в отдаленную провинцию, он приходит в ужас и не в состоянии должным образом подготовиться к поездке. Благодаря своим подчиненным ему удается узнать существующие правила и раздобыть сведения о том, как это делалось в прошлом. В конечном счете ему, может быть, и удастся выполнить поручение, по счастливому стечению обстоятельств избежав беды. Однако подобное поведение нельзя назвать соответствующим духу Бусидо.
Обязанности воина ограничены; поэтому, если простой самурай еще не получил приказания от господина и ничем не занят, он должен размышлять о том, какого рода дело ему могут поручить и чего хотел бы господин. Самурай должен думать о том, как наилучшим образом выполнить то или иное дело. Если среди его родственников есть умудренные опытом люди, то, встречаясь с ними, он должен не болтать о пустяках, а настойчиво расспрашивать о том, с чем он может столкнуться в будущем, и запоминать все подробности. Если сохранились какие-либо древние записи о том, как надлежит исполнять то или иное поручение, самурай должен собрать их, прочитать и скопировать для себя, даже если в настоящий момент они кажутся ненужными.
Если самурай будет таким образом постигать сущность вещей, он всегда найдет правильное и наилучшее решение в любом деле, какое бы ему ни доверили.
Более того, в обычных условиях еще можно вести дела, будучи зависимым от советов младших чиновников и подчиненных и опираясь на их помощь. Но если случится что-нибудь неожиданное или нагрянет беда, опереться на помощь и руководство знающих людей окажется невозможно, и тогда, придется все решать самому.
Так, во время военного похода занимающий пост цукайбан должен оценивать количество участвующих в сражении войск, правильность боевого построения, сильные и уязвимые места замка, преимущества и неудобства местности и возможные перспективы победы. Так, с древности говорили, что пост гунси — очень трудный.
Что касается цукайяку, то многие ошибки являются большей частью следствием его собственной самонадеянности и неосмотрительности, даже если учесть, что разведка сообщила неверные сведения. Имеющие же ранг асигару и выше — те, кто обладают жезлом командующего, двигают огромными массами войск и управляют битвой — поистине занимают высокий пост. Великий древний закон войны гласит, что победители будут вселять ужас, а побежденные — дрожать от страха. Поэтому жизнь и смерть множества людей зависят от приказов командующего.
Понимать это и брать на себя обязанности командующего, самонадеянно поставив себя выше всех остальных самураев, — вот худшее из преступлений.
Это все равно как если бы дзэнский наставник вел себя как простой монах, пренебрегал бы Учением и, опираясь на помощь подчиненных по иерархии и щеголяя лысой головой, достиг бы поста тёро и осе, носил бы цветное одеяние, владел бы священными символами и наставлял бы множество монахов.
Мнимый наставник, занимающий высокий пост в буддийском мире и совершающий что-то из ряда вон выходящее, сразу же превратился бы в посмешище для учеников и опозорился бы, — а ведь он не приносит бед подчиненным.
Совсем иначе обстоит дело среди самураев: ведь дайсё, гасира и бугё, занимающие военные посты, равные по значимости осе, совершая ошибки в командевании войсками и исполнении маневров, подвергают риску жизни своих воинов и союзников и могут проиграть сражение. Приносимые ими беды поистине неисчислимы.
Все это необходимо хорошо понимать. И если человек хочет стать настоящим самураем, то даже будучи простым солдатом и еще не занимая должности, он должен в свободное время изучать не только боевые искусства, но и постигать стратегию и тактику, а также тайные принципы ведения войны. Он должен учиться и воспитывать себя так, чтобы быть в состоянии исполнить любые обязанности, даже обязанности командующего.
Эти слова предназначены тем, кто намеревается вступить на Путь Воина.
12. Как пользоваться властью господина
Говорят, что самурай, находящийся на службе, порой пользуется властью своего господина. Но бывает и так, что он ворует эту власть. Порой господин передает свою власть самураю. А иногда вассала вынуждают украсть власть у господина. Причины всему этому следующие.
Самураю могут поручить какое-то важное дело. Если он молод, имет низкий ранг или не пользуется уважением других вассалов, он не сможет выполнить возложенное на него дело, не взяв власть господина. Временно прикрыться именем господина, опереться на его влияние и силу и исполнить свой долг ради блага господина — вот что называется «воспользоваться властью господина».
Когда дело обстоит так и все те, кто причастен к нему, понимают это, а господину не нанесено никакого вреда, следует сразу же передать власть обратно господину и вернуться к исполнению своих прежних обязанностей, обладая той властью, которой данная должность наделяет человека.
Однако, случается и так: человек, объявляя, что уполномочен таким-то и таким-то господином, требует почтения не только от своих подчиненных, но и от самураев других кланов, наслаждается своей властью и становится жадным от осознания того, что обрел тайную силу, позволяющую повелевать людьми. Такой человек лишь пожинает плоды авторитета господина и потому «ворует власть господина».
Далее, бывают случаи, когда, в соответствии с ситуацией, господин намеренно передает свою власть кому-нибудь из вассалов, делая вассала более влиятельным и могущественным. Подобных примеров в истории немало: многие известные даймё и мудрые полководцы поступали так. Мы назовем это «передачей власти господином».
Когда дело сделано и наказ господина исполнен, власть, которую передал господин, следует вернуть обратно. Но если господин настойчив или если он передал власть на долгое время, может случиться так, что вернуть власть становится трудно. В конце концов, власть переходит к вассалу. Об этом говорят: «вассал украл власть у господина». Когда происходит подобное, это не только величайший позор для господина, но и источник многих потерь и бед.
Во-первых, если вассалу передано слишком много власти, авторитет господина блекнет. Самураи низких рангов в конце концов решат, что все — включая дела самого господина — зависит от этого вассала и что они должны в первую очередь заручиться его поддержкой и разрешением. Но на небе не могут сиять два солнца, и потому подобное недопустимо.
Во-вторых, все самураи и младшие члены клана сочтут необходимым снискать расположение данного вассала и будут пренебрежительно относиться к делам господина. Тогда отношения между хозяином и слугой ослабнут, в клане не останется преданных и справедливых воинов, и если нагрянет беда, господину будет не на кого положиться.
В-третьих, не только самураи, занимающие незначительные должности, но и приближенные к господину и имеющие высокие посты станут бояться власти одного вассала и начнут лебезить перед ним. Даже зная о том, что то-то и то-то плохо для господина, они не осмелятся ничего сказать вслух и, сожалея об этом в глубине души, будут лишь шептаться со своими близкими друзьями и помощниками. Ни один из них не выступит и не объяснит господину, что данный вассал жаден, себялюбив, несправедлив и купается в роскоши. Тогда, если господин продолжает считать, что вассал все делает правильно, и не может оценить ситуацию, несчастье обрушится на него и все люди будут презирать его как человека, который не понимает людей и который не имеет права называтьсятосподи-ном или командующим. Более того, в своей надменности такой вассал не будет ни уважать мнения господина, ни учитывать того, что видят, слышат и думают его помощники. Он будет льстить нижестоящим и посылать подарки своим друзьям (за счет господина), а присылаемые в ответ дары сочтет своими. Он будет отправлять людям из других кланов и земель сакэ, рыбу, чай и пирожные «со стола господина». Он станет считать своей собственностью не только то, что принадлежит ему, но и то, что принадлежит господину. Благосостояние господина окажется подорванным, и он понесет потери.
Очень важно, чтобы самурай, понимающий все это, будучи замеченным и обласканным господином, оставался скромным и смирял свою гордыню, чтобы он не желал ничего, кроме утверждения славы и власти господина.
Древние говорили: «Верный вассал знает о существовании господина и забывает о существовании самого себя». Если при каких-то обстоятельствах случится так, что господин передает тебе свою власть, следует не пользоваться ею слишком долго и в должное время вернуть господину, дабы не заслужить прозвище вора, укравшего власть у господина. Это необходимо твердо запомнить.
Мои слова предназначены тем, кто намеревается вступить на Путь Воина.
13. Умение и усердие
Господину служат три типа самураев. Это самураи преданные, самураи добросовестные и самураи преданные и добросовестные.
Преданный самурай по крайней мере один раз в своей жизни совершит то, что не под силу никому другому. Господин обратит внимание на его заслуги, да и верхи заметят его усердие. Тогда, даже если самурай плохо справляется со своими повседневными обязанностями, за особые достоинства его будут почитать как настоящего воина.
Добросовестный самурай едва ли способен на великий подвиг. Тем не менее, он всегда на стороне своего господина. Он не только днем и ночью прилежно исполняет возложенные на него обязанности, но с охотой и без малейшего пренебрежения исправляет ошибки и недостатки других. Он искренне и внимательно делает свое дело. Таков добросовестный воин.
Наконец, есть воины и преданные, и добросовестные одновременно. В глубине своего сердца такой самурай исполнен верности, а внешне он отдает все силы повседневным делам, подобно лошади, у которой два стремени. И хотя самураев, о которых мы говорили выше, отличающихся чем-то одним — либо преданностью, либо добросовестностью — нельзя назвать плохими, они не идут ни в какое сравнение с теми, кто соединяет в себе оба качества.
Постигший это и поступивший на службу господину должен ставить своей целью быть воином, соединяющим в себе и преданность, и добросовестность. Тот же, кто не смог стать ни одним из трех — бездельник в обличий самурая.
Мои слова предназначены тем, кто намеревается вступить на Путь Воина.
14. Превосходить других
Человек, желающий стать самураем, вне зависимости от того, знатен он или нет, должен хорошо понимать смысл иероглифа «побеждать». Но иероглиф «побеждать» имеет также значение «превосходить». В любом случае, того, кто ни в чем не превосходит других, нельзя назвать настоящим воином.
Например, если человек долгие годы отдавал все силы постижению боевых искусств, то даже если он и не достиг высшего мастерства, он, несомненно, неплохо ими владеет, и потому можно сказать, что он превзошел других. С другой стороны, если кто-то на службе господину выделяется среди товарищей и хорошо исполняет свои обязанност
[показать]