И ноют кости, трещит по швам сердце, желая проломиться наружу, зашкаливают герцы кровеносной системы, ты разваливаешься на обрывки, на кусочки, на шматки, болят ноги, истрёпана кожа и душа, если честно, не первой свежести. Ладони пахнут сигаретами, на кирпичах стен чужого подъезда - нарисованные детской рукой добродушные рыбы и тут же гордо подписанные - и чтобы все знали, что именно ты нарисовал, а не кто-то другой. Внутри штормит море, оно отражается в твоих выпуклых глазах.
Но каким лёгким ты себя ощущаешь. Ты наполнен всеми ветрами мира. Ночной город поместится у тебя в кармане, будет висеть на шее, как кулон. Тебя мчат сквозь дома, сквозь людей и вывески, ты только смеёшься, тебя ни за что не сломать.
И ты можешь летать. Высоко-высоко. Это очень легко. Пушистые звёзды шекочут твои ступни. Шёпот леса оседает на твоей старой одежде.
Только немножко страшно от ощущения бесконечного полёта.
Ты пахнешь летом, солнцем и немножко - луною. И немножко - снегом с высоких норвежских гор.
Холмы выгибают спины, как большие ласковые кошки, угольные вороны мягко планируют с осенних деревьев и летят дальше, через реку, по которой всегда плывёт пароход.
У тебя ключи от всех людей, а все люди - музыкальные шкатулки и ты можешь услышать музыку каждого, и ни в ком нет ни горькой тишины, ни молчащей пустоты, все прекрасны по-своему, все люди - музыка. Ты хозяин оркестра.
Но одновременно ты маленький, беспомощный, висишь на краю пропасти, которая норовит сожрать тебя, и ужасно устал держаться, и так хочется, чтобы всё наконец-то кончилось.
И кажется - ну вот, ещё день, и всё будет ясно, нет ничего важнее исхода этой игры, либо упадём и разобьёмся на цветные осколки, либо будем вечно жить, пить дожди, влюбляться в моря.
Хотя даже если проиграем - всё равно будем победителями, выкарабкается из пропасти, покажем ей язык и уйдём куда-то, где все умеют летать и извлекать музыку из людей.
Ну а если иначе было бы - иначе мы бы не родились вообще.