Азартные игры известны с глубокой древности, карточные же не первый век находятся на особом положении — они непременный атрибут изысканной праздности. История происхождения игральных карт доподлинно неизвестна и теряется в различных версиях. Одни историки полагают, что они были завезены в Западную Европу из Индостана кочующими цыганами, другие считают, что карты проникли к нам из страны сарацинов, где этот вид игры наименовался «наиб», третьи утверждают, что родина карт — Китай, где они были известны задолго до Рождества Христова. Так или иначе, но в Европе карты ходили уже с начала XIII века.
В Италии, Швейцарии и Франции использовались карты «тарокко», состоявшие из 78 листов с изображениями чаш, динариев, палок и мечей, а также аллегорических фигур средних веков христианской эры, символизирующих козырную масть. В Испании карты именовались «найпес» и состояли из 48 листов. В Германии долгое время в колоде было 64 листа с двумя десятками козырных, носивших имена дьявола, смерти и подобных аллегорических персонажей. Кроме того, на немецких картах, помимо королей, дам и валетов, изображался еще один ряд символических фигур — рыцари.
Согласно легенде, карты нынешнего вида были придуманы, а вернее усовершенствованы во второй половине XIV столетия, а их «автором» считается королевский шут и живописец Жакелин Гренгонер, который нарисовал три новые колоды карт для забавы слабоумного Карла VI. Однако эти карты для игры были не вполне пригодны: в новых колодах, состоявших из аллегорических фигур, тузов и восьмерок, королевскую корону имел только один король — бубновый, изображавший Карла VI — все же прочие монархи носили короны герцогские. Валеты в колоде Гренгонера изображали влиятельных в то время придворных, дамы, соответственно, фрейлин королевы, а вот пиковая дама была «при печальном интересе», имела на голове высокую шапку с короной над ней, а на ногах вместо пальцев — дьявольские когти, и была подозрительно похожа на Изабеллу Баварскую… Карты были изготовлены с большим искусством, недаром Гренгонер получил за них 1500 серебряных иоахимсталеров — по пятьсот монет за колоду.
К слову сказать, колода Гренгонера вскоре после изобретения приобрела скандальную известность: отель Нельской башни, где некоторые жители Парижа использовали карты шута для азартной игры, получил дурную славу, а после и вовсе превратился в притон мошенничества и разврата. Суть игры заключалась в следующем: поставивший некую сумму на определенную масть выигрывал, если три или четыре карты этой масти следовали непосредственно за картой, с которой был начат кон.
В 1397-м году карты во Франции запретили, однако в начале XV столетия карточные игры на деньги возобновились, однако изменились правила. Теперь в основе игры лежала идея сражающихся сторон, каждая из которых состояла из восьми солдат (2-9 очков), валета, шталмейстера королевы, дамы и короля, а тузы служили знамёнами каждой масти, причем королю, даме и валету давали имена исторические. Не исключено, что таким нехитрым способом многие игроки пытались поправить свое материальное положение, пошатнувшееся из-за затянувшейся войны между Англией и Францией.
Интересно, что первоначально рубашки игральных карт были чистыми, узоры наносились только на обратной стороне испанских и итальянских карт. Узоры эти носили ещё одно название — крап, откуда и пошло понятие «крапленые», которое, впрочем, с появлением шулеров, приобрело совсем иное значение. Из Европы игральные карты вывозились и в Америку: в Соединенные Штаты из Англии, в Канаду из Франции, а Испанские карты, так называемые «гомбре», в большом количестве делали в Германии для вывоза в Южную Америку, Мексику и Калифорнию.
В России карты были известны с XVI века, а первыми картами, появившимися у нас, стали «тарокко», изобретенные в Ломбардии, провинции Таро (откуда и их название), и завезённые к нам из Польши. Тарокковые карты представляли собой самые странные фигуры и применялись в Европе для составления так называемой «большой игры» (grond jeu) у карточных гадальщиц. Завезённые в Россию игральные карты поначалу не пользовались особой популярностью, значительно более в то время была распространена игра в зернь (кости). Однако со временем карточная игра приобрела множество поклонников в России, а в царствование Михаила Федоровича была даже допущена ко двору. И это в православной России, где азартные игры подвергались осуждению, и воеводам даже было предписано наказывать людей, увлекающихся ими!
В царствование Алексея Михайловича азартные игры — как в зернь, так и в карты — строго преследовались, пока, наконец, совсем не были запрещены. Преследование это было вполне оправдано: игры являлись любимым занятием лентяев и гуляк, негодяев и развратников, пристанищем которых были корчмы и кабаки с тайными помещениями для игры. Но даже при Алексее Михайловиче интерес к легким деньгам для пополнения казны однажды пересилил нравственную брезгливость власти, и в 1667-м году в Сибири зернь и карты были отданы на откуп. Впрочем, уже в следующем году власть устыдилась такого положения вещей, и государь наложил окончательный запрет на все азартные игры.
Петр I сам в карты никогда не играл и карточной игры при своем дворе не терпел, однако полного запрета на заморскую забаву при великом императоре не было. По указу государя предписывалось лишь в армии и во флоте не проигрывать в карты более одного рубля. Таким максимальным выигрышем Петр надеялся сдерживать азарт игроков. А вот в царствование императрицы Анны Иоанновны при дворе опять вошла в моду игра в карты и любимцы государыни Бирон и Остерман играли на крупные суммы с иностранными послами в «фаро» и «квинтич». Эта мода сохранилась и при Елизавете, граф Алексей Разумовский, например, почти ежедневно играл в карты и часто проигрывал большие суммы и тогда, если был навеселе, нередко поколачивал своих партнеров. В то время в Санкт-Петербурге уже существовало множество игорных домов и некоторые из них вели свои дела открыто.
При Петре III карточные игры уже не имели такого размаха как при Елизавете — особым указом он запретил такие азартные игры как «фаро», «квинтич» и им подобные. Карточная игра разрешалась лишь в знатных дворянских домах и то на самые малые суммы, единственно для времяпрепровождения и в такие игры как «ломбер», «кадрилия», «памфил», «контру» и «пикет». И если в царствование Елизаветы игра в «фараон» составляла занятие всех придворных дам с утра до поздней ночи, то при дворе Петра III такого уже просто не могло быть.
В царствование же Екатерины II, несмотря на запреты, азартная игра велась даже при дворе, а оттуда распространялась во все слои общества. Как повествуют современники, азартные игры хотя и были запрещены законом, но правительство смотрело на это сквозь пальцы и редко преследовало игроков. В то время вошли в моду такие игры как «рест», «макао», «штос», «рокамболь», «тентере», «а-ла-муш», «гора», «вент-ен» и «юрдон» (самая азартная: от нее и пошло слово «проюрдонился»), и совершенно вышли из моды «басет», «марьяж», «тресет», «три листа», «шнип-шнап-шнур» и другие старые игры.

Почти все сановники императрицы были большие охотники до карточной игры, так, например, канцлер Безбородко нередко целыми днями и ночами просиживал за карточным столом, хотя и не был особенно удачлив в игре, а в числе самых азартных московских игроков значились князья Д. Голицын, А. Урусов, М. Хованский, В. Сибирский, И. Шаховский, А. Мещерский и другие видные вельможи. Таких «ловцов удачи» невозможно было остановить никакими указами и запретами, хотя Екатерина II и пыталась это сделать.
Азартным игроком был и светлейший князь Потёмкин-Таврический — фаворит императрицы, — и нередко оплачивал свой проигрыш не ассигнациями, а бриллиантами. Это ему принадлежала идея устроить в залах Эрмитажа праздник Азора, в честь рождения первого внука императрицы (13 февраля 1778-го года). В залах были расставлены карточные столы, приготовленные для игры в «макао», и на каждом из них стояла коробка с бриллиантами, а гости были уведомлены о том, что каждая «девятка» будет оплачена камнем в один карат.
От высшего света не отставали и другие слои общества. По свидетельствам современников карточная игра при Екатерине II распространилась до невиданных размеров, особенно в последние годы правления императрицы. Дворяне, а в свободное время и чиновники, почти только то и делали, что сидели за картами: мужчины, женщины и даже дети! В Москве, например, доходило до того, что в публичных собраниях, клубах и маскарадах музыка играла не более часа, поскольку почти никто не танцевал, стремясь поскорее занять своё место за столом зелёного сукна. Во многих дворянских домах по ночам кипел банк. Быстры и внезапны были переходы от роскоши к разорению, и тогда уже казённый ломбард всё больше и больше наполнялся закладом крепостных душ…
В те же времена участились случаи проигрыша казенных денег — причем, баснословных!, — а также развелось множество ростовщиков-менял, которые увивались около несчастливцев, проигрывающих свои имения, предлагая деньги под залог недвижимости и драгоценностей. Естественно, желая отыграться, несчастные закладывали своё имущество и теряли последние средства к существованию.
В екатерининские времена появилось немало шулеров-иностранцев, проникавших даже в высший свет. Известен случай с князем Сапега, проигравшим почти всё своё многомиллионное состояние двум заезжим далматинцам, неким графьям Зановичи (в Венеции портреты хорватов Зановичей были повешены рукою палача на виселице, — ведь здесь они начинали свои «карточные фокусы» и отсюда пошла о них дурная слава). Подобной «популярностью» пользовался и некий барон Жерамбо. Он писал латинские стихи и ездил на собаках, а ходил в фантастическом черном костюме, отделанном серебром и вышивкой с изображением мертвой головы. Своих партнеров по игре этот человек «раздевал» буквально до последней рубашки. Впрочем, и отечественные шулера ни в чем не уступали иностранцам. В Петербурге жил один из таких шулеров, окруженный роскошью и друзьями. Говорили, что в кабинете его великолепного дома среди полотен кисти первых мастеров Европы красовалась в золотой раме пятерка бубен, повешенная хозяином в знак признательности за то, что она однажды помогла ему выиграть миллион рублей на одной из ярмарок.
При Екатерине II в Петербурге существовало восемь немецких карточных фабрик, изготовляющих карты отменного качества стоимостью 2 рубля 60 копеек за дюжину. Однако они не могли удовлетворить аппетитов общества — карты раскупались быстро и без остатка. Позднее, в царствование императрицы Марии Федоровны, учрежденная под её покровительством Александровская мануфактура стала производить по 14 000 колод ежедневно, насыщая возрастающие потребности любителей карточной игры.
В царствование императора Павла II, в отличие от правления Екатерины, азартные игры преследовались достаточно жестко. По его указу полиции надлежало являться в дома, где велась карточная игра, и арестовывать игроков. Однако и такие строгие меры не могли остановить искателей фортуны — карточные игры не прекращались. Страсть к азартным играм пытался остудить и вошедший на престол Александр I, выпустив указ «об истреблении непозволительных карточных игр», в котором, в частности, говорилось: «толпа бесчестных хищников, обдумав разорение целых фамилий, исторгает из рук неопытных юношей достояние предков, веками службы и трудов уготованное». При Александре I граждан, уличенных в азартных играх, предписывалось брать под стражу и отдавать под суд. Особенно славилась в те годы дорога на Петергоф, в трактирах вдоль которой, чуть ли не круглосуточно велась ожесточенная карточная игра, что, впрочем, было неудивительно. Гвардейские полки располагались в Стрельне и в Петергофе, а ездить в Петербург без разрешения Великого Князя ни младшим, ни старшим офицерам не дозволялось. Вследствие этого обстоятельства, не только все трактиры Петергофского тракта, но и все почтовые станции были заполнены «искателями удачи» в эполетах, любивших, как тогда говорили, «посушить хрусталь» и «попотеть на листе», а, проще говоря, пометать банк от зари до зари. В иные дни отыгранных карт по углам трактиров накапливалось столько, что ими набивали мешки и убирали подальше от любопытных глаз…
Однако нигде в Российской Империи азартные игры не достигали такого размаха, как в Первопрестольной, где беспрестанно случались самые скандальные истории, связанные с картами. Так, например, в начале XIX века в Москве был накрыт полицией большой игорный дом, содержателем которого являлся некий мсье Дюкро, более известный любителям пометать банк под именем Перрена. Этот Дюкро-Перрен был большой мастер своего дела — выдавая себя за несчастного эмигранта, потерявшего всё своё состояние в период французской революции, он, без сомнения, будучи ловким мошенником, сколачивал и приумножал новое состояние уже в России, за карточным столом, заманивая в свои сети многих молодых людей из аристократических семей. Этот скандал тем более приобрёл известность, поскольку в числе жертв мсье Перрена оказался и князь А.Н. Голицын — внук фельдмаршала Михаила Михайловича. Несознательный отпрыск князя, проигрывая Перрену раз за разом сотни тысяч рублей, подписывал деловые расписки не читая, а между тем сумма проигрыша была не прописана, а состояла из цифр, что давало хитрому французу возможность приписывать к означнной сумме лишний нолик, а то и два. В итоге А.Н. Голицын, владеющий 24 000 крепостных душ, чуть было не промотал в игорном заведении мсье Перрена всё своё состояние! Скандал окончился арестом Дюкро-Перрена и высылкой его из России.
Интересно, что проделки карточных мошенников порою не ограничивались только карточным столом. В 20-е годы XIX столетия широкую огласку получила скандальная история, связанная с неким Чивеничи, ловким шулером, хорошо известным (в определенных кругах) как в Москве, так и в Петербурге. Этот Чивеничи, подделав подпись самого Александра I, изготовил подложный рескрипт (письмо императора) на имя богатейшего грека Сивениуса, проживавшего в Москве. В рескрипте Сивениусу предписывалось в связи с наводнением в Петербурге ссудить его величеству полмиллиона рублей «для вспомоществования пострадавшим от этого несчастия», передав деньги «подателю сего письма» и держать это обстоятельство в секрете.
Обрадованный таким вниманием к себе со стороны государя, Сивениус, не раздумывая, передал требуемую сумму в руки «императорского посланника», коим, разумеется, был сам Чивеничи. Получив деньги, мошенник укатил в Петербург, где тот же час устроил роскошную свадьбу, женившись на одной из выпускниц Смольного, с намерением сразу же после бракосочетания покинуть Россию и уехать в Париж. Однако обман вовремя раскрылся и Чивеничи вместо Парижа оказался в Петропавловской крепости. Вообще же, о плутнях шулеров и при Александре I и после него ходило множество историй. Кстати, по иронии судьбы, карточных мошенников в России часто называли «греками» в честь некоего дворянина Апулоса, который, будучи допущен ко двору самого Людовика XIV, был уличен в нечистой игре, за что и отправился в ссылку на галеры на 20 лет.
В заключение следует заметить, что, как известно, увлечение картами не обошло стороной и многих наших знаменитых соотечественников. Любил поиграть в карты «на интерес» и победитель Бонапарта Михаил Илларионович Кутузов, про которого говорили, что «и в картах князя Кутузова никто не перехитрит». До страсти увлекался карточной игрой молодой поэт Гаврила Романович Державин, часто проводя время за карточным столом с князем Вяземским, всем существом предаваясь модной тогда игре в «вист». Азартным игроком был и Александр Сергеевич Пушкин, который однажды приехав на бал, где намеревался встретиться с дамой своего сердца, решил до танцев немного попонтировать, да так и просидел за картами, забыв и о танцах и о возлюбленной… Ведь, как верно подметил поэт и литературный критик, князь Петр Андреевич Вяземский, — карточные игры в России являлись неким непреложным и неизбежным атрибутом тогдашней русской жизни.


Сергей Ховрин, журнал "Антикватория", №4(26) 2008 г.