Настроение сейчас - философско-агрессивное

вчера вдруг поняла, что хочу стать писателем. Взяла ручку и в течение часа написала несколько страниц. Получилось пять страниц какой-то фантастической ерунды. Вывод один: быть мне графоманом, а не писателем. выкладываю здесь то, что получилось.




Через сто пятьдесят шесть лет мир полностью очистится от скверны. Скверна, исходящая от рода женского, более не будет перегружать род человеческий грехами своими первородными. Каждый житель нашей планеты будет в полной мере наделен всеми правами и свободами, которых его лишили при рождении.
Женщины не будут вынашивать детей, потомство рода человеческого будет появляться на свет из специальных резервуаров. Скоро и сама мысль оплодотворения сперматозоидом женской яйцеклетки будет казаться абсурдной. Дети будут создаваться и выращиваться в специальных лабораториях.
Через сто пятьдесят шесть лет женщины будут полностью истреблены, стерты с лица Земли. Никто и никогда не вспомнит о том, что был на Земле такой вид животных.
И тогда мы, цивилизация человеческая, начнем свой победоносный шаг по Вселенной, ибо не будет среди на таких, что позорили бы наш облик. Мы покорим другие миры, ибо не будет в нас скверны. Род человеческий станет величайшим во Вселенной.



Меня зовут Гетта, фамилии и второго имени, если оно было, я не знаю. Может быть, и имя, которым меня называют, только кличка, которой подзывают животное. Свою мать я видела всего один раз в жизни, в колонии, это была случайная встреча. Говорят, она заражена какой-то сложной болезнью, получила облучение радиацией, и долгое время находилась под постоянным наблюдением ученых в Центральной лаборатории. Может быть, она и сейчас жива, влачит жалкое существование в очередной колонии или валяется в комнате с белым потолком, на наркотиках, ничего не помнящая и не понимающая. Говорят, что я похожа на нее. Правда, я не знаю, чем именно. Она зверски убила четырнадцать чиновников Управления, среди которых шесть принсипалов, - может быть, этим.
Вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет читать мое личное дело, но если это случится, знайте: я пишу эту жалкую записку, которая нам вместо могильной плиты и погребального венка, только в память того, что доктор Тисмен двадцать лет назад придумал ее как форму для всех живущих женщин. Он действительно хотел что-то для нас сделать.
Если вы читаете это и вы полноценная женщина, значит, мы победили. Если же нет…



США, Вашингтон, округ Колумбия. 24 августа 2054 года.
- Мы стоим на пороге великого открытия. Опыт, который мы сегодня проведем, решит судьбу человечества. От его результата зависит наше будущее. – седой мужчина в бифокальных очках стоял на трибуне, размахивая руками. – Мне очень приятно приветствовать вас сегодня на открытии новой лаборатории…
- Боже, он когда-нибудь замолчит? – Айрин обхватила голову руками, - как надоело его слушать! Моя голова сейчас расколется на куски!
- Потерпи, дорогая, - Дуглас погладил ее по плечу, - профессор Грин любит поговорить, но талантливый ученый!
- Да, конечно! – Айрин скорчила гримасу. – На защите моей докторской я только об этом и думала. Особенно когда он единственный из всей комиссии кинул черный шар!
- Не будь злопамятной, детка… Они начинают! Пойдем!
На возвышение в центре зала поднялись несколько ученых. Многих из них Айрин знала. Вот доктор Блисс, за ним идет ассистент Мерфи, доктор Чжен, доктор Стивенсон и еще двое неизвестных мужчин.
- Кто эти двое?
- Джонс и Смит, из Пентагона, - Дуглас нахмурился, - весьма неприятные люди. Все ходят, что-то вынюхивают, ищут нарушения.
Джонс и Смит с непроницаемыми лицами встали по бокам от стола, где проводился эксперимент. Остальные ученые явно чувствовали дискомфорт от их присутствия, но ничем этого не выказывали.
- Итак, начнем! – воскликнул профессор Грин.
Опыт начался. Айрин наблюдала с интересом. Это был опыт для исследований в области генной инженерии, то, чем она пока не занималась, но что ей было интересно. Грин утверждал, что если именно этот опыт удастся, детей можно будет «выращивать в пробирках». Сама идея, конечно, была хороша, но вот теория, которую разработал профессор, вызывала у Айрин дрожь. Теория гласила: если детей можно будет выращивать в пробирках, то сама необходимость вынашивать и рожать детей отпадает. В мире, где каждую минуту женщина делает аборт, такая возможность просто чудо. Тогда можно будет стерилизовать всех женщин, и аборты, убиение не родившихся младенцев станут невозможны сами по себе. Жизнь значительно упростится. Не будет детских домов, приютов. Не будет брошенных детей. С научной, утилитарной точки зрения это была идеальная теория, с гуманистической же – весьма спорная.
Вообще сам профессор Грин вызывал у многих в Национальном Университете неприязнь своими выходками и странными высказываниями. Он был известен как ярый женоненавистник, скрывавший свое отношение к женщинам только из-за угрозы лишения научной степени. Айрин подозревала, что и свою теорию он придумал только для тго, чтобы доказать: жить можно и без женщин.
Ученые работали с упоением. Наконец опыт подошел к стадии завершения. Все замерли в ожидании. Со своего места Айрин было плохо видно, в чем именно состоял эксперимент, но она была уверена, что, если он удастся, произойдет что-то плохое. Что-то, что повлияет на весь мир…



- Бросьте ее в восемьсот третью. Сегодня освободилась.
Лязг решетки. Боль. Тупая, неправильная боль. Они били по почкам, печени… похоже, отбили все подряд…Черт!
-Где взяли?
-У реки. Надеялась спрятаться – животный инстинкт взял верх, видимо.
Хохот. Грубый, равнодушный. Телу уже не больно, чувствительность свелась на нет.
- Куда, ты сказал? В восемьсот третью?
- Да. Прежняя умерла.
- От чего?
- Не помню. По-моему, от СПИДа.
- А почему ты без браслета? Не боишься?
- Да ладно. Все равно вылечат от чего угодно.
Ублюдки. Здесь даже нет медикаментов!
- Она не сдохла еще? Легкая слишком.
- Живая. Такие быстро не дохнут.
Чувствительность резко вернулась. Меня волокли по бетонным плитам. Голова глухо стучала о выступы.
- Могли бы для удобства завести роботов. Хотя бы старой модели.
- Денег жалко. Открой дверь, руки заняты.
Снова лязг. Голова разлетелась тысячью осколков – и мысли прервались.


Удар. Еще удар. Снова и снова. Тело под моими ногами превращается в бесформенную массу. Но я все равно бью по ней – как будто боюсь, что из нее восстановится человек. И это происходит. Из кровавого месива выныривает лицо Зевса и, презрительно кривя губы в усмешке, говорит:
- Сдавайся, дура! Тебе не уйти!
Я бью в это лицо, а вокруг меня вырастают фигуры бойцов, и настоящий, целый и невредимый, Зевс подходит ко мне.
- Дура.


Красный свет бил прямо в глаза. Бил с такой силой, что мои заплывшие от бесчисленных ударов глаза в конце концов сделали попытку открыться. Преуспел левый.
Красная камера. Господи… неудивительно, что ее прежняя обитательница умерла. Похоже, от меня они хотят того же.
Я попробовала пошевелиться. Боль прошила меня толстыми зазубренными иглами вдоль всего тела. Внутреннее кровотечение? Отпадает, я же до сих пор не умерла. Правая рука сломана, вывихнуто левое плечо. Пальцы… черт, он топтал мои пальцы каблуками! Это он, в Управлении больше никто не носит каблуков. Мерзавец! Придется долго восстанавливаться – почти все точки на пальцах уничтожены, я не могу даже почувствовать, где нахожусь. Хотя нет, они же говорили о восемьсот третьей. Значит, около сотни километров под землей. Похоже, я влипла.
Ног я, как ни старалась, не чувствовала. Либо перебиты, либо атрофированы. Почки? Отбили. Печень тоже. Желудка не чувствую – а ведь я не ем уже… уже сколько? Я не чувствую времени! Зевс, будь ты проклят со своими пижонскими каблуками!
Так, тихо. Успокойся. Не думай о нем, не трать силы, которых у тебя и так нет. Надо завершить осмотр. Сердце бьется в нормальном темпе. Легкие? Боли нет. Но ведь они всадили мне в спину парочку пуль, и я чувствовала, как правое легкое рвется. Но дышу я нормально, значит… Странно. Даже с моими девятью жизнями заживление не происходит так быстро. Хотя я же не знаю, сколько времени провалялась здесь.
Я шевельнула мизинцем – по какой-то счастливой случайности он уцелел. Ну же, милый. Ну пожалуйста…
Надо расслабиться. Я закрыла глаза. Красный свет сквозь веки был темно-бордовым, как запекшаяся кровь. Нет ориентиров. Похоже, все надзиратели наверху. Хотя нет, есть один. Выходит из туалета, направляется к лифту. Третий этаж. Быстрее!
Второй этаж – он уходит! Лифт остановился. Через две минуты и сорок семь неполных секунд он заработал. Успела.
Тринадцатое августа 2235 года, 12 часов, 32 минуты, 15 секунд. Мизинец ныл так, что боль отдавалась в голове. Отдыхай, дорогой. Ты потрудился на славу.
Значит, я лежу здесь неполных 2 дня. Немного. Отар уже, наверное, захватил склад. Если ему повезло, на что я очень надеюсь. Зевс хоть ненадолго, но отвлекся на меня. Подонок.
Нужно попытаться встать. Моя голова находится в опасной близости от двери – стоит ее распахнуть кому-нибудь, и я потеряю сознание. На макушке уже образовалась глубокая вмятина – похоже, меня уже били этой дверью. Сколько там у них обеденный перерыв? Не меньше часа, наверное. Значит, у меня есть около получаса.
Через пять минут я уже лежала у стены напротив двери.


Высокий, стройный мужчина в сером пальто вошел в здание Управления, помахивая небольшим кейсом. Секьюрити – их было четверо – ничего особенного не заметили и разрешили вход. У одного из них мелькнула мысль, что кейсом так не машут при ходьбе. Мужчина улыбнулся, и мысль исчезла, не получив развития дальше.
Один из роботов, проводивших незаметную уборку в холле, столкнулся с мужчиной у лифта.
- Извините, пожалуйста, друг Зевс. Впредь я всегда буду смотреть, куда пру, - с готовностью проскрежетал он.
Зевс улыбнулся – роботы- телепаты просто чудо! Двери лифта раздвинулись. Он шагнул в кабину и услышал скрежет у себя за спиной:
- Ваш кейс не проходит по сороковой линии реальности. Будьте осторожны.
Железяка.


- Если это все, то вы свободны, друг Зевс, - Монго соединил свои кустистые брови в одну черную линию. Это означало, что он доволен.
- Я могу отдохнуть, друг Монго?
- Да, конечно. Гетта наконец за решеткой – и это целиком и полностью ваша заслуга! Куда именно ее поместили?
- Красная на восьмом уровне.
- Красная? Но разве?..
- Аида умерла от СПИДа, друг Монго.
- Так быстро? Но у нее же не было…
- Вы же знаете, на что способна красная камера.
- Мне кажется, ее надо перевести в голубую. Или хотя бы в зеленую. Она нам нужна живая.
- Гетта не умрет быстро. Она продержится минимум год.
- Ах, ну да. – монго потер ладонью лоб. – Девять жизней. Я и забыл.
Зевс улыбнулся и погладил кейс по гладкому и теплому боку.
Монго поднял голову:
- Но все равно ее надо перевести.
- Зачем?!
- Если я так решил, значит, у меня есть на то причины, друг Зевс, - вкрадчиво роговорил Монго.



Голубой, небесно-голубой вместо красного. Какое облегчение… Шаги… Кто-то переносит меня с холодной поверхности на мягкую, теплую. Переносит осторожно, боясь причинить боль. Как мама. Теплые руки, нежный голос… Нет, это не мама. Я приоткрыла правый глаз (он быстро реанимировался) – охранник. На лице написан страх и одновременно сочувствие. Как странно.
Впрочем, ничего странного. Наверху решили, что мне рано умирать, и перевели в голубую камеру. Это значит, что я им еще нужна. Причем нужна для чего-то серьезного. Не удивлюсь, если меня сегодня хорошо накормят.


Кто-то спускался по лестнице. Шел медленно, словно бы никуда не торопясь, держась за перила.и от этого было еще страшнее.
Мара старалась не дышать, хотя понимала, что ее обнаружили и теперь ей должно быть все равно, как учила Аида.
Ну нет, просто так она не сдастся. Положит всех и только потом умрет со спокойной совестью. В любом нужно потянуть время, иначе Отар не успеет.
Человек на лестнице остановился. Мара насторожилась. Что-то здесь было неладно, что-то не так.
Раздалось щелканье, и Мара поняла, что здесь не так. Но слишком поздно.


- В третью, сектор Б. Пусть ее допросит Константин.


Яркий свет бил прямо в глаза, заставляя их открыться.
- Проснулась, дрянь? – она узнала этот голос. Голос, который она слышала только тогда, когда у нее были крупные неприятности.
Константин улыбался во весь рот.
- Чтоб у тебя углы рта порвались, - прошептала Мара.
Хлоп! – нижняя часть лица Константина залилась кровью. Бледно-алой, кое-где желтой кровью вырождающейся расы.
- Ведьма!!! – заорал он и вскочил. Подбежал к ней и принялся бить по щекам.
Мара крепко зажмурилась – этот гад мог запросто вырвать ей глаза или еще что-нибудь наподобие.
Константин вдруг успокоился.
Сел на место, достал салфетку, вытер кровь и заклеил углы рта заживляющим пластырем. Затем включил компьютер.
- Итак, будущая заключенная Мара, низшая женская раса, место рождения колония 32-85, группа крови… первая, - в его голосе Мара различила зависть. Ну конечно, у него ведь наверняка была четвертая. – Что будем с вами делать?
- Пытать, наверное. – Мара пожала плечами.
- Пытать пока рано. Если ты все расскажешь сама, мы сохраним твою телесную оболочку. Итак, где Отар и кто с ним?
- Не знаю.
- Какова их цель?
- Не знаю.
- Кто тебя послал?
- Не знаю.
Константин ударил кулаком по столу.
- Дрянь! А ну отвечай! Где Отар?
- Не знаю.
- Какова их цель?
- Не знаю.
- Кто тебя послал?
- Не знаю.
- Гарик! – Константин нажал одну из кнопок на пульте, - зайди ко мне со стимулятором.
Мара поежилась. Она уже забыла про стимулятор. Придется временно отключиться.
Когда Гарик вошел в комнату для допросов, Мара уже лежала на полу без чувств.


- Эй,ты! Просыпайся!
Кто-то ткнул меня в бок. Нос почувствовал запах рыбы и железа – мерзавцы, дают консервы с истекшим сроком годности.
- Вставай и ешь! Через полчаса тебя заберут.
Заберут? Это куда же? Я открыла глаза: охранник стоял надо мной с подносом. Здесь даже стола нет.
- Ешь! Он плюхнул поднос мне на колени – баночка рыбных консервов и газировка. Надеются, что у меня будет заворот кишок.
Шпроты на вкус оказались ничего, не беда, что сделаны 20 лет назад. А газировку я вылила на пол. Колу запретили еще в 2015-ом.
Минут пятнадцать спустя, когда я делала зарядку, дверь открылась. На пороге возник Зевс.
- Ну? Как твои кошачьи делишки, дура? – спросил он, выделяя интонацией последнее слово. Бедные мужчины, насмотрелись старых фильмов и решили, что «дура» - наиболее оскорбительное слово для женщин.
Зевс вошел в камеру и остановился возле меня. Нагнулся и зашептал мне в ухо:
- Как ты себя чувствуешь? Все еще больно, не так ли? Ах, с каким удовольствием я вонзал каблуки в твое тело, особенно в твои чудо-пальцы!
Спокойно. Я продолжала делать махи руками, постоянно то задевая, то ударяя Зевса. Чувствую я себя отлично, что до пальцев, так они давно восстановились.
- Молчишь? А если я скажу, что всех твоих уже поймали?
Мой кулак со всего размаху угодил Зевсу в солнечное сплетение. Он согнулся пополам и простонал:
- Что, не ожидала? Думала, вам все удастся? Мымра уже поплатилась за свои проделки, теперь твоя очередь!
Значит, Мару уже прочистили. Что всегда подводило Зевса и делало из него посмешище, так это полное неумение держать язык за зубами. Он уже выдал мне важную информацию, которой я могу воспользоваться. Однажды Зевс выболтал мне код доступа к Головному компьютеру Управления, не специально, конечно. Просто он болтун и считает женщин тупыми. Код потом, конечно, поменяли, но я уже успела пару раз им воспользоваться.
Что касается Мары, то я сумею привести ее в чувство. Стимулятор – не смертельное оружие.
Зевс наконец разогнулся и толкнул меня к двери:
- Пошли, дура.


Опять темнота. Господи, когда же это кончится? Хотя за все время своей работы в управлении он уже успел привыкнуть и к куриной слепоте, и к частой потере сознания. Все дело в крови. Она у него была редкой, седьмой группы. Эту группу открыли совсем недавно, и он был пятым человеком на Земле с такой кровью. Ему надлежало раз в неделю проходить осмотр у врача, питаться высококачественной пищей, работать не больше 4 часов в день и жить ближе к природе. Что ему и обеспечили. Но приступы все же были. Еще были приступы ярости, можно сказать, сумасшествия, когда он мог голыми руками убить человека.
Отец говорил, что лучше бы он родился от нормальных мужчины и, главное, женщины, вне всех этих предрассудков насчет чистоты крови. Если оценивать все с этой стороны, то его кровь – одна из самых чистых в мире. Но на самом деле этой самой крови в его тщедушном теле было мало, она лениво текла по его венам, кое-где собираясь в сгустки, которые потом, во время очередного приступа ярости выскакивали из его носа. Цветом она была бледно-желтая, почти белая.
Лет пять назад, когда он еще работал в отделе регулирования взаимоотношений, в городе появился маньяк, который убивал женщин, резал их тела на куски только для того, чтобы увидеть настоящую кровь. Ему дали два года в деревнях за то, что он «позволил себе неприличное поведение в общественном месте». А женщин и так много, их, видите ли, надо истреблять. Если б не эти дурацкие законы, он был бы сейчас здоровым, полноценным человеком. Друг Зевс, например, «грязной» крови. Он родился от настоящей женщины. Она сама выносила и родила его. Он узнал об этом, случайно взломав не ту базу данных. Видимо, его отец смог каким-то образом это скрыть, иначе Зевс не занимал бы должность принсипала в Управлении – грязнокровки обычно моют роботов и работают в деревнях – считается, что они подходят только для грубой физической работы. У него, наверное, третья или четвертая группа. М-да…..
- Лэм, как ты? Видишь меня7 – спросил Гарик.
Лэм открыл глаза. Вдали появился лучик света.
- Да, - хрипло проговорил он. Он знал, что минут через пять лучик превратится в лицо Гарика, и он снова сможет видеть.