С какой стороны ни посмотри на это заведение, его дизайну даже самые отъявленные растаманы не дали бы оценку выше двух из десяти баллов. Одноэтажное здание синего цвета, втиснувшееся в толпу серых многоэтажек, пестрело четырьмя фотографиями с человеческий рост и желтыми подписями "AMSTERDAM", напечатанными шрифтом из старой версии Microsoft Office. На этих фотографиях были изображены Биг-бен, кусочек Уолл-стрит, Сиднейский оперный театр, и еще какой-то симпатичный индустриальный пейзаж, который ни к Амстердаму, ни к вообще Голландии никакого отношения не имел. Над деревянной же дверью висела большая бирюзовая табличка, видимо, когда-то сделанная из кухонного стола советских времен, на которой оранжевыми буквами, чьи начертания подозрительно смахивали на шрифт Comic Sans MS, было написано "Cofe shop". Рядом была наклеена картонка с увеличенным зернистым изображением чашки кофе с коричневой сигаретой, нагло украденной у марки дорогих сигарилл.
Хозяином этого заведения был добрый и улыбчивый дагестанец Салам, который любил, когда его приветствуют одним произношением его имени. Сначала "Cofe shop" посещали в основном дагестанские друзья и знакомые Салама, но потом местные просекли, что к кофе этот ресторанчик имеет такое же отношение, как и VIP-сауна с полуобнаженными девушками в рекламе к гигиеническим процедурам, и тоже начали заглядывать. Таким образом, местные рассказали о заведении своим знакомым, те рассказали знакомым своих знакомых, и вскоре Саламу уже пришлось ломать заднюю стенку, чтобы увеличить размеры "Cofe Shop" в два раза, и уместить всех посетителей.
Салам любил свое заведение, и всегда сам его обустраивал, несмотря на то, что способностей к дизайну у него было значительно меньше, чем у дельфинов, рисующих картины на выступлениях в дельфинарии. Изнутри здание выглядело так же эстетично-убого, как и снаружи: штук 20 круглых столиков на толстой ножке, окруженных мягкими диванами, обтянутыми непонятным материалом. На каждом столике ровно посередине, стоял вмонтированный горшок с кальяном, который должен был символизировать пальму, торчащую из рыхлого грунта ненатурального происхождения. По периметру, стояли четыре пепельницы, каждая в своей нише, выдолбленной в столе самим Саламом, дабы гости случайно не опрокинули пепельницу на пол, устланный, кстати говоря, обыкновенными досками; пока еще не скрипящими, но уже готовящимися в любую секунду начать подавать истошные звуки. В дальнем конце зала, если смотреть от двери, воздвигалась барная стойка с пепельницами напротив каждого высокого стула. В углу стояла кофе-машина, а в баре выстроились в 5 рядов большей частью полные бутылки из-под разных видов дорогого алкоголя. Несмотря на их наличие, Салам честно признавался, что заполнены они бутафорской жидкостью, и алкоголь в своем заведении он не продавал - да и вообще, выпивших людей не любил чуть ли не больше, чем буйных, и частенько просто не обслуживал.
Когда в "Cofe shop" заходили люди в милицейской форме, особенно еще незнакомые, все посетители должны были уважительно прекратить разговоры, заткнуть соседа, потушить окурок в пепельнице - или просто положить трубку кальяна - и взять в руки чашку с кофе. Потом представитель власти, провожаемый внимательными взглядами, проходил сквозь ресторан к барной стойке, и о чем-то тихо разговаривал с Саламом. После такого разговора, Салам уходил в служебную комнату, и через несколько минут приносил оттуда стандартные папиросы типа "Беломорканала", табаком пахнущие только по инерции, а иногда еще и пухленький запечатанный конверт, одного взгляда на который было достаточно, чтобы понять, насколько сильно он пах деньгами. Затем Салам спрашивал у милиционера, как и всех посетителей, будет ли он с кофе, или "как". "Как" обозначало, что вместо обычного кофе в белой чашечке, вам дадут оранжевую кружечку с жидкостью, ядерно пахнущую кофе, но, видимо, совершенно отвратительную на вкус, так как Салам тут же крайне не рекомендовал это пить. За это время посетители уже привыкали к новому лицу в серой форме, запоминали его, и заново разжигали свои приспособления.
Еще одним правилом заведения было то самое "как". Можно сказать, что эта бесплатная оранжевая кружечка была у каждого, кто делал заказ в "Cofe shop" без нормального кофе, и если вы собрались уходить, так и не выпив по доброму совету хозяина эту "каку" с соответствующим названию вкусом, как и любой человек в здравом - да и вообще любом - уме, вы должны были вылить ее в искусственный грунт под пальмой-кальяном, откуда она, по всей видимости, через невидимый глазу кофепровод поступала на повторное использование. Единственное практическое применение у этого правила было одно - чтобы в заведении так сильно пахло кофе, чтобы не было заметно запаха того, ради чего сюда приходят на самом деле. И даже когда добрая половина районной милиции после работы иногда забегала сюда немного расслабиться, и опасаться вообщем-то было нечего, это правило сохранилось как добрая традиция посетителей.
Никто не знал, откуда Салам берет свой товар, как и где он его приобретает и оберегает, на какие деньги он построил свой ресторанчик и почему на него не нападают ни бандиты, ни милиция, ни какая-либо еще мафия. Сам он на каждый подобный вопрос довольно улыбался и отвечал: "Эта, брат, сэкрэт фирмы!". Салам вообще любил строить из себя классического бармена с доброй хитрой улыбкой, парой поучительных и смешных баек для грустных гостей, и заряженным винчестером над прилавком - "Эта, брат, если зомби нападут!".
И если ваши ноги когда-нибудь набредут на это странное заведение, вы войдете туда, и возмутитесь, на что тратят деньги и время люди, зачем пишутся законы, и почему стражи порядка ничего не делают - не надо кипятиться и портить людям настроение. Вас что, кто-то заставляет уподобляться им, или из-за этого другие люди страдают и гибнут? Выйдите, и идите своей дорогой, той, которая кажется вам наиболее правильной, на прощание крикнув бармену: "Салам!"