***

«Глупо, как это всё глупо», - думал Итачи, провожая глазами отходящий поезд и оставаясь совсем один на пустом перроне.

Последний день, на который он возлагал столько надежд, пролетел быстро и совершенно бессмысленно. Сасори перестал злится, а Итачи уже не мог себе вернуть тот энтузиазм, что был у него в начале недели. Между ними сквозила тянущая тоска и Учиха и не заметил, как сам окончательно закрылся от рыжего, бережно нянча ноющее сердце, старательно укрывая его от возможных новых ударов Сасори.
Весь день после завтрака они бродили в окресностях, вернувшись в квартиру только для того, чтобы забрать вещи рыжего, и сразу поехали на вокзал. Итачи не отпускало ощущение, что всё вокруг него похоже на неправдоподобный жуткий сон. Даже движения их были какими-то заторможенными, плавными и осторожными, как в замедленной съёмке, словно если бы они коснулись друг друга чуть сильнее, то оба тут же разлетелись на мирриады мельчайших осколков. И оба, затая дыхание, ждали вечера.
- Я люблю тебя, - всё же сказал Итачи, уткнувшись лбом в его плечо.
- Я тоже люблю тебя, - ответил ему Сасори, обнимая его и вдыхая запах чёрных волос. – Я попробую вырваться и устроить пару выходных, чтобы ты смог приехать ко мне...
- Я попробую, - вздохнул Учиха, не ощущая внутри ничего, кроме кричащей пустоты, острыми когтями рвущей его сердце.
- И я попробую, - губы рыжего накрыли его губы, легко, нежно, прощаясь.
Колёса поезда глухо стукнули и Сасори, оторвавшись от Итачи, запрыгнул на подножку:
- Я попробую...
- Ты только позови меня, обязательно, - срываясь на шёпот попросил вновь Итачи, стараясь запомнить каждую чёрточку любимого лица и понимая, что больше никогда не увидит рыжего.
Почему он так решил? Он не знал, Учиха просто чувствовал, что эта минута подытожила их отношений, которые с этой минуты медленно и неизбежно начали близиться к концу.
Сасори, возможно, не понимал этого, как это понимал Итачи, но он тоже почувствовал, и брюнет видел это понимание в его глазах.

Учиха так и не поехал к Сасори, не потому что не хотел, а потому что не смог. Родители, словно почувствовав неладное, посадили парня под домашний арест и Итачи бесился от того, что Рыжик даже не захотел слушать причины. Он закатил Учихе громкую истерику по телефону, намекая на то, чтоесли он всё же не приедет, то это будет точкой в их отношениях. Итачи злился, заламывал руки и, сорвавшись, устроил погром в своей комнате, чем увеличил арест ещё на неделю. От отчаяния ему хотелось даже заплакать, но он с ужасом понимал, что не может.
«Где твоя грёбанная гордость, Учиха?» - подстёгивал он сам себя, пытаясь хоть как-то привести свои мысли в порядок.
Где-то далеко, в сутках езды, был его человек, такой родной и одновременно совершенно чужой. Человек, для которого матерный язык был разговорным, а секс, наркотики и рок – привычным дополнением к повседневной жизни. Человек эгоистичный, стервозный, ведущий разгульный и аморальный образ жизни, лживый, готовый обмануть или предать только для того, чтобы выгородить собственный зад. Человек, привыкший приносить ничего, кроме боли, совершенно не умеющий любить, и всё же по своему любящий его- Итачи...
Учиха не мог это не чувствовать, хотя всё больше убеждался в том, что скорее был интересен рыжему, как бабочка лепидоптерологу, а любил он на самом деле клубы, развлечения и лёгкие деньги.