Майя Плисецкая и Родион Щедрин.

 

Азарий Плисецкий сделал нам всем подарок — написал, собрал, сочинил (трудно подобрать глагол) — прекрасную книгу «Век Майи», посвященную его великой сестре (Издательство «SLOVO», 2025).  Там ее письма, детские фотографии, программки первых спектаклей, ее школьные аттестаты (будущая народная артистка особым прилежанием не отличалась). А еще любительские съемки. Наведите свой айфон на QR code, размещенный в книге, и Плисецкая у вас на глазах оживет — Раймонда, Китри, Кармен, Айседора…

А вот любительская киносьемка — первые гастроли в США. Майя что-то изображает, всплескивает руками, смотрит на часы, потом пьет чай прямо из чайника. Целая пантомима. Или черно-белые кадры, где они вместе с Азарием разыгрывают странную парочку с большой дороги.

Тогда многие увлекались ручными кинокамерами и снимали все подряд на шестнадцатимиллиметровую пленку. У моего папы тоже такая была. Азарий, который со своей камерой, похоже, никогда не расставался, запечатлел ММ, уморительно пародирующую походку Чарли Чаплина. Носками врозь, прямо шлепающей по подмосковной грязи в парижских сапогах. Поселок «Снегири». 1967 год. 

ММ любила подмечать в жизни смешное. Мгновенно схватывала интонацию, характерную манеру, пластику. Ей не надо долго было ничего объяснять. Ее даже раздражало, когда с ней начинали общаться излишне почтительно, словно хотели подчеркнуть ее возраст или статус. 

Помню ее за кулисами Большого в перерывах между репетициями и съемками, разгуливающую по театру в роскошном красно-черном халате от Pierre Cardin. Очередь в служебном буфете из артистов миманса и кордебалета мгновенно расступается. «Майя Михайловна, проходите», — «Нет, нет, с какой стати? Я никуда спешу». И скромненько встает в самый конец, пока остальные торопятся поскорее расплатиться за свои сосиски с пюре. 

Странное дело, за столько лет нашего знакомства я ни разу не записал ни один ее монолог, ни один наш разговор. А их было немало! Есть такие настырные журналисты, которые чуть что, сразу лезут за диктофоном. Все для истории, все для будущих мемуаров! Мне было неловко. Особенно с ММ.

К тому же первый раз она меня вообще отшила. И довольно грубо.

— Майя Михайловна, простите, но мне интервью с вами надо сдавать.

— А мне кости пора сдавать. Не сейчас! 

Обложка книги «Век Майи» авторства Азария Плисецкого

 

Это был ответ из разряда «громоподобных», которым так умилялся Андрей Андреевич Вознесенский, когда рифмовал ее имя с персидской сиренью. Но мне было не до умиления. Редакция ждет, интервью с Плисецкой нет, дедлайн сорван. Много лет спустя я, конечно, напомнил ей об этом нашем разговоре на съёмках телевизионной версии балета «Чайка» в 1982 году.

— Неужели я была такая хамка? — искренне удивилась ММ. — Как стыдно! 

Отчасти ее оправдывало то обстоятельство, что со съёмками тогда все с самого начала пошло не так. Ей совсем не понравилось то, что она увидела на мониторе, так что мои мольбы об интервью действительно оказались совсем некстати. О чем говорить, когда и так все ясно! Впрочем, я не знаю, чего ММ ждала от дамы по фамилии Мачерет, которая была командирована из Останкино снимать «Чайку». 

При всей своей профессиональной умудренности и советской недоверчивости, ММ могла быть удивительно легковерной. Как часто бывало, что она не удостаивала труда заставить себя вникнуть в текст подсунутого ей договора или заранее поинтересоваться кандидатурой режиссёра, который будет отвечать за съёмки ее балета. Не все ли равно, искренне полагала она, если на сцене или в кадре будет она, Майя Плисецкая! Какое значение имеют все эти скучные детали и подробности? А потом удивлялась, если все происходило совсем не так, как она себе представляла. 

Но иногда случались счастливые исключения. «Я тогда все сделала!», — восклицала она с интонацией школьницы, победившей на городской олимпиаде. Речь шла о ее самом великом «Лебедином озере». 

Дело было в Пекине в 50-каком-то там году. За дирижёрским пультом Евгений Светланов, которого она боготворила. Тогда во втором «чёрном акте» он задал совершенно сумасшедшие, невероятные темпы. Другая балерина на ее месте, наверное бы, просто рухнула на сцене. Все было в три раза быстрее, громче, стремительнее. Как, собственно, и есть в партитуре Чайковского. 

А Майя ликовала. Она неслась по кругу в этих своих душераздирающих жете, словно булгаковская Маргарита в ночном московском небе. И это не был танец обольщения декоративного балетного принца! Это был танец мести. 

Потом она о Светланове скажет с неподдельным восхищением: «Он дирижировал так, как будто у него три яйца». 

Майя Плисецкая, 2005 год, Париж. Фото: Беттина Реймс

 

Сама ММ по своему характеру и таланту, конечно, была балериной-воительницей. Казалась, что она мстила всему мужскому племени и мужскому миру за их преступления. Она карала их своей острой красотой и гениальными руками. Так было и в «Жизели», когда она, ещё совсем тогда юная, танцевала Мирту, повелительницу виллис. Так было в «Раймонде». 

И конечно, ее Одиллия, роковая дьяволица, подруга демона, исчадие ночи. 

У себя в книге она вспоминала, как в феврале 1953 года Сталин был на ее «Лебедином». Доказательств нет. Рахиль Михайловна, мама ММ, специально справлялась в дирекции, не осталось ли соответствующих записей в журнале посещений правительственной ложи. Нет, ничего не нашли. Но известно и то, что Сталин часто приезжал в Большой инкогнито. Посидит на одном акте и уедет. В таком случае в журнале официальных посещений отметок не делали. Вот и тогда ММ запомнила точно, что люди в штатском за кулисами на «Лебедином» стояли, зорко отслеживая все выходы на сцену и возвращения. Но не весь спектакль, а только один «чёрный акт». И даже кажется пару раз она встретилась взглядом с желтыми, рысьими глазами, внимательно смотревшими на неё из тьмы правительственной ложи справа. 

— Что же получается, Сталин вас увидел, вернулся на свою Ближнюю дачу и умер? 

— Сдох, — поправила меня ММ.

И глаза ее сверкнули мстительным блеском. 

Майя Плисецкая, 1966 год, Нью-Йорк. Фото: Ричард Аведон

 

Наверное, точнее балетных критиков сформулировал свое впечатление от ее танца старый академик Петр Капица, когда после просмотра видеоверсии «Болеро» раздумчиво сказал: «В средние века таких, как вы, Майя, сжигали на площади». Поначалу ММ даже немного растерялась, не зная, как реагировать на слова академика. Вроде ничего особо хорошего он не сказал. Но потом призналась, что это был лучший комплимент, который она когда-либо слышала в жизни.  

А много лет спустя ее очень развеселила Белла Ахмадулина, сказавшая о Кармен Насти Волочковой: «Любить ее, конечно, можно, но убивать не за что».  

ММ нравилось злить своих недругов, множить завистников, раздражать обывателей. Борьба всегда ее заводила, поднимала тонус, добавляя перца жизни, а танцу — невиданную энергию. На самом деле в ней до самых последних дней жила непослушная девочка 10 лет, которая все делает наоборот. Не так как все. Не так, как положено. Я увидел и узнал эту девочку в книге «Век Майи». Загадочное, грустноглазое существо, глядящее со всех фотографий с какой-то тайной укоризной, словно давая понять нам сразу, что она все знает и лгать ей бессмысленно. Увы, книга уже была в печати, когда Азарий Михайлович обнаружил среди бумаг телеграммы, которые их тетя Суламифь Михайловна Мессерер посылала Майе от имени ее родителей. Мол, все в порядке, папа трудится, мама с маленьким Азариком тоже при делах. Главное — не скучай, учись и слушайся Миту (домашнее прозвище Суламифь Михайловны). 

К тому времени, когда эти телеграммы долетали до Щепкинского проезда, где жила Майя с тетушкой, ее отец Михаил Плисецкий был давно расстрелян, а мама Рахиль Михайловна отбывала свой лагерный срок с маленьким сыном в АЛЖИРЕ (Акмолинский лагерь для жен изменников родины). ММ ненавидела ложь, инфантильное сюсюканье, любое притворство. Она потому и Жизель-то в свое время не станцевала. Там по роли в первом акте надо было гадать на ромашке — любит-не любит. Какая глупость! Неужели у кого-то еще могут быть сомнения, кого тут полагается любить? Была резкой, нетерпимой. «Вы хотите, чтобы у вас получалось все и сразу, — возмущался великий хореограф Леонид Якобсон, — так не бывает!». «Бывает!», — настаивала Плисецкая. 

Те, кто ее любили, разумеется, все ей прощали. И с радостью! Но Бог мой, скольких людей я знаю, кто даже после ее смерти не может успокоиться, бесконечно припоминая ее колкости, резкости или faux pas.  

Она и правда не щадила чужих самолюбий. Была ревнива, пристрастна. Но и отходчива. Могла легко обидеть. Потом сама же раскаивалась. Родион Константинович Щедрин вообще считал, что органическая неспособность ММ подолгу дуться была главным условием долголетия их брака. Впрочем, свои главные обиды ММ не забывала никогда. Ее тайные шрамы, ее боль, спрятанная и замурованная навеки. 

Майя Плисецкая и Родион Щедрин.

 

Представляю, как ей невыносимо было смотреть на балерин, танцующих ее коронные партии. Но она смирялась. Шла к ним за кулисы. Улыбалась, говорила вежливые слова. И даже иногда выходила с ними на поклоны. Правда, старалась держаться в сторонке, чтобы никак себя не предъявлять в качестве главной этуали. Напрасные усилия. Все глаза и бинокли были устремлены только на неё одну. И так всегда.

Помню ее в Мариинке на представлении «Болеро» с Дианой Вишневой. Последний аккорд. В зале вспыхнул свет. Раздались аплодисменты. Артисты устремились на поклоны. Но когда выбежали, выяснилось, что хлопают не им! Весь зрительный зал практически отвернулся от сцены, чтобы получше разглядеть, как раскланивается Майя Плисецкая, стоявшая в царской ложе.  

И все эти ее воздушные пассы, и неимоверно красивые руки, которыми она пыталась как бы всех обнять, всех поприветствовать, и эти ее лебединые взмахи куда-то ввысь к хрустальной люстре, — все это действовало на зрителей Мариинки совершенно гипнотически, заставляя аплодировать все громче, все неистовее,  будто они больше всего на свете боялись, что сейчас она уйдёт, исчезнет, и уже никогда, никогда они больше не увидят Майю Плисецкую.

… Я листаю страницы «Века Майи». Слышу ее голос. Легко могу вообразить ее комментарии. Ироничные и беспощадные. Она не очень-то любила вспоминать, перебирать свои старые фото и письма. Ее мало волновало прошлое. До последнего жила настоящим. Щедрин, футбол, ужин в баварском ресторане, нефильтрованное пиво… Перед дальней дорогой надо хорошо подкрепиться. Последние слова, обращенные к Родиону Константиновичу: «Я тебя обожаю». 

Сегодня Майе Плисецкой — 100 лет. Аплодируем дальше! 

http://20.11.2025

Сергей Николаевич Сергей Николаевич