Борис Пастернак с Ольгой Ивинской и ее дочерью Ириной. Середина 1950-х годов.
Ник Ильин прислал мне электронную версию новой книги Александры Свиридовой «Не нам решать, кого любить», вышедшую недавно в Нью-Йорке. Судьба Дома-музея Бориса Пастернака в Переделкино и судебная тяжба, развернувшаяся вокруг архива Ольги Ивинской , - две основные линии, сошедшиеся в одном сюжете телепрограммы «Совершенно секретно», подготовленной автором при участии Артема Боровика и выпущенной в эфир в 1992 году.
Довольно тягостная и грустная получилась история. Пастернака извели и раньше срока отправили на тот свет. Его вдову Зинаиду Николаевну обрекли на нищету. Возлюбленную поэта Ольгу Ивинскую посадили. Его архив засекретили и закрыли на долгие годы. Дом в Переделкино в какой-то момент отобрали у его наследников, а потом чуть не сожгли.
Тянет от всего этого тошнотворной советской гарью, которой был пропитан застойный воздух начала 80-х годов. Я даже помню разговоры в баре ЦДЛ, что дом Пастернака должен отойти кому-то из писателей-генералов. Называли в числе прочих имя Чингиза Айтматова. И правда, Свиридова подтверждает, тот уже и обои себе присмотрел, и ремонт собирался затеять, но в последний момент передумал, решил не портить биографию, отказался от литфондовских квадратных метров и благодеяний.
Несколько лет дом в Переделкино простоял бесхозный и мертвый, похожий на почерневший корабль, потерпевший страшное крушение и выброшенный на мель посреди подмосковного леса. Понадобились горбачевские реформы и личное вмешательство Анатолия Лукьянова, большого тогда начальника и поэта-любителя, чтобы дом стал филиалом Литературного музея, а сноха поэта Наталья Анисимовна Пастернак - первым музейным директором.
Сложнее оказалась ситуация с архивом Ольги Всеволодовны Ивинской. По закону ей должны были вернуть все рукописи и письма, изъятые при аресте. Но власть не спешила это сделать, не без основания полагая, что драгоценные оригиналы с характерными пастернаковскими росчерками «журавлями» могут уплыть вслед за «Доктором Живаго» за границу (благо дипломатическая почта в те годы работала бесперебойно).
На страже государственных интересов встала непреклонная строгая дама Наталья Борисовна Волкова, директриса ЦГАЛИ ( в архивных кругах у нее было кличка Зильбервульф, после того как она уже в преклонные годы вышла замуж за известного и тоже весьма древнего коллекционера Илью Зильберштейна). Она-то и получила прямиком из архива КГБ бумаги, конфискованные у Ивинской, и отдавать их не собиралась, даже имея судебное предписание.
Более того, в данном случае ее поддержала и пастернаковская родня под тем предлогом, что, мол, никто не знает, что из этих бумаг есть собственность Ивинской, а что поэт отдавал ей только «на хранение».
Таким образом Александра Свиридова, проводившая свое расследование для «Совершенно секретно», оказалась сразу меж трех огней. С одной стороны - государственная машина в лице Волковой, с другой - семейство Пастернак, дружно сплотившееся против ненавистной разлучницы и скандалистки Ивинской, и наконец - сама Ольга Всеволодовна, появляющаяся под занавес этого повествования. Пьющая, старая, почти слепая, но по-прежнему неотразимо обаятельная. Представляю, как Свиридовой было непросто. Хотя она и постаралась максимально дистанцироваться от всех участников конфликта и сохранить невозмутимый, объективный тон. Тем не менее, думаю, неслучайно она вынесла в название книги слова известного журналиста и писателя Аркадия Ваксберга «Не нам решать, кого любить». Он-то имел в виду Бориса Леонидовича и его позднюю любовь к Ольге Всеволодовне, обернувшуюся, как известно, чередой великих стихов и стоившую его избраннице тюремного срока.
Впрочем, даже по прошествии тридцати лет автор намеренно избегает давать моральные оценки. Сказалась известная предвзятость литературного сообщества к одной из главных фигуранток дела «Доктора Живаго», имевшей плохую репутацию. Точнее и проницательнее других сказала об Ивинской Ариадна(Аля) Эфрон в письме к ее дочери Ирине Емельяновой: «Мамина беда - одна из бед! - что она по существу своему хаотична, господь так и не отделил в ней свет от тьмы в первый день творенья! И поэтому она органически не разбирается в плохом и хорошем, в людях и явлениях, путает хлеб насущный с птифуром, блага материальные с духовными, и ужасно страдает в этой неразберихе и другие страдают за нее и из-за нее».
На мой взгляд, Ивинская имела безусловное право получить отобранные у нее бумаги в свое распоряжение, не вымаливая разрешение у Волковой и не советуясь с пастернаковскими родственниками. Только по одному праву своей многолетней близости с Пастернаком и несомненных заслуг перед отечественной поэзией.
Впрочем, все эти споры “имела, не имела” сегодня бессмысленны. Не только Ивинская, умершая в 1995 году, но и ее дочь так и не дождались конфискованных бумаг. Государство наложило свою каменную длань на все наследие Бориса Пастернака. Но закон - это ведь как дерево, его и обойти можно. Эту фразу сказал генеральный прокурор Советского Союза Роман Руденко Галине Лукониной, второй жене Евгения Евтушенко, еще одной участнице пастернаковской эпопеи, пытавшейся аппелировать к букве закона.
Самое печальное, что честное расследование Александры Свиридовой в «Совершенно: секретно» никакого продолжения, как я понял, не имело.
Зато все после него навсегда рассорились и так не примиренные и ушли. Осталась кассета с видео программы и элегическое посвящение на титульной странице книги - «Светлой памяти всех причастных».
Дом Бориса Пастернака, фото 1960-х годов.