Это цитата сообщения Chou_Ryuuen Оригинальное сообщение

МППМ.



Автор: daisy corin.
Рейтинг: PG-13.
Фендом: ориджинал.
Саммари: рассказ о двух парнях, живущих в разных городах. Что такое "любовь на расстоянии". Короткие встречи и непомерно долгие разлуки. Очень настроенческое произведение.
взято отсюда.

Москва-Питер

(№24, 12.16-20.55 (пон.,среда,суб.) )

Он уехал сегодня днем. Я проводил его до вокзала.



Мы ехали в почти пустом трамвае, держась за руки и каждый молчал о своем. Но я точно знал, что мы думали об одном и том же: о пачке сигарет, забытой на столе в кухне.

За два года это превратилось в ритуал: вокзал стал таким родным и ненавистным одновременно. Встречи, расставания, ожидание поезда и нервный дымок сигареты, поднимающийся от чуть подрагивающих пальцев.

И трамвай. Каждый раз обязательно трамвай. Помнишь, как мы с тобой познакомились? Да, в этом самом трамвае.

Черт... белая пачка сигарет отчетливо вырисовывалась на гладкой поверхности кухонного стола. Такая манящая и недосягаемая. Как ее сейчас не хватало.

Твои пальцы сжали мои, требуя внимания. Я поднял глаза и встретился с внимательным взглядом серых глаз, полных застывшей в равнодушие боли. Наверное, я ее отзеркалил, потому что ты медленно отвернулся к окну и погрузился в созерцание проплывающих мимо деревьев. Это были каштаны. И они цвели. Большие белые свечки тянулись к солнцу, радуясь весне.

Мне же было не до веселья. Яркое весеннее солнце и радостное щебетание птиц казались неуместными, какими-то неестественными и фальшивыми. Хотелось дождя. Нет, ливня с громом и молниями, ураганным ветром, тяжелыми свинцовыми тучами. Таким, какой бушевал в моей душе.

Пальцы впивались в поручень так, что костяшки белели. Наверное, и лицо мое было чуть ли не синюшным: вся кровь горячей болью пульсировала в области сердца, которое было похоже на одну большую ноющую рану.

В вагоне почти не было людей. Да и тех я не замечал. У них были свои заботы, они не могли понять моей боли, не слышали моего вопля, сотрясающего грудь судорожным дыханием.

Они не понимали, какая угроза нависла над ними; погруженные в свои проблемы, они не слышали размеренного тиканья, даже не подозревали, что время неумолимо истекает: красные горящие цифры быстро менялись, утекая песком сквозь пальцы, отсчитывали удары моего сердца, оставшиеся до того момента, когда пронзительный гудок поезда сотрясет воздух, и колеса, скрипнув, заскользят по рельсам, отсчитывая километры равномерным постукиванием, стараясь имитировать стук сердца, чтобы никто не заметил, что мое сердце больше не бьется, что оно замерло на отметке: "12.16". И я замру, ожидая взрыва. Но поезд скроется за горизонтом, а я все еще буду стоять один на перроне, медленно осознавая, что все еще жив.

Что будет потом? Возвращение домой на автомате с обрывками памяти... Темнота подземного перехода, прохладная гладкая поверхность двери, напряжение в правой руке и шум вокзала, ворвавшийся в сознание сквозь пелену отчаяния и слез... яркий свет и размеренный стук, отозвавшийся спазмом в горле. Дрожащие пятна солнечного света на полу вагона трамвая. Редкие пассажиры, равнодушно глядящие в окна. Прозрачный призрак с твоей улыбкой, стоящий рядом, вызывающий потоки слез, которые я не смогу удержать.

Невыносимое зрелище: плотно сжатые губы, пустые равнодушные глаза, мертвенная бледность и слезы, струящиеся по щекам.

Плакать надо рыданиями. Надо биться в судорогах, сжимая в кулак простыни, выплескивая боль, чтобы ничего не оставалось внутри, чтобы, выплакавшись, ты уснул, забывшись ненадолго.

Твое прикосновение возвращает меня в реальность.

--Пора,--тихо говоришь ты и тянешь меня к выходу.

Я послушно следую за тобой, справляясь с легкой слабостью.

Мы заходим в здание вокзала. Поезд еще не подали: смерть отсрочена на двадцать две минуты.

Ты ставишь сумку, прислоняясь к стене. Я стою рядом, держа тебя за руку. Так хочется прижаться к тебе, вжимаясь всем телом, зарыться пальцами в твои волосы, впиться в губы... Черт, да что с этим миром такое?! Почему двое влюбленных парней, расставаясь на долгие месяцы, должны стоять на пионерском расстоянии, пожирая друг друга глазами?! Где в этом мире справедливость?

Мелодичный сигнал заставил всех вздрогнуть и замереть, напряженно вслушиваясь. Женский голос равнодушно зачитал мой приговор:

--Скорый поезд 24, Москва-Питер, прибыл на первую платформу.

Народ устремляется к платформе. Ты уверенно вливаешься в общий поток, таща меня за собой.

Я подавляю внутренний протест против несправедливости мира и пытаюсь взять себя в руки, лавируя между людьми и сумками.

Яркий солнечный свет ослепляет нас, когда мы выходим из подземного перехода на платформу. Вдалеке слышен гудок поезда. Ты оборачиваешься ко мне. Я выдавливаю улыбку. Убедившись, что все в порядке, ты переводишь взгляд на приближающийся состав. Я только крепче сжимаю твою руку.

Вот твой вагон. Мы останавливаемся среди провожающих. Молодые парочки откровенно сосутся, не обращая внимания на окружающих и вызывая во мне дикие приступы зависти.

Вот так вот послать всех и поцеловать тебя. Какая кому разница?! Я не увижу тебя три месяца. Какое мне дело до прохожих? Пошли они все...

--Леш.

Я поднимаю глаза.

--Я отпишусь завтра, как доеду.

Я киваю, сжимая зубы.

--Извини, если буду редко отвечать на неделе - запары в универе. Сам понимаешь.

Ты бросаешь взгляд на часы, затем на меня, понурившегося, ссутулившегося. Поднимаешь мою голову за подбородок.

--Не раскисай.

Легонько щелкаешь по носу, вызывая улыбку. Затем крепко сжимаешь меня в объятиях. Крепких мужских объятиях. Два парня, прощающихся у вагона. Друзья? Родственники? Я прижимаюсь к тебе всем телом, не в силах побороть искушения: когда ты рядом, у меня просто крышу сносит.

Ты отстраняешь меня, киваешь и что-то шепчешь, едва шевеля губами. Но я понимаю и отвечаю так же шепотом: "Я люблю тебя", провожая тебя взглядом. Ты быстро поднимаешься по ступеням и исчезаешь в темноте. Я знаю, что ты не выглянешь в окно, но все равно продолжаю смотреть. Почему? Я не знаю. Отчаянно хватаюсь за остатки твоего присутствия. Ведь ты пока еще где-то рядом, за железной стеной вагона. Всего несколько метров, которые скоро превратятся в километры. Так что сейчас ты просто чудовищно близко.

Не хочется уходить. Не хочется отпускать тебя. Это выше моих сил: заставить себя развернуться и двинуться к зданию вокзала.

А поезду плевать. Он железный и бесчувственный; тихо вздрагивает и натужно тянет вагоны за собой, заставляя их скользить по рельсам, перебирая колесами. Никогда этому холодному железному зверю не понять сердца влюбленного мальчишки с отчаянием в глазах, глядящего вслед удаляющимся вагонам. Он-то, небось, никогда не любил.

Последний гудок растворился за линией горизонта, платформа опустела.

Надо было идти домой и готовить тему по философии. Завтра - семинар. Завтра - четверг. Завтра ровно девяносто один день до встречи с тобой.



Питер-Москва

20 06 02

Ты снова был взвинчен и расстроен. Плотно сжимал кулаки и зубы, стараясь скрыть волнение. Но кого ты пытаешься обмануть? Я же знаю тебя как облупленного. И мне больно видеть отчаяние и тоску в твоих глазах. Ты сжимаешь мою руку, и я понимаю, что ты держишься из последних сил. Знаешь, я тоже натянут внутри как струна. Но кто-то из нас должен быть сейчас сильным, верно?

Ненавижу все эти проводы. Крепко обнимаю тебя на прощание и быстро поднимаюсь в вагон.

Наверное, со стороны я кажусь бесчувственным и жестоким, но это не так. Я просто не хочу, чтобы кто-то видел мои слезы.

Ты знаешь, что я не выгляну в окно. Блюду имидж хладнокровного мачо. И я даже знаю, что ты все равно будешь стоять на перроне, глядя вслед удаляющемуся поезду. Мой мальчишка... Господи, как хочется рвануть к выходу, выскочить на перрон, обнять тебя и пить боль с твоих губ, всю, до последней капли. Послать к черту толпу людей, которая будет пялиться на этот "разврат", послать к черту весь мир, который путами "морали" впивается в кожу.

Но я только брошу сумку под сиденье и молча уставлюсь в противоположное окно, на зеленый вагон поезда, стоящего на соседнем пути.

Ты же знаешь, что это просто не мое. Я даже признаться тебе в любви не смог как следует. Просто прижал тебя, ошарашенного, к стене и поцеловал.

Смешно, да? Тебе тоже тогда было смешно. Я помню, как ты посмотрел на меня сначала растеряно, а затем, когда надежда искоркой вспыхнула в глубине твоих глаз, твой взгляд потеплел, и ты рассмеялся, заставляя меня удивленно приподнять бровь.

Отправление задерживали, за окном не было ничего интересного, суета в вагоне начинала доставать. Я посмотрел на людей, распихивающих свои баулы по всем углам, и перед глазами встала пачка сигарет, забытая на кухонном столе. Сейчас ее чертовски не хватало.

Господи, во всем этом вообще есть хоть какой-нибудь смысл?! Да, сеть стала отдушиной... нет, новым миром, целым миром для нас. Миром, где мы можем не скрываться, не прятаться, не притворяться. Миром, где мы можем кричать о своих чувствах хоть на весь белый свет и не быть побитым за то, что любишь иначе.

Да, столицы - это столицы, но как живется нашим на периферии? Что у них есть кроме сети? Если вы думаете, что мы трахаемся с любым представителем нашего "рода-племени", то глубоко ошибаетесь. Нам тоже свойственно искать "того самого", единственного и неповторимого. И как его найти в городе с населением двести тысяч человек? Где к тому же все шифруются, и любая промашка может очень дорого стоить.

Но сеть связала людей, даже не подозревая о том, что у расстояний свои правила. Ей ведь они не знакомы. В сети расстояний просто не существует. Да, она может дать многое, но всегда хочется большего: видеть любимого человека, слышать его голос, прикасаться к нему. Поэтому мы и пронзаем расстояния зелеными иглами поездов, стараясь хоть как-то залатать раны расставаний. Но это лишь временная анестезия. Бурные дни вместе, долгие месяцы порознь. Все равно много не наездишь, когда хочется видеть любимого каждый день. И ты наверстываешь все за несколько дней, понимая как бесценен каждый час. Мы как никто другой умеем ценить тепло живого общения.

Натуралам не понять, они пресыщены вниманием. Ну подумаешь, не срослось: оглянешься вокруг - кандидаты стаями вокруг ходят, выбирай любого. А нам если уходить, то часто в никуда. А в никуда уходить страшно. Потому и говорят, что у нас любви нет. А откуда ж ей взяться, когда и выбирать-то не из кого?

Да и влюбишься - не сахар. Изводишься за полтысячи километров от него, не в состоянии ни работать, ни учиться. Ждешь, изнывая, писем и звонков. И без любви плохо, и любовь - одни мучения. Что за жизнь, а?

Я улыбнулся своему отражению в стекле.

Да ладно, чего я ною-то? Я - счастливый человек. У меня есть ты. Ну и пусть только пару раз в месяц, но зато как. Многим из сидящих вокруг не понять, что такое сгорать от любви, жаждать до безумия, растворяться в любимом человеке полностью. Пить его до последней капли и принадлежать ему до последнего вздоха. Как они могут понять, как бесценно тепло твоей руки, сжатой моей рукой? Как объяснить им, какое это волшебство подушечками пальцев исследовать твою кожу, чувствовать тебя, замирая от восторга? А дрожь по всему телу при звуке твоего голоса, которым я бредил несколько месяцев? А твое ровное дыхание, ласкающее шею, от которого аж мурашки по всему телу? А улыбка, от которой хочется растаять парафиновой лужицей у твоих ног? А это ощущение весеннего безумия, когда чувствуешь себя королем Вселенной, а не жалким затюканным педиком? Вам, скажите, вам это знакомо?! Нет...усмешка... вы не знаете, что такое любить мужчину назло всем законам общества.

"Эх, что это я разошелся",--подумал я про себя и полез в сумку за книгой. Только я собрался убить пару-тройку часов за изучением формул и схем, как из учебника выскользнул небольшой листок. Я усмехнулся и добавил про себя: "Заботливо вложенный твоей рукой".

На листке было выведено аккуратным почерком: "Люблю тебя".

Я улыбнулся: "Какой же ты милый. Мой мальчишка"

Формулы я так и не выучил. Успеется еще. Я глядел в окно, на мелькающие леса, поля и реки, а попутчики смотрели на мою идиотскую улыбку и не могли понять, чему это я радуюсь. А я радовался тому, что у меня есть ты. Пусть черте где, пусть лишь пару раз в месяц, но у меня есть ты. Понимаете?

Конец