Зарываюсь в одеялах, простынях и прячу заложенный нос. После врачей, больниц и таблеток не легчает ничуть. Мне нравятся мои стихи, мне нравятся мои волосы, мне нравятся мои преждевременные выходные, но мои потери сознания, мои истерики в кабинете эндокринолога и мои кривые на кардиограмме меня не радуют совсем. Почему?
Почему вы вдвоём мне снитесь, двое мужчин в моей жизни, две мои драмы, две мои темы стихов. И потом я звоню третьему, и на третьем гудке бросаю трубку, а когда перезванивают, не беру.
Загар начинает слезать с плеч, с рук, со скул, и я рисую его пудрой и постоянно кружится голова. Я ловлю своё отражения в зеркалах, стёклах и мониторах, закрываю глаза, делаю вдох, открываю, выдох, но не легчает. И видимо всё вообще не так, как раньше.
Я цепляюсь за женские руки, вместо мужских и это не правильно, черт возьми, это не верно. Я плачу и думаю о том, за какие свои ошибки я всё-таки плачу, но на все мои вопросы нет ни одного ответа. На все мои прощай нет ни одного прости.
И где-то это закончится, с кем-то это закончится, вечерами долгими зимними, или летними ночами жаркими. Я знаю.
Я буду читать стихи вслух и плакать вслух кому-то, в чье-то крепкое плечо и падать на широкую грудь и дышать

^{Го-ря-чо.}

^{Всё это когда-то ведь было со мной, а сейчас?}

^{Господи, а сейчас то что?}