И нет слов для заглавия, заглавных слов. Я засыпаю в домашней теплоте. И воротник свитера скрывает кровоподтёки на шее.
Так нужно, не кричи. 
И через форточку ко мне заходит солнце, слепит глаза. Я откидываюсь на спинку стула и по щекам, смывая пудру, стекают слёзы. Я давно не ревела о своём, о женском. Я давно не кричала на маму, не била посуду и не посылала всех к чертям. Вот и пришло время. И на всякий случай, когда ухожу на английский, кладу в сумку всё самое необходимое, чтобы где-то провести ночь. Потому чо стена непонимания на сегодня выросла вдвое и мне не хочется возвращаться домой.
И болит в груди.
А в приближении того дня всё сильнее. И, я не приду. Не смогу придти. Найду сто отговорок для других и одну, самую важную оставлю для себя. Я не хочу. Я не в своей тарелке, она слишком плоская для меня, эта тарелка. И я размазываюсь по её дну и стекаю по краям. Стекаю и ненавижу себя каждый раз, когда наступаю на одни и те же грабли.
Не нужно это сейчас.
А что нужно-того нет. И я пичкаю себя успокоительными, лишь бы опять не приезжала скорая, лишь бы опять не петь эти песни и не набирать мамин номер обессиленными руками.
Я устала, правда наступать на этот край.

И на этой неделе я недоступна для всех,кроме нескольких номеров, читаю книги и смеюсь только в школе на алгебре, когда Женя рисует мне в тетраде электролизаторы и несёт на переменах бред.А всё остальное время сама себе же сыплю на раны соль. И держу в себе эту чертову, адскую боль.