Эти люди, приукрашивая себя, хотят тебя уверить, будто днем и ночью одушевлены страстью. Врут.
Соврет дозорный на крепостной стене, если вдруг начнет повествовать тебе о своей негасимой любви к городу. Он думает об ужине.
Соврет поэт, если будет твердить тебе день и ночь об опьянении поэзией. И у него временами болит живот, и тогда на стихи ему наплевать.
Соврет влюбленный, утверждая, что день и ночь молится на свою возлюбленную. Его отвлечет блоха, куснув его. Или обычная скука, и он зевнет.
Врет путешественник, рассказывая, что днем и ночью восхищался необыкновенными красотами. В сильную качку его тошнило.
Врет праведник, говоря, что днем и ночью созерцает Господа. И у Господа есть приливы и отливы, как у моря. Он оставляет иногда праведника, и Он тоже бывает сух, будто обнажившаяся галька.
Врут те, кто говорит, будто день и ночь оплакивают своих мертвых. Можно ли оплакивать их день и ночь, если и любить их день и ночь было невозможно? Если при жизни с ними ссорились, от них уставали, не чувствовали к ним любви? Конечно, мертвый всегда ближе живого, ибо он уже СБЫЛСЯ и нет в нем больше противоречий. Но ты не верен и своим мертвым.
ВРУТ ВСЕ, КТО НЕ ПРИЗНАЕТСЯ, ЧТО ВРЕМЕНАМИ БЫВАЮТ ОПУСТОШЕНЫ И РАВНОДУШНЫ. ВРУТ, ПОТОМУ ЧТО НЕ ВНИКЛИ В СУТЬ ВЕЩЕЙ. Слыша об их негасимом рвении, ты веришь в их преданность и начинаешь сомневаться в своей, краснеешь за собственное бесчувствие. И тогда ты меняешь голос и выражение лица, если ты в трауре и на тебя смотрят.
Но я знаю, неизменной бывает только одолевающая тебя скука. Она - свидетельство немощи твоей души, что не в силах разглядеть за дробной вещественностью - картину. Так скучает, глядя на деревянные фигурки, не знающий, что такое шахматы. Ему невдомек, сколько они таят в себе. Но если изредка - за вашу преданность кокону - тебя или дозорного, поэта, верующего, влюбленного или путешественника вознаградят озарением, не жалуйся, что не видишь постоянно того, что так вознесло тебя. Ибо озарение бывает столь пламенным, что может сжечь тебя. И праздник не может длиться все дни подряд.
Так что ты не прав, укоряя и осуждая людей за бесчувственность, осуждая, ты похож на косоглазого пророка, что день и ночь раздувает в себе священный пламень гнева. Я знаю: священнодействие, утонув в обыденности, покажется мертвой рутиной. Стремление к добродетели обернется однажды жандармскими порядками. Высокие принципы станут ширмой для недостойных игр. Но почему я должен огорчаться? Я прекрасно знаю, что человеку случается и поспать. Стану ли я жаловаться, что он так бездеятелен? Я ведь знаю: ДЕРЕВО СОВСЕМ НЕ ЦВЕТОК - ОНО НЕИСТОЩИМАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ЦВЕТЕНИЯ.