В воскресенье в квартире запахло машинным маслом. Мы всей семьей ходили и нюхали. Запах появлялся то в одной комнате, то в другой. То в коридоре, то на кухне, то в ванной. Я кричала мужу, сидя у телевизора: «Иди сюда, понюхай!». Наконец, мужу надоело бегать из одной комнаты в другую. — Давай посмотрим, что будет завтра,— сказал он.
В понедельник с утра он принялся обнюхивать холодильник. Я тоже приняла активное участие в расследовании.
—Если пахнет машинным маслом, значит, горит трансформатор,— изрек муж.
Я поверила ему. У него было высшее техническое образование. Мы опять обнюхали холодильник, вытащили банки, стоявшие в зазоре между холодильником и пеналом. Заодно муж, присев на полу, протер узкое пространство.
— Похоже, холодильник накрылся,— подвел он итоги.— Капец. Новый Либхен стоит тысяч 15. Когда мы его купили? Лет 10 уже прошло. Ну, пока можно держать продукты на балконе.
Я загрустила, размышляя, где добыть деньги на покупку, равную моей полугодовой пенсии. Муж отключил холодильник, и мы принялись размораживать морозильную камеру. Вытащили ящики с замороженными фруктами, овощами, рыбой и мясом на балкон. К счастью, на улице было морозно. Я открыла все окна и балконные двери, пытаясь избавиться от запаха. В квартире заметно похолодало. Пришлось одеться. Разморозив холодильник, мы опять его включили. Он работал исправно. Загрузили ящики.
— Слава Богу, не холодильник,— успокоил меня муж.— Нужно подождать и понаблюдать. Вернее, понюхать. Запах может идти снизу, от соседки.
У нас были основания опасаться. Пару лет назад, почувствовав в квартире запах газа, я вызвала аварийную службу. Приехали двое бравых ребят с приборчиком. Они поводили приборчиком по углам и успокоили нас: в квартире газа нет. Тут же сунули нам журнал учета: распишитесь, все ок. Но мы вцепились в газовщиков, требуя проверить квартиры соседей. Бабушка, которая жила под нами, после уговоров согласилась открыть дверь. Газовщики помахали перед ее дверью своим прибором и вновь уверили нас, что все ок.
Но когда соседка открыла дверь, на нас хлынула плотная волна газа. У нее был открыт выключатель духовки. Как соседка осталась жива,— непонятно. Видимо, ее спасло то, что на дворе стояла жара, и окна квартиры были открыты. Бравые ребята ринулись в квартиру перекрыть газ и провести с бабушкой инструктаж.
Я вышла на улицу и села на лавочку у подъезда. Состояние было пришибленное. Накануне по телевизору показывали репортаж о взрыве жилого дома из-за неполадок с газовой плитой. Перед глазами встали незабываемые картины взорванного дома, обрушенных стен, плачущих людей. Все это могло случиться и с нашим жильем. Газовщики крепко жали руку моему мужу, а я пыталась объяснить этим ребятам, что к своим обязанностям нужно относиться более ответственно. Наверное, у меня это получилось не очень убедительно.
Бабушка вообще была своеобразная. Как только где-то кто-то начинал долбить стену, соседка шла к нам с претензиями. Первое время мы объясняли, что стучат где-то в другом месте, возможно, даже в другом подъезде, а потом муж перестал открывать двери и вел переговоры через закрытую дверь. А я перестала здороваться со старушкой.
Впрочем, когда у нас опять запахло газом, муж снова отправился к соседке. Он обнаружил, что выключатель духовки не закрыт из-за того, что там скопилось много жирной грязи. Поэтому он просто почистил и помыл соседкину газовую плиту и заработал благодарность в виде кулечка с яблоками.
И вот теперь он вновь отправился в гости к соседке с целью найти источник запаха, который не был обнаружен. Тем не менее, он зачем-то притащил бабушку к нам в квартиру. Она поводила курносым носом, а зорким глазом обшарила внутренность комнат, подтвердив присутствие машинного запаха. Затем я была приглашена в ее апартаменты.
В квартире пахло старыми залежанными вещами и кухонными запахами.
Итак, версия со старушкой не подтвердилась. Надо сказать, что с соседями мне «повезло». Надо мной обитала бывшая жена нашего районного прокурора. Дама страдала хроническим алкоголизмом, а покинувший ее прокурор (ныне в отставке) продолжал содержать горемычную бывшую супругу, спонсируя ее алкоголизм. Благо средств на благородную поддержку экс-жены у прокурора хватало. Дважды я с ней судилась, дважды выигрывала (о чудо!) суд, дважды небедный прокурор выплачивал мне материальный и моральный ущерб, оплачивал судебные издержки. Мои боевые действия несколько умерили регулярные залития, но я по-прежнему страшилась повторения глобального потопа, вызванного приступом белой горячки у прокурорши.
Когда у меня спрашивали, почему я не поменяю квартиру, я отвечала, что в этой квартире еще живут тени моих родителей, и что я не знаю, на какие сюрпризы я могу напороться в новых стенах.
Причины опасаться у меня были, ибо с 1995 года моя соседка по тамбуру, владелица однокомнатной квартиры сдает свое жилье. В квартире обитал студент-фармацевт из Марокко, разводивший в квартире собак. Когда на лето Джалиль уезжал на родину, откормленные им тараканы парадным строем атаковали мою квартиру, и я спешила звонить соседке, чтобы она срочно приезжала спасать меня от нашествия.
По ночам смежную стену наших квартир Джалиль по полтора часа долбил диваном, приведя в гости очередную подругу. В такт неутомимому марокканцу подвывала собака.
Потом в соседской квартире жил диджей, работавший на дому. Телефоны мой и соседкин тогда были сблокированы, а Интернет только зарождался. Поэтому, когда диджей тайно установил у себя Интернет, мой телефон перестал функционировать, и все заказы из издательства редактор, не сумев до меня дозвониться, передавал другим художникам.
Соседка Шура, обитавшая под диджеем, падала ему в ноги, умоляя «не играть свою музыку». Но диджей был неумолим, пока владелица квартиры, вняв моим просьбам и Шуриным угрозам, не выгнала юношу из своих стен.
Потом был диспетчер по продаже фруктов из Абхазии, плотно садившийся на телефон и не отвечавший на мои просьбы дать мне позвонить по спаренному телефону. После работы на рынке компанейский кавказец приводил в квартиру своих друзей, с которыми он веселился до утра. Шура в 2 часа ночи выскочила на балкон с требованиями к веселой компании заткнуться. Ей плеснули сверху шампанским на голову со словами «Пей, сука!».
Зять Шуры в то время служил в доблестной милиции полковником. Через пару дней ранним утром мне в квартиру позвонили. Я открыла дверь тамбура. На пороге стояли добрые молодцы. Они постучали в соседнюю дверь. Там было лежбище работников торговых рядов. Всех загрузили в служебный транспорт и отвезли в отделении милиции. Что там было, — не знаю, но, вернувшись к концу дня из казенного дома, диспетчер по продаже фруктов сгреб свои пожитки и стремительно исчез. Позже оказалось, что один из его гостей был отпущен из тюрьмы с открытой формой туберкулеза.
Заплатив значительную по тем временам сумму, я получила отдельный, не спаренный телефон. Потом соседка сдала свою жилплощадь под офис социал-демократов. Дело было перед выборами. Она уверяла, что там будут только юристы и бухгалтера. Я угрюмо молчала. Мне все это порядком надоело. Теперь у меня был свой телефон, и мне плевать было на социал-демократов.
Через неделю в гости пришла Шура и рассказала, что в квартире теперь бордель. Пары совокупляются ночью посменно, раздражая Шуру страстными стонами, топотом сапог по паркету, ночной беготней и мытьем в ванной. В ночной тиши все звуки были хорошо слышны.
Я посоветовала Шуре обратиться в конкурирующую партию и подзаработать на компромате. Однако, когда на горизонте появилась соседка, я изложила ей волнующие факты, и та ринулась в офис Самого Главного Социал-Демократа.
К Шуре явился бравый усатый грузин с кулечком апельсинов. Шура попыталась изложить Демократу историю с подопечными социал-демократами, но грузин заткнул Шурины подробности множественными поцелуями и рукопожатиями. Шура сомлела под страстными поцелуями. Социал-демократ поблагодарил за своевременный сигнал и вручил Шуре апельсинки.
Социальные демократы стремительно исчезли из квартиры.
Нынче квартиру снимает тихий странный худосочный и измученный юноша Дима с черными длинными волосами, расчесанными на прямой пробор. Он высказал нам претензии, что утром его будит звук нашего открывающегося дверного замка, когда дочка в 7-30 утра спешит на работу.
Недавно мы обнаружили у наших дверей приличную лужу подсолнечного масла. Дочка высказала предположение, что Дима пытался сотворить некую порчу в отместку на звуки, мешающие ему спать. Но Дима объяснил наличие лужи просто: он ставит кулек со своим мусором нам под дверь, а потом его выносит.
Непонятно, зачем ставить свой мусор под дверь соседям. С таким же успехом можно собственный мусор положить у своей двери.
Словом, рассказывать о соседских сюрпризах можно долго. И что меня может ожидать в иной квартире — остается только гадать.
Но я несколько отвлеклась. Итак, поиски источника запаха машинного масла продолжались. Я предлагала мужу позвонить в ЖЭК, на горячую линию в коммунальную службу. Правда, не знала, к кому именно мне нужно обращаться: к сантехнику? к электрику? к специалисту по вентиляционным каналам?
Мой муж принял Соломоново решение: нужно понаблюдать. Квартиру я продолжала проветривать. Дома было холодно. Я предположила, что сосед Дима варит наркотики. Вид у него был соответственный. Теперь мы периодически выходили в тамбур и принюхивались у соседской двери. Запаха в тамбуре не было.
—Запах может просачиваться в стыки между панелями,— предположил муж.
Он ползал по полу и принюхивался к плинтусам. Я написала письмо подруге в Германию. Подруга несколько лет страдала от соседей, варивших наркотики. Полиция женщине не верила, а может быть, как у нас, была с умельцами по варке в доле.
Я спросила, могут ли наркотики пахнуть машинным маслом. Подруга написала, что варево пахнет ацетоном и формалином. Версия с Димой и наркотиками отпала.
Наступил вторник. Запах приобрел несколько иной мерзкий оттенок, который мне трудно описать словами. Вечером я легла на кровать. Запах становился нестерпимым. Какой-то ядовито-химический букет.
—Завтра я позвоню в МЧС,— сказала я мужу, просмотрев по телеку репортаж о том, как МЧСники спасали кота, залезшего на дерево. Муж опять пришел и принялся обнюхивать кровать. Потом он опустился на колени и обнюхал пол. В одном месте, у кровати линолеум пахнул особенно сильно. Я тоже опустилась на колени. Действительно, в одном месте линолеум источал сильный запах. В полуметре от этого пятна запах почти не чувствовался.
— Похоже, начал разлагаться линолеум,— подытожил муж. Он притащил белизну и протер сильно пахнущее место. Потом принес таз с водой и средство для мытья посуды. Запах стал чуть слабее.
Я легла на кровать, натянула на нос плед и начала размышлять на тему перестилки линолеума. Тема была неподъемная. Последовательно вытащить из комнат мебель, потом снять старый линолеум и постелить новый. Но есть еще шкафы-купе. А куда деться самим? И главное: где добыть на все это средства? А вдруг это не линолеум? А что-то другое. Например, ремонт у кого-нибудь из соседей. Даже в соседнем подъезде. Ведь многоквартирные панельные многоэтажки— это курятники, где все зависят друг от друга.
Мои печальные размышления прервал муж, принявший очередное Соломоново решение: нужно понаблюдать и подождать. Сам он лег спать в другой комнате. Я приоткрыла балкон, натянула одеяло на нос и заснула.
Проснулась я в 5 утра, вновь почувствовав мерзкий запах. Дверь в соседнюю комнату муж плотно закрыл. Я открыла дверь и сообщила, что запах никуда не исчез. Муж не хотел просыпаться и продолжать расследование.
Я закрыла дверь и отправилась на кухню готовить завтрак. Совесть, видимо, заставила мужа проснуться. Наверное, он хотел мне посочувствовать. Зашел на кухню и замер, втягивая ноздрями воздух.
Вдруг его внимание привлекли мои новые домашние тапки.
— Ты что, новые тапки купила?
—Да.
— А когда?
— В воскресенье.
— У кого ты их купила?
—Там лоток стоял. Какая-то тетка продавала. Я померила, мне они подошли.
Он взял в руки тапку, понюхал ее и сунул мне под нос резиновую отштампованную подошву. Мерзкий запах шел от тапок!
Я замерла, пытаясь переварить информацию. Боже мой! Хорошо, что я не успела вызвать МЧС! Я вспомнила все перепроверенные версии.
— Тапки выкинь,— приказал находчивый муж.— И теперь, если покупаешь обувь или одежду, понюхай ее. Неизвестно, кто и где все это производит.
