Савелий Елисеевич  был христианином-евангелистом. Не знаю, можно ли это течение в православии назвать сектой. Христиане – евангелисты собирались в молельном доме, читали и обсуждали Библию. Дед был у них пресвитером. Икон у христиан – евангелистов  не было, крестов они не носили, крестились в сознательном возрасте. Нам удалось увидеть обряд крещения, который проходил на реке Псёл. Люди в длинных белых рубахах заходили в воду, выполняющий роль священника окунал новокрещенного в воду и читал молитву. Вместо икон по стенам христиане – евангелисты вешали в рамочках красиво написанные цитаты из Библии. Дед, узнав, что я – художник, тут же заказал мне такую цитату. Я потом сделала эту картинку, старательно украсив надпись цветами, и выслала ее деду Саве почтой. Через год, в следующий наш приезд я увидела свою работу уже на стене в хате.

Я не очень сильна в понимании различных течений и направлений в православии, но, если бы меня спросили, знаю ли я Божьего человека, то я обязательно бы назвала деда Саву. Его мир был цельным и понятным: вот человек. Он должен жить честно: трудиться, растить детей, соблюдать Законы Божии. А там, наверху – Бог. Он все видит, и без Его воли на этой земле ничего не происходит.

Дед родился в конце 19 века. Когда началась война, Савелию Елисеевичу было за 40. Его забрали в армию, а под Харьковом он попал в плен. Пленных держали в Харьковской тюрьме на Холодной Горе (это район Харькова). Немцы были разные. Один – эсэсовец норовил обязательно ударить пленного солдата. Другой был добр к Саве, и в конце – концов, выдал ему справку, отпустив Савелия домой. Савелий Елисеевич несколько дней шел пешком из Харькова в свое село. Справка у немцев не вызывала сомнений. Наконец, оказавшись в родном доме, Сава приказал старшему сыну, которому было лет 15 -16, собрать несколько одногодок и уходить «к своим», перейдя линию фронта. Сыну удалось с друзьями ночью перейти линию фронта. Потом сын воевал, остался живым, и вернулся домой победителем.

Почувствовав в нас неискушенных в религии людей, дед тут же принялся нас просвещать Делал это он очень своеобразно. Рассказывал библейские сюжеты применительно к нам самим.

— От дывысь. Сыдыш ты, х прымеру, из Сенькою и з дытынкою. А тут ангел лытыть. И каже: «Тикайте, бо будэ лыхо. Цар Ирод звелив  усих дитэй побыти». От ви, х прымеру, взялися, позбиралися, посидалы на коня або на осла, та потикали у Егыпет.

Мы с мужем переглядывались, стараясь не смеяться. Слушали внимательно.

 До этого мне как-то не приходилось соприкасаться с верующими людьми. В Доме пионеров преподавателей даже заставляли заниматься атеистической пропагандой. Нужно было проводить с верующими родителями определенное количество бесед. Преподаватели жаловались, что переубедить религиозных родителей не удавалось. В беседах на эти темы воспитатели явно проигрывали. Меня, правда, директриса на такие задания не направляла. Использовала, как художника.

Церкви в селе не было, и многие жители, не найдя места, где можно пообщаться с Богом, подались в христиане – евангелисты. Каждое воскресенье дед Сава, надев выходной костюм, на велосипеде уезжал в Лебедин проводить с паствой беседы. Вернувшись к середине дня, переодевался, ел холодный борщ, привезенный дочками в трехлитровой банке и, не раздеваясь,  ложился на кровать, стоявшую в кухне. Отдохнув, выходил во двор, усаживался на табуретку и вновь принимался нас просвещать.

Как-то маленькая Ленка стала читать вслух «Мойдодыра»: «Бозе, бозе, сьто сьючилось? Почему же все кьюгом…» и далее по тексту.

«Цэ добрэ, що вы дытынку про Бога учите»,— сказал нам дед. Я даже не сразу поняла, про что он.

Дед часто рассуждал о судьбе евреев с точки зрения Библии. Господь, рассеяв евреев по миру, когда–нибудь обязательно соберет всех на Святой Земле. На мой вопрос: «А если кто не захочет возвращаться на Святую Землю?», ответил кратко: «Того, как козу, на веревке потянут».

 Я часто потом вспоминала эти слова, когда волны эмиграции вымывали избранный народ на Святую Землю. Да и нынче в интернете приходится читать об очередной волне эмиграции в Израиль из стран СНГ и из Франции.

Приехав в Токари на третий год, мы застали постаревшего Савелия Елисеевича. Он уже не мог ездить в райцентр на велосипеде и иногда устраивал религиозный «ликбез» в своей хате. К дому сползались принаряженные бабушки, рассаживались по лавкам, и дед начинал свои беседы. Однажды, когда односельчанки разошлись, дед вышел на крыльцо с тетрадкой. Оказалось, что в тетрадке был записан рассказ «очевидца», побывавшего на том свете. Я с интересом прочла этот наивный рассказ, не обращая внимания на грамматические ошибки. Сейчас, спустя 30 лет, я вспоминаю, что небожители в этом повествовании ходили в белых и голубых хитонах, расшитых цветочками, и ели «жирное и сладкое». Наверное, это был рай, такой, каким его представлял крестьянин, вдоволь наголодавшийся в своей жизни.

—Ну, як?— с гордостью спросил дед.

Я молча кивнула, стараясь не разрушить сказочный мираж своим недоверием. Дед бережно взял тетрадку, завернул ее в газету.

Вскоре он вручил нам Библию, чтобы читали, пока живем в его доме. В то время приобрести Библию было сложно. Книги распределяли среди верующих. Библия была отпечатана в Финляндии на тонкой крепкой глянцевой бумаге. Я пыталась ее читать в редкие часы покоя, когда Лена спала.

И все эти беседы, неожиданные выводы и наивные пересказы библейских сюжетов как-то действовали на меня. Наверное, потому, что иллюстрацией к этой безоговорочной вере  была правильная и праведная жизнь Савелия Елисеевича, как он говорил: «без хытрощив».