Прошла минута, Сеня высунулся из дедовой калитки и поманил нас. Мы зашли во двор, и Лена замолчала. Посреди просторного двора, на земле сушилась скошенная трава. Дед, улыбаясь, смотрел на крошечную замученную Ленку.

— Оцэ ваша дытынка? Ну, заходьте, дывыться. Оцэ хата, а оцэ – хатына.

Хата – это парадная большая комната с самодельными лавками- скамьями, крашенными половой краской. У стены никелированная кровать с горой подушек и кружевным подзором, посреди комнаты – большой стол, накрытый скатертью, на полу самодельные дорожки, сшитые из тряпичных полосок. Беленые неровные стены, на них фотографии родных в простых рамочках. Икон не было, но зато на стене в рамках висели какие-то цитаты, написанные вычурным шрифтом и оформленные нарисованными «красивостями» - цветочками и загогулинами.

Хатына – маленькая комната, половину которой занимала печь – лежанка. У устья печи стоял маленький столик, обитый голубой потертой клеенкой. В комнате стояло кресло-кровать и пара стульев. На стенах опять-таки семейный фото альбом в деревянных рамках. Хатына мне сразу понравилась. Ничего бьющегося, для Лены –кресло –кровать, а мы с мужем устроимся на печке. В ногах, при печке, под потолком был прикреплен крюк. Дед пояснил, что крюк для люльки. Ночью, когдя дитя орет, можно ногой люльку покачать.

— А где Ваша хозяйка? — спросил муж.

— Помэрла.— ответил дед. Он указал на фотографию пожилой суровой женщины в платке, с глубоко посаженными глазами. За край рамки была засунута записка с каракулями.

— Цэ вона перед смэртю казала.—Дед указал на записку и вслух, с выражением прочитал: «Скоро, скоро там буду, дэ святый Господь мэнэ зустринэ».— А знаетэ, скилькы мэни рокив?

Я пожала плечами: «Шестьдесят?»

— 83!— гордо сказал дед. Мне было тогда под 30, и для меня, что 60, что 83, казалось, все едино.

— Ость так и жыву одын.— сказал дед.

Мы узнали, что зовут деда Савелий Елисеевич, что у него есть два сына и две дочки. Один сын – военный, полковник. Живет в Москве. Второй сын – начальник вокзала в каком-то южном городе. Дочки живут в соседнем селе. Они присматривали за отцом, ухаживали за огородом, приносили деду Саве банки с борщом, пироги. У каждого из детей свои семьи. Все было хорошо у этого старика. Наверное, сам Бог привел нас к деду Саве. Мы поселились в хатыне, а потом еще три года приезжали на отдых в Токари.

 Дом Савелия Елисеевича был устроен очень рационально. По периметру большого двора слева от ворот располагался дом, просторная кухня. К кухне примыкал курятник. Справа в ряд стояли сараи. Дед рассказал нам, что, когда в доме жила вся семья, они держали корову и коня. Дед работал в колхозе плотником. Он мастерил возы. Вся мебель в доме, да и сам дом были сработаны дедовыми руками.  Дом и сараи были крыты красной черепицей. Из такой же черепицы был выложен желоб, который вел от водопроводного крана у калитки к небольшому палисаднику с ягодными кустами. Кусты были посажены за домом. Прямо, напротив калитки, располагался небольшой домик- мастерская, в которой по стенам аккуратно располагались инструменты, а у оконца стоял самодельный верстак с маленькими тисочками. Дед с гордостью рассказал, что тиски купила ему молодая жена на ярмарке. Он познакомился с Параской на религиозных посиделках в 20-е годы. Женщина рано овдовела, и Сава взял ее с маленьким ребенком. Ребенок вскорости умер, а Параска рожала потом 7 раз. В живых осталось четверо детей.

Рядом с мастерской располагалась калиточка, ведущая в огород и на пасеку. У деда Савы было несколько ульев, и он периодически качал мед. В это время мы старались не высовываться во двор. Сердитые пчелы могли ужалить, что однажды и случилось со мной. Шея распухла, и я в испуге побежала к местной фельдшерице. Компрессы из уксуса с водой несколько помогли.

За калиточкой высилась будка с туалетом.

 В сарае в клетке водились кролики, для которых дед заготавливал сено. По утрам он кормил кролей, а Лена ходила за ним следом, зажав в маленькой ладошке пучок травы. Дед похваливал: «Молодэць, Лена! Помичныця!» И маленькая Ленка, гордая, что ее похвалили, сновала с пучком травы от сеновала к клеткам.

 По двору бегали неприхотливые куры, капая пометом. Позже муж обнаружил на кухне, под столом забытую банку с вермишелью, которую принесли деду дочки. Вермишель покрылась серым мохнатым слоем плесени. Мы пошли советоваться с дедом, как быть? Дед Сава легкомысленно махнул рукой, и вывалил серую мохнатую вермишель на землю. Куры тут же налетели и склевали это заплесневелое добро.

Поселившись в хатыне, я принялась гонять мух. Их было великое множество, они бились о стекло, я колотила по стеклу свернутой в трубочку газетой, а Ленка весело смеялась, наблюдая за моим сражением. Повесили на дверь кусок марли, муж принес чемоданы  с прежнего места. Сказал, что старики, узнав, где мы обосновались, отозвались о Савелии Елисеевиче очень тепло. Дед тут же повел нас к соседям, через дорогу. Они держали корову, и мы договорились о том, что будем покупать молоко. Хозяйка тут же вручила нам полную банку. Словом, жизнь налаживалась.

Сеня побежал с кастрюльками и мисками в пансионат за обедом.  В этот день мы напоили Лену настоящим молоком. Дед показал нам, где у него стоит посуда. Посудой он, кажется, не пользовался. Поэтому мой дотошный аккуратный муж принялся отмывать ее под краном во дворе.

Немного успокоившись, мы уселись во дворе на крепкие самодельные табуретки, выкрашенные все той же половой краской. Для Лены дед принес маленький, добротно сработанный стульчик. Из сарая достал складной стол со столешницей, обитой пластмассой. Мы разговорились.