Начало 90-х. В Харькове появились первые частные издательства, а у меня появилась интересная работа. Издательство, с которым я сотрудничала, находилось в подвале большого дома, занимавшего целый квартал недалеко от Госпрома. Построен дом был в конце 20-х, начале 30-х годов. В больших квартирах селились важные специалисты. Сколько их, наверное, сгинуло в годы репрессий, освободив жилплощадь для новой плеяды новых спецов…
Как-то, забежав в издательство, я столкнулась с литературным редактором, милейшим Виктором Евгеньевичем. Он познакомил меня с мужчиной лет 50- поэтом-любителем. Я толком не разобралась в цели знакомства. Восприняла это как новый заказ.
Мужчина был интеллигентен, учтив и сладкоголос. Он проживал в этом же доме, где-то на верхнем этаже. За давностью лет я забыла его имя и отчество. Назову поэта Михаилом Ивановичем.
Он пригласил меня в квартиру, по которой с подозрительными лицами сновали жена и дочки. Я была представлена семейству. МИ вручил мне картонную папочку с тесемочками, в которой лежали машинописные листики со стихами. На папочке значилось: «Азбука любви».
—Попробуйте, сделайте иллюстрации к этому циклу,— ласково порекомендовал МИ. Затем он поведал, что является руководителем организации, разрабатывающей какие-то очистные технологии, и показал эмблему своей конторы. Я тут-же ввязалась в творческий процесс, принялась объяснять, почему эмблема не соответствует очистной идее. Взялась рисовать какие-то эскизы новой эмблемы.
МИ рассказал мне о своем революционном проекте: проложить запасные коммуникации. Если где-то лопается труба, потоки пускаются по запасным путям, а порванные трубы ремонтируются.
Словом, я сидела и все это слушала. А нужно было бы вновь зайти к Виктору Евгеньевичу и просто задать вопрос: «Это заказ?» Но я вела себя как совершенно непрактичный человек. Выражаясь по-простому, как дура.
Я пришла домой, развязала тесемочки и принялась читать стихи специалиста по очистке. Качество стихов я не рассматривала. Это не моя забота. Сидела, читала. Вечная тема. Я ее любил, люблю. Она вся такая воздушная, к поцелуям зовущая.
Что изобразить? Стала рисовать две обнаженные фигуры: мужскую и женскую. Линейный перовой рисунок. Фигуры вписывались в буквицы. Постаралась сделать наброски скромно и со вкусом. Никаких физиологических подробностей и минимум позиций.
Вскоре МИ позвонил и спросил о результатах. Тащится в издательство было далеко. Два раза в неделю я водила дочку в бассейн. Сидела с вещами и кормом в вестибюле среди других родителей. В это время я активно занималась карикатурами. Нужно было придумывать темы. Поэтому время ожидания я использовала с пользой: читала газеты, выискивая фразы, мысли, какие-то зацепки. Мне легче было отталкиваться от слова в поисках тематики.
Я договорилась с МИ о встрече в вестибюле бассейна. Он примчался с новой папочкой. Я показала ему наброски, о которых автор стихов толком ничего не сказал.
МИ жаждал почитать мне свои стихи.
Вот уж чего не люблю! Поэты в больших дозах непереносимы.
Когда-то у нас была соседка, которая пыталась грузить меня с сестрой стихами везде и всюду: дома, на вечеринках, в очереди за колбасой, в трамвае и на прогулках с колясками. Прервать этот поток было невозможно.
—Нет, нет, не надо!— запротестовала я.— На слух стихи не воспринимаю. Лучше почитаю в одиночестве.
МИ согласился и перешел на прозу. Это были воспоминания о некоей прежней любви. Видно было, что тема очень волнующая для поэта. Я терпеливо выслушала мужчину. Наверное, он переживал критический возраст. Тот самый, о котором говорят « Седина в бороду- бес в ребро».
Нужен был собеседник, жилетка, в которую можно поплакаться. Может быть, он надеялся, что я получаю эстетически-эротическое наслаждение от его поэзии? Я теперь поняла, почему так напряжена была жена МИ, когда он притащил меня к себе в квартиру. Наверное, поэт был тот еще ходок.
Дома я опять взялась читать стихи. Но теперь я обратила внимание еще на одну особенность стихов: они описывали ощущение мужчины. Женщина его интересовала, как объект, вызывающий эти ощущения. Что думает сама женщина, чем она дышит и чего хочет,- оставалось за скобками.
Нарцисс!
Мы встретились с МИ еще пару раз. Он опять рассматривал перовые наброски кувыркающихся пар, но ничего конкретно о работах не говорил. Ему нужен был повод, нужен слушатель, нужно было выговориться, и он вновь и вновь рассказывал мне о своих увлечениях.
Вскоре я опять зашла в издательство и принялась расспрашивать Виктора Евгеньевича об этой работе. Что это? Заказ? Или мне морочат голову?
Виктор Евгеньевич пожимал плечами. Вроде бы, поэт хочет издать книгу за свой счет. Но пока еще окончательно не определился.
Вскоре у меня появилась новая большая работа, и мне некогда стало заниматься «Азбукой любви»: заказом-не заказом, играть роль жилетки для любовных откровений.
Я вспомнила этот случай из своей жизни, читая рассказ известного украинского шоумена о рождении у него ребенка.
Мужчина подробно описывал, как он безумствовал от радости, рвался в роддом, как пил с друзьями, как лез в окно. Ни слова было о том, через какие муки прошла женщина, что она чувствовала, хоть какое-то слово о сострадании, о любви к жене и к ребенку. Да и после рождения малыша, наверное, повседневный уход и хлопоты легли на плечи женщины. У шоумена жизнь должна быть яркой и интересной. Ему не до серых будней и житейской рутины.