Прошло три дня. Три дня тишины, покоя, боли. Три дня продолжительных, непроизвольно возникающих истерик, нелепых и ненужных слов, глупых мыслей и всепоглощающего отчаяния. Три дня она оплакивала собственную иллюзию, себя и отчасти такого надёжного спутника в её чувствах, как эгоизм. За три дня он ощутимо покачнулся, опоры пали, любовь к себе рухнула и разлетелась на сотни крупных и мелких осколков. Она загнала свой эгоизм в угол, заставив его ютиться в мелких осколках. Теперь в её душе места было предостаточно, чтобы заполнить его новыми чувствами… Но новых чувств не было, она не могла заставить себя взглянуть на мир иначе. Внутри поселилась пустота. Пустота оттого, что ушло то, ради чего стоило жить.
На четвёртый день Нелли очнулась от похорон прошлой жизни, и опомнилась… Она же, чёрт возьми, она же потеряла ЕГО! Лёгкий скрежет металла, бритва раскрылась… один точный взмах тончайшего лезвия по часто бьющемуся сердцу, и пришла иная боль. Обжигающая, резкая, пронзающая насквозь каждую клеточку тела боль потери. Его больше нет в живых, больше некого будет донимать по утрам расспросами о том, что приготовить на завтрак. Больше нет того, с кем можно бесконечно спорить о жизни, и в ответ не прозвучит ни слова возражения. Больше нет того, чьё равнодушие она так пыталась побороть. Больше нет того, которого так хотелось обнять, прижать к себе и с которым так хотелось раствориться друг в друге. Просто больше ничего нет, но страшное в другом. Она поняла, что ничего больше и не будет. Он мёртв, просто мёртв… просто где-то на лондонском кладбище находится невзрачная, безымянная могилка, где покоится его тело. От осознания этого её сердце сжималось до размера обручального кольца, чем причиняло такую боль, какой ранее она не знала. После похорон мужа с её ресниц срывались лишь слёзы сожаления к себе одинокой и несчастной, а теперь… Теперь она оплакивает не себя, не своё прошлое и даже не свою боль. Теперь она оплакивает его, кого любила и кого продолжает любить.
Ненависть… Нэл, куда же ушла ненависть к тому, кто даже не поднял на тебя руку, кто даже не обидел тебя, не предал и не изменил? Куда же делась треклятая ненависть к тому, кто хладнокровно обрёк тебя на страшные объятия мучительной смерти в пылу огня? А, может, она никуда и не уходила? Может, она всё ещё живёт в твоей душе наравне с любовью. Может, ты плачешь, не от боли, а оттого, что борьба этих противоположных чувств к одному уже мёртвому человеку достигла такого накала, что твоё сердце не может с ними справиться? Ты сама не знаешь, верно? Не отвечай… эти вопросы уже ничего не значат. С его уходом они просто потеряли всякий смысл для твоего сознания, но не для твоего сердца.
Юная нахалка, известная под прозвищем «Шанс», не появлялась все три дня, и надо отдать ей должное, она поступала мудро. Миссис Ловетт едва ли могла полноценно беседовать с молоденькой ведьмой, которая даже не раскаивалась в том, что вместе с подаренной жизнью принесла ещё и осознание ненужности этой самой жизни. Но молоденькая ведьма была человеком, странным, малопонятным, но человеком. И через четыре дня похорон себя и его, Нелли захотелось просто общества, просто собеседника, просто живое существо рядом. А в таком состоянии будешь рад даже самому Дьяволу, что уж говорить о молодой девушке с кучей тараканов в симпатичной головке?
И опять-таки надо отдать должное мудрости юной нахалки, так как она с довольной улыбкой явилась ночью с четвёртого на пятый день. Чутьё? Ну, звериное чутьё её подопечной тихонько прокрадывалось в сознание и юной мисс. Таким образом, почуяв необходимость в своей персоне, «Шанс» как никогда счастливая явилась продолжать мучить совершенно разбитую миссис.
- Ну, что надумали, мэм? – Появилась из-за дерева девушка с привычным насмешливым взглядом и такой же интонацией.
Миссис Ловетт оглянулась. Сил язвить или обижаться на подобное поведение «Шанса» уже не было, и она только улыбнулась, совсем несмело, грустно.
- И тебе доброй ночи, детка.
- Ой, надо же! Вы сменили интонацию! Боже, я счастлива! – То ли она не понимала, что миссис явно не до споров и ехидных замечаний, то ли решила добить Нелли в моральном плане окончательно.
- Как у тебя дела? – Миссис Ловетт проигнорировала все возгласы напускного удивления.
- Что, простите? – Девушка округлила глаза. – Как у меня дела? Мэм, миссис Ловетт, Вы как себя чувствуете?
- Как загнанная лошадь с пеной у рта, которую забыли пристрелить. А в остальном я безумно счастлива. – Сказала миссис очень тихо и опустила глаза.
- Если бы Вы сейчас не съехидничали, я бы Вас не узнала вовсе. – Девушка расстелила одеяло, которое притащила с собой, и уселась напротив миссис, что восседала на холодном камне. – Что-то по ночам у Вас тут особенно холодно. Слезайте с камня, детей не будет.
Миссис Ловетт, кажется, утеряла даже силы реагировать на жестокие и неуместные шутки. Она молча встала, подошла к девушке и опустилась рядом. Взгляд по-прежнему был каким-то потерянным, со слабым огоньком угасающей жизни… она умирала… Без надежды умирает всё. Девушка внимательно посмотрела в глаза миссис, которая глядела прямо перед собой и чему-то глупо улыбалась.
- Только этого мне не хватало! Мэм, Нелли, чёрт бы Вас побрал, не нужен мне второй мистер Тодд! – С укором в голосе проговорила «Шанс» и слегка толкнула в плечо миссис Ловетт.
- … мистер Тодд. – Одними губами произнесла она, и на глаза навернулись слёзы. – Я потеряла его. Он умер. Больше его нет… он ушёл от меня… Он оставил меня одну, тащить эту жизнь в аду с полоумной девчонкой, которая только и делает, что развлекается, причиняя боль…
«Шанс» замерла на месте, затаив дыхание и внимательно слушая каждое слово… как оно произнесено, где голос сорвался, где дрогнул.
- А я помню его глаза… его руки… его запах. Мне кажется, я сейчас его слышу. Он всюду, в каждом дюйме этого воздуха. Так пахнет только он.
- Так пахнет дешёвая парфюмерия на Вишняках. – Съехидничала девица, вспомнив о недавно приобретённой туалетной воде.
- Здесь холодно без него… - Снова отрешённо сказала миссис Ловетт, пропустив мимо ушей все замечания.
- Холодно здесь, потому что холодно… Всё дело в этой тавтологии, мэм. Не вечно же в смерти должно быть ощутимо тепло, даже горячо, как в Вашем случае. Сейчас мы немного разбавим холод ночи. – Девица беззаботно достала коробок спичек, вынула одну и преспокойно чиркнула. Неуверенный жёлтый огонёк дрожал, быстро пожирая тонкую полоску дерева.
- Чёрт, я как всегда забыла! – Девушка, достала из-за спины лист бумаги и подожгла, огонь яростно накинулся на новую жертву.
- Убери… - Миссис Ловетт вскинула глаза на пламя. – Убери! Не нужно! Убери!
Как умалишённая, повторяла она вновь и вновь, повышая голос до крика. Тело начало трясти, глаза совсем ошалели, ногти вцепились в руку девушки.
- Да Вы совсем с ума сошли! – Выпалила девица и уронила лист бумаги на слой пепла. Огонь, задыхаясь, потух. – Какого чёрта Вы творите?
- Больно! Это больно! – Повторяла миссис Ловетт, глядя на потухшую бумагу. – Ты знаешь, что такое боль? Ты знаешь, что такое смерть? Что ты знаешь? Ты только и умеешь смеяться, ты ничем не лучше меня. Я пачкала руки кровью, а ты причиняешь боль. И кто из нас ведьма? Ты! Это ты его у меня отняла! Ты отняла у меня жизнь!
Девушка опешила, даже перестала обращать внимание на боль в руке от впивающихся в кожу ногтей миссис. Безумие потерявшей всё в этой жизни женщины, наконец, сделало своё дело. В душе у жестокой девицы проснулось сострадание.
- Нелли… Вот же… мэм, не нужно. – «Шанс» обняла миссис Ловетт и погладила по голове. – Простите. Простите, не плачьте, пожалуйста, не надо. Вы же сильная.
Девушка несла всякую чушь, которая могла по её мнению успокоить миссис. Всякая чушь, правда, по мере произнесения имела всё больший эффект на всхлипывания Нелли. И одинокая женщина прижалась к своему мучителю, как к последнему существу на этой планете. Прижалась, вцепившись руками в плечи девушки и не отпуская.
- Будьте Вы прокляты, миссис Ловетт. В конце концов, я действительно не сущий чёрт. Как же Вы умеете добиваться простой человеческой симпатии. – Вздохнула девушка и обняла крепче бедную женщину.
- Зачем ты дала мне жизнь? – Тихо произнесла Нелли.
- Не заставляйте повторять последние слова. Дала, потому что… потому что дала. – Отрезала «Шанс».
Они сидели, обнявшись, прижавшись друг к другу, посреди пустыни и ночного холода… Сидели, ожидая первого рассвета в этом мёртвом пространстве, ожидая как первый луч солнца коснётся здешней покойной земли. Первый солнечный день для них обеих, первые искренние слова, первая надежда. Долгий путь, у них впереди ещё долгий путь, но теперь они обе его видели.